Лидия. Головная боль академии (СИ) - Лавру Натали

Так-с, ищем дальше...

Оп-ля! «Экстра-чайлд фри»! Дорогая и сердитая штуковина. Реально он! Этот красный витой жгутик, привязанный к ножке кровати, я узнаю из тысячи (предварительно порылась в Катаринином справочнике артефактов из раздела «Контрацептивы»).

Как они детей не хотят, однако...

Поискала ещё – больше, вроде бы, нет.

Трогать ничего не стала. Ломать прикроватные штучки сейчас опасно. Во-первых, пока не готово зелье. Во-вторых, надо проследить, насколько часто папуля (сомневаюсь, что этим занимается мама) проверяет исправность артефактов.

Тем временем в ванной папа намыливал маму, а она возмущалась, что он слишком долго её возбуждает, и она, скорей, уснёт, чем кончит.

В общем, мама договорилась, и уже через минуту, политая душиком, вскрикивала от охрененно частых влажных шлепков.

Я не удержалась и на секунду приоткрыла дверцу...

О! А тыл у папы ничего такой. Да и телом он владеет виртуозно, и своим, и маминым.

Мне, конечно, нравятся мужики покрупнее, помясистее, но... как он двигается, однако! М-м-м...

Всё, не смотрю! И вообще, моя цель – определить, какими контрацептивами пользуются родители. Так что не подглядываю.

«Бульк!» – похоже, это мама, сотрясаясь от сладких судорог и шумно глотая воздух, упала в воду.

– Куда? – коварно поинтересовался папа и, судя по всплеску, вытащил её обратно из воды.

Мама что-то лепетала и казалась изрядно пьяной. То ли от вина, то ли от испытанного только что оргазма. Вообще весь её характер утратил привычную строгость, уступив место юношеской бесшабашности.

Да-а-а... Я-то думала, у них скучный трах в миссионерской позе, а оказалось... есть ещё порох в пороховницах.

Хорошо быть магом: живёшь и не стареешь.

Под мамины бесстыжие крики я стояла под дверью ванной комнаты с ехидной улыбочкой и слушала, так сказать, просвещалась. На самом деле я ждала, когда уже прозвучит нужное мне заклинание, но так и не дождалась.

А потом жаркие любовники, укутанные в махровые халаты, переместились в спальню. Папа заколол свои длинные, до бёдер, волосы двумя острыми палочками на восточный манер, чтобы не мешали. Затем подозрительно посмотрел туда, откуда они с мамой только что вышли.

– Странно... Точно помню, что плотно закрывал дверь в ванную... – отвлёкся от любовной игры папа. – Кажется, здесь кто-то был.

«Да твою ж...» – напряглась я и отошла поближе к потайной дверце, которая находилась справа от изголовья кровати с балдахином. Высокий столбик с прикреплёнными к нему шёлковыми занавесочками закрывал мне теперь поле видимости, зато я готова была сбежать прямо сейчас.

Если меня обнаружат, я... даже боюсь представить, что со мной будет.

Но тут я услышала мамино:

– Лисс, если ты сейчас же не трахнешь меня, я пойду насиловать всех подряд! – и сказано это было с таким чувством, что папа натурально зарычал и набросился на неё.

Как бы любопытно мне не было, я осталась стоять за кроватным столбиком, разглядывая выразительные тени на полу и вслушиваясь в звуки.

Стою. Знаю, что поступаю нехорошо. Личная жизнь, она на то и личная. Но ничего не могу с собой поделать. Чувствую себя при этом маленькой девочкой, но... Понимаю, что хочу так же. Чтобы меня любили в разных местах и позах, а я многократно кончала и чувствовала себя, как в раю.

Мама, вконец одурманенная и с трудом осознающая реальность, вытащила палочки из папиной причёски и выбросила их на пол.

– Эй! – возмутился он.

– Ты же любишь, когда я распускаю волосы... – томно и запредельно сексуально произнесла мама. – Вот и я твои... в отместку.

Уж не знаю, в отместку или нет, но мама, судя по папулиным ругательствам, придавила ему густые локоны, а затем и вовсе запуталась в его шевелюре.

Папе пришлось остановить внутренний массаж мамы и, шипя и айкая, освобождать волосы из плена.

Я стояла сбоку от родительского ложа и беззвучно хохотала, закрыв себе рот рукой.

