Воскрешение лиственницы (рассказы) - Варлам Шаламов

"Синей блузе" не было места. И как-то стало ясно, что все это - блеф, мираж. Что у искусства есть свои надежные пути.

Но это было в конце, а вначале был сплошной триумф. На сцену выходили одетые в синие блузы актеры - парадом-ангрэ начинали спектакль. Эти парады-антрэ были одинаковыми - как спортивный марш перед футбольными радиопередачами:

Мы - синеблузники,

Мы - профсоюзники.

Мы не баяны-соловьи.

Мы только гайки

Великой спайки

Одной трудящейся семьи.

Лефовец С. М. Третьяков был мастером на эти "гайки и спайки". Редактор "Синей блузы" тоже написал несколько ораторий, скетчей, сценок.

После парада разыгрывали несколько сценок. Актеры без грима, в "прозодежде", как после скажут - "без костюмов" - только аппликации символы. Парад заканчивался "концовкой":

Все, что умели,

Мы вам пропели,

Мы вам пропели все, что могли.

И безусловно, достигли цели,

Если мы пользу вам принесли.

Этот куцый мир газетных передовиц, пересказанный на театральном жаргоне, имел успех необыкновенный. Новое искусство пролетариата.

"Синяя блуза" поехала в Германию. Два коллектива во главе с самим Южаниным. В двадцать четвертом, кажется, году. В рабочие клубы Веймарской республики. Здесь Южанин встретился с Брехтом и ошеломил Брехта новизной своих идей. Ошеломил - это собственное выражение Южанина. Южанин встречался с Брехтом так часто, как можно было в те времена, полные подозрений, взаимной слежки.

Первая поездка "ударников"-рабочих за границу, кругосветное путешествие, относится к 1933 году. Там на каждого ударника был один политкомиссар.

С Южаниным политкомиссаров ездило тоже немало. Андреева Мария Федоровна устраивала эти поездки.

После Германии "Синяя блуза" двинулась в Швейцарию и, изнемогая от триумфа, вернулась на родину.

Через год Южанин повез в Германию еще два сине-блузных коллектива тех, которые не участвовали в первой поездке.

Триумф тот же. Снова встречи с Брехтом. Возвращение в Москву. Коллективы готовятся к поездке в Америку, в Японию.

У Южанина было одно качество, мешавшее ему как вождю движения, - он был плохой оратор. Не умел подготовить выступление, сразить противников в дискуссии, в докладе. А тогда такие дискуссии были в большой моде совещание за совещанием, диспут за диспутом. Южанин был человек очень скромный, даже пугливый. И в то же время никак не хотел сыграть вторую роль, отойти в тень, в сторону.

Закулисная борьба требует много выдумки, много энергии. Этих качеств у Южанина не было. Южанин был поэтом, а не политиком. Поэт-догматик, поэт-фанатик своего синеблузного дела.

Грязный оборванец стоял передо мной. Босые грязные ноги никак не могли найти места - Борис Южанин переступал ногами.

- Блатные? - спросил я, кивая на его голые плечи.

- Да, блатные. Мне так еще лучше, легче. Загорел в дороге.

В высших сферах уже готовились распоряжения и приказы о синеблузниках - сократить им средства, снять с дотации. Уже и на театр "Ша-нуар" объявились претенденты. Теоретическая часть синеблузных манифестов становилась все бледнее и бледнее.

Южанин не привел, не сумел привести свой театр к мировой революции. Да и сама эта перспектива к середине двадцатых годов потускнела.

Любовь к синеблузным идеям! Этого оказалось мало. Любовь - это ответственность, это споры на секции Моссовета, это докладные записки,буря в стакане воды, беседы с теряющими заработок актерами. Принципиальный вопрос - так кто же "Синяя блуза" - профессионалы или самодеятельность?

Идеолог и руководитель "Синей блузы" разрубил все эти вопросы одним ударом меча.

Борис Южанин бежал за границу.

Ребенок, он бежал неудачно. Все свои деньги он вручил какому-то матросу в Батуме, а матрос отвел его в ОГПУ. В тюрьме Южанин сидел долго.

Московское следствие дало герою новой театральной формы литер "П. Ш.". Подозрение в шпионаже и срок три года концентрационных лагерей.

"То, что я увидел за границей, - было так не похоже на то, что писали в наших газетах. Мне не захотелось быть больше устной газетой. Мне захотелось настоящей жизни".

Я подружился с Южаниным. Я смог оказать ему ряд небольших услуг вроде белья или бани, но скоро его вызвали в управление, в Вижаиху, где был центр УСЛОНА,- работать по специальности.

Идеолог и создатель синеблузного движения стал руководителем "Синей блузы" в Вишерских концентрационных лагерях, арестантской живой газетой. Эффектный конец!

