Мои покойные жёны - Джон Карр

Наконец Г. М. снова повернулся.

— Не знаю, — пробормотал он, задумчиво глядя на вновь прибывшего. — Не исключено, что вы могли бы оказаться полезным. Сколько вы слышали из того, что я говорил?

— Все, сэр.

— Вот как?

— Мне не нравится это место, — не без достоинства продолжал мистер Читтеринг. — Я не хотел приходить, но ничего не мог с собой поделать. Любопытство было сильнее страха. Когда я услышал ваш голос и убедился, что это вы, я оставался поблизости от вашей группы. Мне не хочется встречать убийц в реальной жизни — только в книгах и пьесах!

— Кстати, о пьесах, — сказал Г. М. — Я бы хотел, чтобы вы услышали несколько слов в присутствии этих двоих, — он кивнул в сторону Денниса и Берил, — о пьесе, написанной Роджером Бьюли.

— Я к вашим услугам, — отозвался Читтеринг, но его высокая пухлая фигура напряглась.

— Ох уж эта пьеса! — простонала Берил. — Из-за нее все неприятности! — Она обратилась к Г. М.: — Знаете, дорогой, мы с Деннисом какое-то время боялись, что участвуем в ней.

— Неудивительно, так как пьеса написана о реально существовавших людях.

— Да, очевидно. Но, слава богу, мы, по крайней мере, нейтрализовали концовку!

Глаза Г. М. прищурились.

— О чем вы, девочка моя?

— Разве вы не помните? В пьесе старый любящий отец думает, что центральный персонаж действительно Бьюли, и… Как бы то ни было, мы это остановили. Мистер и миссис Херберт отправились на охоту за тенью, и этого не может произойти. — Тон Берил изменился. — Г. М., почему, когда мы тем вечером были в пабе Элфа, вы писали инициалы Бьюли на столе?

— Потому что я догадался, — ответил Г. М., — в чем действительно заключалась игра Брюса Рэнсома. И почему он собирался в Олдбридж. Вы, — Г. М. посмотрел на Денниса, — рассказали нам всю подноготную пьесы и предполагаемой экспедиции Рэнсома в Олдбридж. Это подтверждало мою идею, как я уже говорил ранее, что пьеса, вероятно, написана самим Бьюли и что «убийство» в Торки было всего лишь фарсом, поставленным Бьюли и Милдред Лайонс.

Спустя несколько дней, когда Мастерс прислал мне сведения о раннем периоде жизни Бьюли и его ловких юридических трюках, я убедился в этом окончательно. Но пока что у нас не было ничего, кроме обескураживающих новостей, что единственный экземпляр сценария украден. Поэтому, посидев и подумав, я решил отправиться в Олдбридж и принять непосредственное участие в деле.

Имелись достаточно четкие указания, где искать Бьюли. А то, что я слышал в пабе, только придало мне уверенности. Но даже если я смог бы доказать его личность, что дальше? Ловкость этой свиньи пригвоздила меня, как гарпун Патрика Кернса.[41] Единственным поступком Бьюли, который я, вероятно, мог бы доказать, было убийство, которого он не совершал.

Г. М. шагнул вперед и обхватил руками спинку стула.

— Если бы, как я говорил Мастерсу, я не смог выяснить еще кое-что, толку от этого не было бы никакого. Я должен был додуматься, как Бьюли избавлялся от тел подлинных жертв.

— Второй раз спрашиваю, сэр, — сказал Деннис. — Как же он от них избавлялся?

— Трюк Бьюли был почти таким же изобретательным, сынок, как фальшивое убийство. У него была система.

— Система?

— Разумеется, как у большинства серийных убийц. Это оставалось моей единственной надеждой.

— И еще один вопрос, если вы не хотите свести нас всех с ума! Что вы узнали, глядя на халат Брюса?

— Я узнал, как Бьюли избавлялся от своих жертв.

Берил и Деннис обменялись недоуменными взглядами. Мистер Читтеринг оставался неподвижным, вежливо улыбаясь в пустоту, никому конкретно. Некоторое время Г. М. молчал, опустив голову и глядя на стул.

— Тем временем, — продолжал он, — у меня состоялся разговор с Брюсом Рэнсомом. Я узнал, что он сохранил несколько весьма многозначительных страниц рукописи вместе с оберткой из чайного магазина, которая, по словам Рэнсома, заставила его подозревать, что Бьюли проживает в Олдбридже.

Был конец сентября. Здешние жители были готовы линчевать Рэнсома. Он заявил, что осталось только одно — раньше ему этого не хотелось делать из гордости, так как он воображал себя детективом, — написать Милдред Лайонс и просить ее приехать сюда, чтобы опознать Бьюли.

Г. М. поднял голову, посмотрел на Берил и опустил ее снова.

