Штрафбат Его Императорского Величества. «Попаданец» на престоле - Сергей Шкенев

- Разрешите, господин полковник? - откинулся полог, и первым вошёл тот самый подпоручик, воодушевивший людей на штыковую.

Десять офицеров из четырнадцати, отправившихся из Петербурга. Ур-р-р-оды… Практически все ранены, кто-то чуть стоит на ногах, опираясь на шпагу как на трость.

- Доложите о потерях, господа.

- Они минимальны, господин полковник! - оживился подпоручик, хотя с трудом выговаривал слова из-за распухшей челюсти. - Враг наголову разбит, захвачено знамя и двенадцать пушек! Взято в плен шесть офицеров и более сотни солдат!

Александр Христофорович опять попытался встать самостоятельно, но пришлось попросить:

- Помогите подняться.

Капитан Денисов, переведённый недавно в гвардию из Нижегородского драгунского полка, протянул руку. Левую, потому что правая висела подвязанной к шее.

- Подпоручик! - Бенкендорф заглянул энтузиасту в лицо. - Мне совершенно насрать на вражеские знамёна и вражеских пленных, тем более у ворующих против Отечества нашего разбойников не может быть знамён! Брать же вторых - претит дворянской чести! Вот должен висеть в петле!

- Но как же так? - побледнел офицер.

Контузия контузией, но сил достало на то, чтобы ударом в ухо сбить спрашивающего с ног. Под молчаливое неодобрение остальных Александр Христофорович подошёл, присел на колено, и сгрёб подпоручика за грудки:

- Ты думаешь, сука, чужими знамёнами солдатские жизни заменить? Сколько наших полегло?

Денисов попытался отвлечь командира от жертвы:

- Наши потери составляют двести семнадцать человек убитыми и сорок три человека ранены.

Бенкендорф поднял искажённое злой гримасой лицо:

- И это вы называете викторией?

- У противника убито свыше полутора тысяч…

- Плевать! Это поражение, господа! Это наше поражение. Капитан Денисов!

- Слушаю, господин полковник!

- Знамя утопить в болоте, разбойников повесить. Распорядителем экзекуции назначается рядовой… рядовой… вот он.

- Закреневский. Но он же подпоручик?

- Я сказал - рядовой! Выполнять!

Документ 16

"МЕМУАР О РАБОТАХ ПО МАТЕМАТИКЕ, КОТОРЫЙ Я ИМЕЛ ЧЕСТЬ ПЕРЕДАТЬ ЕГО ЦАРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ

Большой угломер с телескопом, с четырьмя стеклами, в футляре

Большой уровень с отвесом к телескопу и к диоптрам, самый удобный и самый точный

Другой большой уровень в стеклянной трубке, в которой находится пузырек воздуха

Другой уровень того же фасона, самый маленький из всех, для проведения воды

Другой двойной уровень, для использования в разнообразных работах

Большая готовальня, из самых хорошо отделанных и самых необыкновенных

Два наугольника разных фасонов с полукруглым транспортиром в футляре

Большая медная буссоль в футляре

Пантограф, или инструмент для превращения большого в малое и малого в большое и для всех видов чертежей

Пропорциональный циркуль с подвижной крышкой, деленной на прямые линии и круг

Циркуль для проведения всякого рода эллипсов и овалов

Подставка для установки всякого рода инструментов в поле

Малый письменный прибор, украшенный серебром, самый удобный

Три трактата об устройстве и принципах пользования математическими инструментами, в шести частях

Трактат о пользовании глобусами и все то, что есть самого любопытного относительно движения звезд

Трактат о физических экспериментах

Трактат об устройстве и использовании астролябий

Куплено царскому величеству математических инструментов на шесть сот на двадцать гулдинов. Афанасей Татищев покупал.

Помянутые денги выдал с роспискою и записал: "выдал и записал в день 3 июня". Канцлер Ростопчин."

Глава 16

- Что ни говори, Матюха, а супротив нашей эта землица вовсе негодящая выходит! - старший унтер-офицер Кулькин опёрся на лопату и перевёл дух. - Камни тута одни да песок. А у нас воткни оглоблю, через неделю яблоня вырастет.

- Оно так, - согласился работавший рядом гвардеец. - Да только ведь барская она, не своя…

- Ну ты дурачок, Матвей! - в голосе унтера прозвучала насмешка. - Царские указы не читал?

- Которы?

- Те, что надо, дурень. Не знаю как прочие, но я свои сто десятин выслужил.

- Нешто в отставку пойдёшь, Лексан Юрьич?

