«Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов - Борис Корнилов

<1936>

Путь корабля

Хорошо запеть, влюбиться —все печали далеки.Рвутся с наших плеч, как птицы,синие воротники.Ты про то запой, гитара,как от нашей от землина моря земного шараотплывают корабли.Нас мотает и бросаетзыбью грозной и рябой,и летит волна косая,дует ветер голубой.Впереди морские дали,кренит набок на бегу,и остались наши кралина далеком берегу.Как у девушек бывает —не всегда им быть одним,к ним другие подплываюти причаливают к ним.Только, помнится, отчаенпри разлуке наш наказ —мы вернемся, и отчаляточень многие от вас.

<1936>

Чиж

За садовой глухой оградойты запрятался —серый чиж…Ты хоть песней меня порадуй.Почему, дорогой, молчишь?

Вот пришел я с тобой проститься,и приветливыйи земной,в легком платье своем из ситцакак живая передо мной.

Неужели же все насмарку?..Даже в памяти не сбережем?..Эту девушкуи товаркуназывали всегда чижом.

За веселье, что удалось ей…Ради молодости земликос ее золотые колосьямы от старости берегли.

Чтобы вроде льняной куделираньше времени не седели,вместе с лентою заплелись,небывалые, не секлись.

Помню волос этот покорный,мановенье твоей руки,как смородины дикой, чернойнаедались мы у реки.

Только радостная, тускнея,в замиранье,в морозы,в снегнаша осень ушла, а с неюты куда-то ушла навек.

Где ты —в Киеве?Иль в Ростове?Ходишь плача или любя?Платье ситцевое, простоеизносилось ли у тебя?

Слезы темныев горле комом,вижу горести злой оскал…Я по нашим местам знакомым,как иголку, тебя искал.

От усталости вяли ноги,безразличны кусты, цветы…Может быть,по другой дорогепроходила случайно ты?

Сколько песен от сердца отнял,как тебя на свиданье звал!Только всю про тебя сегодняподноготную разузнал.

Мне тяжелые, злые былирассказали в этом саду,как учительницу убилив девятьсот тридцатом году.

Мы нашли их,убийц знаменитых,то — смутители бедных умови владельцы железом крытых,пятистенныхи в землю врытыхи обшитых тесом домов.Кто до хрипи кричал на сходах:— Это только наше, ничье…Их теперь называют вот как,злобно,с яростью…— Кулачье…

И теперь я наверно знаю —ты лежала в гробу, бела, —комсомольская,волостнаявся ячейка за гробом шла.

Путь до кладбища был недолог,но зато до безумья лют —из берданоки из двустволокотдавали тебе салют.

Я стою на твоей могиле,вспоминаю, во тьме дрожа,как чижей мы с тобой любили,как любили тебя, чижа.

Беспримерного счастья радивсех девчат твоего села,наших девушек в Ленинграде,гибель тяжкую приняла.

Молодая,простая,знаешь?Я скажу тебе, не тая,что улыбка у них такая ж,как когда-то была твоя.

<1936>

Зоосад

Я его не из-за того лине забуду, что у негооперение хвостовое,как нарядное хвастовство.Сколько их,золотых и длинных,перегнувшихся дугой…Он у насизо всех павлиновсамый первый и дорогой.И проходим мы мимо клеток,где угрюмые звери лежат,мимо старыхи однолеток,и медведей,и медвежат.Мы повсюду идем упрямои показываем друзьям:льва,пантеру,гиппопотама,надоедливых обезьян.Мы проходим мимо бассейна,мимо тихих,унылых вод, —в нем гусями вода усеянаи утятами всех пород.Хорошо нам по зоосадуне спеша вчетвером пройти,накопившуюся досадурастерять на своем пути.Позабыть обо всем —о сплетнях,презираемых меж людей,встретить ловких,десятилетних,белобрысых наших детей.Только с нимидавно друзья мы,и понятно мне: почему…Очень нравятся обезьяныкучерявому,вот тому.А того называют Федей —это буйная голова…Он глядит на белых медведей,может, часили, может, два.Подрастути накопят силы —до свиданья —ищи-свищи…Сапоги наденут,бахилы,прорезиненные плащи.Через десять годов,не боле,этих некуда сил девать…Будет Федя на ледоколемладшим штурманом зимовать.Наша молодость —наши дети(с каждым годом разлука скорей)разойдутся по всей планетепоискать знакомых зверей.Над просторами зоопарка,где деревья растут подряд,разливается солнце жарко,птицы всякое говорят.Уходить понемногу надоот мечтанийи от зверей —мы уходим из Зоосада,как из молодости своей.

<1936>