— Я не стал говорить ему, что уже могу опознать Бьюли, и что мне кажется напрасной тратой времени вызывать Милдред Лайонс, так как она была сообщницей Бьюли и никогда бы его не выдала. Но я был не прав. Гореть мне в аду! — рявкнул Г. М., взмахнув кулаком. — Я был так не прав, что мысль об этом до сих пор вызывает у меня тошноту! Я не догадывался об острой и жгучей ненависти, которую Милдред Лайонс испытывала к Бьюли. Пока не стало слишком поздно. — И он опустил руку.

— Ну конечно же, — заговорила Берил, — тем вечером Милдред Лайонс приходила в «Гранаду» повидать Брюса. Он сам это признает.

Г. М. молча кивнул.

— Милдред Лайонс, — с растущим возбуждением продолжала Берил, — работала в машбюро на Бедфорд-стрит. Ей поручили размножить пьесу. Даже после изменений, внесенных Брюсом, она за милю пахла Бьюли, так как была написана им. Поэтому Милдред пошла к Брюсу выяснить, знает ли он автора. Я догадывалась об этом, как говорила Деннису вчера в поезде.

Г. М. кивнул снова.

— Интересно, — медленно произнесла Берил, — была ли я права в чем-то еще?

— Мне тоже интересно. — Г. М. поднял взгляд. — Брюс Рэнсом, как я говорил вам, хотел вызвать Милдред Лайонс в Олдбридж. Поэтому он, сидя в моей комнате в гостинице «Золотой фазан», написал ей письмо. Можно считать многозначительным, — Г. М. пристально посмотрел на Хораса Читтеринга, — что он не воспользовался пишущей машинкой?

— Вот как? — отозвался мистер Читтеринг. — Право, не понимаю вас.

— Как бы то ни было, — вмешался Деннис, — Брюс написал ей, и она обещала приехать вчера. Бьюли поймал ее и свернул ей на берегу шею…

— О нет! — резко возразил Г. М.

Под полом комнаты внезапно послышались два тяжелых удара.

Деннис, чьи нервы были не такими железными, как ему казалось, едва не подпрыгнул. Они были не одни. Казалось, мертвая женщина требует их внимания. Мистер Читтеринг так побледнел, что красноватые пятна выделялись у него на лице, как сыпь.

— Нам пора спуститься в подвал, — деревянным тоном произнес Г. М.

— Зачем?

— Возможно, попусту. С другой стороны… — Г. М. посмотрел на остальных. — Мы будем стоять там, где стояли раньше, — у двери в подвал. Не двигайтесь и не говорите, что бы вы ни увидели или ни услышали. Понятно?

Все кивнули.

Два удара повторились. Г. М. подошел к двери и повернулся.

— Пожалуй, лучше упомянуть одну вещь, которую я не упоминал раньше.

— Да? — Впоследствии Деннис не мог припомнить, кто это сказал.

— Ваш друг Рэнсом — кто-то еще, помимо того, кем вы его считаете.

Открыв дверь, Г. М. вышел в темный коридор.

Молния на мгновение осветила его. Казалось, небеса разверзлись. Остановившись у двери в подвал, Г. М. снова повернулся к остальным. Но ему было незачем указывать вниз или призывать к молчанию.

В большей из двух комнат подвала теперь горел свет. Он проникал наружу, слабый и желтый, касаясь подножия лестницы между каменными стенами. Но хуже всего, что они четко слышали голоса.

Один из них принадлежал Брюсу Рэнсому, а другой — Дафни Херберт. В нем звучали мольба и страдание.

— Нет! Нет! Нет!

— Посмотри на нее, Дафни, — раздался голос Брюса. — Это Милдред Лайонс. Сейчас я уберу с ее головы шаль, и ты увидишь песок в ее глазах. Вот что случается с женщинами, которые…

— Нет! Пожалуйста, не надо!

— Вы лгали нам, Г. М.! — сказала Берил Уэст.

Деннис чувствовал, что у него подгибаются колени. Голос Берил был всего лишь шепотом, но таким страстным и четко артикулированным, что походил на крик. Берил стояла спиной к двери подвала; ее руки сжимали стойки перил, словно преграждая путь вниз.

— Вы намеренно лгали нам! — При вспышке молнии за задним окном ее губы казались черными, а глаза — ярко подведенными тушью. — Брюс — Роджер Бьюли! Он…

— Прочь с дороги! — прошептал Г. М.

Берил шагнула назад, едва не свалившись с лестницы, но массивная рука Г. М. поддержала ее. Они стояли, затаив дыхание, пока Г. М. не начал спускаться. Остальные последовали за ним.

Через две секунды у подножия лестницы они заглядывали в большую из двух подвальных комнат.

Парафиновый фонарь, горящий ярким пламенем, стоял на деревянном ящике возле противоположной двери в меньшую комнату, освещая помещение с низким потолком, чьи потемневшие каменные стены были испещрены беловатыми щербинами от пуль.

Желтое пламя фонаря освещало и другие детали, не замеченные ранее, — разбросанную на полу солому, сломанную лопату, брошенную тачку. Дождь, хлеставший по полуподвальным окнам, проникал внутрь, оставляя лужицы на полу.