Для этой лагерной "Синей блузы" и я написал в сотрудничестве с Борисом Южаниным несколько скетчей, ораторий, куплетов.

Южанин стал редактором журнала "Новая Вишера". В Ленинской библиотеке можно найти экземпляры этого журнала.

Имя Южанина сохранено для потомства. Великое дело Гуттенберга, даже если типографский станок заменен стеклографом.

Один из принципов "Синей блузы" - использование любого текста, любого сюжета.

Если полезно - и слова и музыка могут быть любых авторов. Здесь нет литературных краж. Здесь плагиат - принципиальный.

В тридцать первом году Южанина увезли в Москву. Пересмотр дела? Кто знает?

Ряд лет Южанин жил в Александрове - стало быть, дело не очень пересмотрели.

В пятьдесят седьмом году я случайно узнал, что Южанин жив - Москва двадцатых годов не могла его не знать и не помнить.

Я написал ему письмо, предложил рассказать о "Синей блузе" москвичам конца пятидеся-тых годов. Это предложение вызвало резкий протест главного редактора журнала - тот о "Синей блузе" и слыхом не слыхал. Я не имел возможности подтвердить собственное же предложение и выругал себя за торопливость. А потом я заболел, и южанинское письмо пятьдесят седьмого года так и лежит у меня в столе.

(1967)

ВИЗИТ МИСТЕРА ПОППА

Мистер Попп был вице-директором американской фирмы "Нитрожен", которая ставила газгольдеры на первой очереди Березникхимстроя.

Заказ был крупным, работа шла хорошо, и вице-директор счел необходимым лично присутствовать при сдаче работ.

На Березниках строили разные фирмы. "Капиталистический интернационал", как говорил М. Грановский, начальник строительства. Немцы - котлы "Ганомага". Паровые машины английской фирмы "Браун-Бовери", котлы "Бабкок-Вилькокса", американские газгольдеры.

Хромало у немцев - потом это все было объявлено вредительством. Хромало у англичан на электроцентрали. Потом это тоже было объявлено вредительством.

Я работал тогда на электроцентрали, на ТЭЦ, и хорошо помню приезд главного инженера фирмы "Бабкок-Вилькокс" мистера Холмса. Это был очень молодой человек, лет тридцати. На вокзале Холмса встретил начальник Химстроя Грановский, но Холмс в гостиницу не поехал, а поехал прямо к котлам, на монтаж. Один из английских монтеров снял пальто с Холмса, надел на инженера спецовку, и Холмс провел три часа в котле, слушая объяснения монтера. Вечером было совещание. Из всех инженеров мистер Холмс был самым молодым. На все доклады, на все замечания мистер Холмс отвечал одним коротким словом, которое переводчик переводил так: "Мистера Холмса это не беспокоит". Однако Холмс провел на комбинате две недели, котел пошел, процентов на восемьдесят проектной мощности,- Грановский подписал акт, и мистер Холмс вылетел в Лондон.

Через несколько месяцев мощность котла пала, и на консультацию был вызван свой специалист Леонид Константинович Рамзин. Герой сенсационного процесса Рамзин, как и следовало по условию, не был еще освобожден, не награжден орденом Ленина, не получил еще Сталинской премии. Все это было в дальнейшем, и Рамзин об этом знал и держался на электростанции весьма независимо. Приехал он не один, а со спутником весьма выразительного вида, и с ним же уехал. В котел, как мистер Холмс, Рамзин не лазил, а сидел в кабинете технического директора станции Капеллера, тоже ссыльного, осужденного по вредительству на шахтах в Кизеле.

Номинальным директором ТЭЦ был некто Рачев, бывший красный директор, малый неплохой и не занимавшийся вопросами, в которых он ничего не понимал. Я работал в Бюро экономики труда на ТЭЦ и много лет потом возил с собой заявление кочегаров на имя Рачева. В этом заявлении, где кочегары жаловались на многочисленные свои нужды, была характерней-шая, простодушнейшая рачевская резолюция: "Зав. БЭТ. Прошу разобраться и по возможности отказать".

Рамзин дал несколько практических советов, но весьма невысоко оценил работу мистера Холмса.

Мистер Холмс появлялся на электростанции в сопровождении - не Грановского, начальника строительства,- а его заместителя, главного инженера Чистякова. Нет ничего в жизни более догматического, чем дипломатический этикет, где форма и есть содержание. Это - догма, отравляющая жизнь, заставляет деловых людей тратить время на разработку правил взаимной вежливости, местничества, старшинства, которое исторически - не смешно, а в сущности своей - бессмертно. Так вот Грановский, хотя свободного времени у него было сколько угодно, не считал для себя вправе сопровождать по строительству главного инженера фирмы. Вот если бы сам хозяин приехал.