Вдруг папа спрыгнул с кровати, поднял с пола палочки и, остановившись в полуметре от меня, махнул рукой, пытаясь схватить невидимую меня.

Я едва успела присесть, чтобы он меня не задел. Перестала дышать, затаилась.

Папа гневно сжал губы, посмотрел будто бы на меня, затем, на ходу закручивая волосы, запрыгнул обратно в постель.

Фух!

Не заметил ведь? Нет? Если бы заметил, прикрыл бы пах или вдарил каким-нибудь заклинанием.

Но папа просто вернулся к маме, к тому, на чём закончил, а именно к миссионерской позе. Любовные игры продолжились с той же энергичностью.

Под крики, охи-вздохи и прочие сопутствующие звуки я нырнула в потайную дверцу и была такова.

Да, интересные у меня каникулы, однако.

Итак, что мы имеем? Два противозачаточных артефакта... И всё! Никаких заклинаний я не слышала. Конечно, надо будет ещё раз понаблюдать за их любовными утехами, но зелье начну варить на основе полученных данных, не вплетая в него никаких дополнительных магических матриц.

Мелким – быть!

***

Утром невыспавшаяся я, позёвывая, выползла на плац, надеясь, что папуля проспит тренировку.

Увы! Бодрый и явно довольный жизнью родитель явился, чтобы с особым усердием навалять мне и в конце, с высоты своего роста глядя на меня, уложенную на обе лопатки, поинтересоваться:

– Ну как, понравилось?

Э-э... Это ведь он явно не про тренировку, да?

Перед глазами промелькнули картинки вчерашних жарких сцен.

Так! Не думать об этом! Кыш-кыш, мысли! Меня там не было!

И я на голубом глазу, без тени смущения, ответила папуле:

– Улёт!

Глава 21. Хочется, но щекочется

Лидия

В самую короткую ночь в году, в аккурат после совершеннолетнего дня рождения Кэт, со мной случилось то, о чём я никому ни полслова.

После примерно двухнедельного перерыва моё подсознание снова перенеслось в сон болезного мужика в маске. Хотя, признаться, таковым он не выглядел, разве только на голову.

Не успела я осознать, что меня опять выбросило в безликой тёмно-серой комнате, как в мои губы вжались мужские, твёрдые и настойчивые.

– Я же просила! – взвизгнула я, безуспешно пытаясь отодвинуть от себя гору мускул.

– Ты-ы-ы! – радостно прорычал дикарь.

– Между прочим, это неприлично! Лезешь ко мне целоваться, а я даже имени твоего не знаю!

– Тебе так важно знать моё имя?

– Да.

Он задумался, видимо, придумывая, как себя обозвать, затем озвучил:

– Зови меня Наир.

– Странное имя. Тебе не подходит, – ответила я после того, как просмаковала звуки на языке. Чую, не его имя. Хотела ещё сказать, что таинственный типчик нагло привирает мне, но вспомнила, что и сама назвалась именем своего котопса.

– Какое есть. Это сокращение от полного. Полное понравится тебе ещё меньше, – пожал плечами он, а его руки по-хозяйски заскользили с талии мне на грудь, а потом ниже, где заканчивалась спина.

– Эй! – я попробовала снять его загребущие лапищи с себя, но куда там! И вдруг меня как током прошибло! Мне, блин, нравится!

И всё бы ничего, но, памятуя о недавнем жарком рандеву родителей, я каждую ночь грезила этим самым. Богиня, меня теперь даже от одного слова «секс» накрывает желанием. Даже не так: ЖЕЛАНИЕМ!

Сложно. Невыносимо этому противостоять. А главное, не хочется.

Жёсткие губы, форму которых я в потёмках всё никак не могла разглядеть, улыбались.

И не успела я принять решения о капитуляции, как меня подхватили под то самое мягкое место и снова требовательно приникли к моим губам.

Мои ноги как-то сами обвили опору, чтобы удобнее было держаться на весу. Опора, судя по томному «ох-х», была только за.

Утром я скажу сама себе, что целовалась от нечего делать и от жалости к великовозрастному девственнику, но сейчас мне просто было по кайфу.

Надо сказать, целуется Наир не как новичок. И про неопытность свою наверняка соврал.

Горяч жеребец!

– Меня к тебе так тянет, что даже больно, – и об меня потёрлись, собственно, тем местом, которому больно.