- Зачем? Куды же мне без гвардии? Мне без гвардии никак нельзя. Подпишу бумагу на полный пенсион - служить, пока в силе, а там до самой смерти по полсотни рублей в год получать буду. Серебром! А то на офицерски курсы пойду, как их превосходительство советовали. В дивизии таки открывают, говорят и струмент математический государем прислан.

- Не-е-е, а я, как срок выйдет, домой вернусь. Хутор Глинище, может слыхал?

- На берегу Медведицы который? Бывал даже там по молодости. От Царицына-то всего ничего.

- Ага, он и есть. Приеду, значится, весь из себя герой в медалях, и, в первую голову, женюсь.

- Дело хорошее. А потом?

- Да не знаю. Если жив останусь, то и придумаю чего, - солдат кивнул на погибших, для которых они и копали могилы. - Наше дело такое…

- Не боись, - подбодрил унтер и ткнул пальцем за спину, где другая команда торопливо забрасывала землёй яму с застрелившимся час назад подпоручиком Закреневским. - Видишь? Нарушил господин офицер слово о сбережении солдат, данное государю-императору, совесть его со свету и сжила. Теперь вот без отпевания, как пса какого…

- Храбрый человек был, - пожалел самоубийцу Матвей.

- Храбрость-то с дуростью не путай! И вообще, хватит базлать, работу заканчивать надобно! А то, вишь, батюшка уже кадило раздувает.

Священника, рекомендованного в дивизию лично отцом Николаем, тем, что из Красной Гвардии, уважали. Именно уважали, но не любили за тяжёлую руку и своеобразные епитимии, накладываемые на согрешивших. Положит, бывало, прочитать двести раз "Отче наш", да не просто так, а во время учебной сабельной рубки. Или полтыщи земных поклонов в полном снаряжении, да с набитым песком ранцем. А до места поклонов ещё бежать три версты, а после них по мишеням тридцать патронов выпустить. Изверг, как есть изверг. А сам стоит рядышком, в бородищу ухмыляется. И попробуй слово поперёк сказать - брови нахмурит, старые шрамы на лице кровью нальются… жуть! Лучше не грешить.

Страшная головная боль с постоянными приступами тошноты не выпускала полковника Бенкендорфа из шатра. Он лежал на раскладной походной койке под клетчатым трофейным пледом и прислушивался к доносившимся снаружи звукам. Вот затихло шорканье лопат о землю - гвардейцы закончили копать могилы. М-да… едва ли не четверть состава отряда останется здесь навечно, а если считать гусар, то почти треть. И всё из-за одного мерзавца… с помощью самоубийства сбежавшего от суда и виселицы. Разжалование было только первым шагом к петле. Сбежал. Ах, как благородно - тонкая ранимая душа дворянина не выдержала участия в казни захваченных шотландцев. Ублюдок!

- Шапки долой! - послышался голос капитана Денисова.

И тут же глубокий бас отца Димитрия завёл заупокойную службу. Но что это? Молитва прервалась громким возгласом:

- Срочно позовите Его Превосходительство! Государственное дело!

Какого чёрта, прости Господи? Александр Христофорович растёр лицо руками, в надежде, что его цвет хоть немного будет отличаться от зелени мундира, и попытался подняться на ноги. Но тут же коварный потолок поменялся местами с полом, и вбежавшие офицеры обнаружили своего командира лежащим ничком. По счастию, пребывающего в полном сознании.

- Г-г-господин п-п-полковник! - капитан Денисов совершенно бледен и заикается, что раньше за ним не замечалось. - С-с-срочно т-т-требуется в-в-ваше п-п-присутствие!

- Неужто самого Нельсона поймали?

Офицер шутку не поддержал и отвёл взгляд:

- Х-х-хуже…

Опираясь на плечо неизвестно каким образом оказавшегося тут старшего унтер-офицера Кулькина, Александр Христофорович встал, чуть покачнулся, удерживая равновесие, и решительно последовал к выходу:

- Показывайте.

Его повели на небольшой пригорок, где у свежевырытой общей могилы лежали тела гусар. Денисов, справившийся с заиканием, мрачно указал на одно из них, выделяющееся грязным, но когда-то белым мундиром среди красных с золотом ментиков и доломанов.

- Вот.

У невысокого, склонного к полноте конногвардеца отсутствовало лицо - жуткая рана от сабельного удара, а поверх неё сплошной пороховой ожог, исказивший черты до неузнаваемости. Но сердце дрогнуло, опознав знакомое…

- Задело взрывом уже после смерти, - заметил капитан.

- Вижу, - глухо ответил Бенкендорф и, опустившись на колени перед телом, поправил у него на груди простреленную в нескольких местах ленту. - Здравствуй, Константин…

- Это точно он?

- Он, - Александр Христофорович перекрестился и закрыл глаза. - Вот это кольцо на руке… его когда-то подарила моя сестра.