Воин из пророчества - Дуглас Брайан

Кому охота, чтоб на тебя показывали пальцем и говорили: «Вот едет гордый Шраддха, лучший воин Калимегдана, который не сумел убить новорожденного младенца!» Лучше уж уничтожить двадцатилетнего юнца, который в силах защищаться… да только никакие силы ему не помогут против могучего Шраддхи.

Эти мысли медленно текли через голову Аурангзеба, в точном соответствии с тем, как размеренно и медленно двигалась его карета.

И вдруг общий порядок смялся, был разрушен. Всадник, размахивая черным флагом беды, мчался наперерез владыке.

Карета остановилась.

Вот уже видно лицо всадника — это Дигам. Плохо дело, если он сам взялся доставить печальную весть.

— Дурная весть! — кричал на скаку Дигам. — Дурная весть, повелитель Калимегдана! Беда!

Теперь Аурангзеб разглядел, что к седлу Дигама приторочен кожаный мешок. И, не глядя, на скаку, Дигам принялся отвязывать свою ношу от седла. Поднял мешок загорелой жилистой рукой.

— Что это? — тихо спросил Аураыгзеб, глядя не на мешок, а на вестника.

— Это прислали из Патампура, — ответил Дигам.

Карета дернулась в последний раз и остановилась. Бережно, точно распеленывая ребенка, Дигам развязал мешок и протянул его Аурангзебу.

Из тьмы мешка, точно из глубины колодца, глянула на владыку мертвая голова Шраддхи. Глаза, еще недавно полные жизни и ярости, стали тусклыми, как у убитого барана. Только зубы все еще поблескивали между почерневшими губами, как будто до сих пор были готовы укусить.

— Кто убил его? — глухо спросил Аурангзеб.

И услышал ответ, которого больше всего страшился:

— У наших врагов появился новый воин по имени Траванкор, сын раджи Авенира. Шраддху убил он.

Свершилось!

Мнил себя Аурангзеб судьбой для Патампура и окрестных земель; но имелась у богов и для Аурангзеба собственная судьба, и нынче эта судьба приблизилась, почти настигла его. Пророчество начало сбываться. Столько всего было сделано, чтобы избежать неизбежного… Неужто все пропало?

Неподвижным осталось лицо владыки Калимегдана. Он умел слышать дыхание джунглей и плоскогорья, он узнавал по голосу каждый ветер. Ныне появился новый ветер, грозящий превратиться в бурю и сдуть его, Аурангзеба, с лица земли. Что ж, если это воистину суждено, — есть ли надобность сражаться?

— Волчонок вырос и стал волком, — задумчиво проговорил Аурангзеб. Он произнес это так, словно речь шла о смене времен года, о чем-то таком же неостановимом, как ураган или засуха.

— Шраддха не убил его тогда, — сказал Дигам и зарыдал. — Теперь поздно: звереныш превратился в зверя и загрыз Шраддху. Он убил моего брата!

— Да, — согласился Аурангзеб и еще раз поглядел на кожаный мешок, присланный защитниками Патампура. — Но как бы там ни было, а Шраддха заплатил за это своей головой.

Он затянул завязки, вернул мешок Дигаму. Дигам, не стыдясь, плакал; слезы катились по его неподвижному лицу, и только углы рта болезненно подергивались: хотелось закричать от страдания, но в присутствии Аурангзеба вести себя подобным образом Дигам не смел.

Помолчав, Аурангзеб взглянул на Дигама. Сразу понял, что творится на душе воина. Плохой был бы он владыка, если бы не угадывал любое движение в сердцах своих приближенных! Вполголоса произнес Аурангзеб:

— Наш долг — отомстить за Шраддху. Его кровь должна быть омыта кровью наших врагов.

Праздничный шум на улицах Патампура затих только под утро. Город спал, истомленный радостью. Заснули в своих домах те горожане, что не покинули Патампура перед лицом смертельной опасности. Храпели прямо на стене воины. Во дворце мирно почивал раджа Авенир, а в соседней комнате, разметавшись во сне, отдыхал Траванкор.

Свет утренних звезд падал на лицо молодого воина. Он спал легко, без сновидений. Теперь, когда он вступил на свой путь, не было у него времени ни для сомнений, ни для сожалений. Он знал, что ему делать. Шлока хорошо подготовил своего воспитанника для этого.

Неожиданно легкое движение в комнате заставило Траванкора открыть глаза. Он уловил чужое присутствие и сразу насторожился.

— Тише…

Знакомый голос.

— Арилье! Что ты здесь делаешь?

— Тише…

Но Траванкор уже пробудился окончательно. Стряхнув с себя остатки сна, он сел.

— Что случилось?

— Я ухожу, — прошептал Арилье.

Траванкор с тревогой уставился в лицо друга. Судя по всему, Арилье не спал всю ночь. Под глазами залегли круги. Никогда такого не бывало прежде. Раньше, случалось, Арилье по целым ночам скакал на коне, пировал или пускался в приключения и иод утро был свеж и бодр как ни в чем не бывало. Видать, что-то очень серьезное стряслось, если Арилье так мрачен.

— Скажи мне, что произошло, — настойчиво повторил Траванкор.

Арилье схватил его за руку, сильно стиснул.

— Я должен уйти. Просто поверь мне.

— Куда ты должен уйти? — Траванкор был потрясен. — Нам суждено быть вместе, Арилье! Ты… — Он вздохнул. — Ты мне нужен…

— Теперь, когда ты обрел своего отца, я больше не нужен тебе, Траванкор.

Траванкор покачал головой.

— Теперь ты нужен мне еще больше, чем прежде. У властелинов почти никогда не бывает друзей, а ты — мой друг.

— Я — сын деревенского «отверженного», — напомнил Арилье. — Как я могу быть другом великому радже? Рано или поздно наша дружба умрет, Траванкор. У тебя появятся другие друзья. Более знатные. Более достойные тебя и этого дворца.

— Ни один человек на свете не будет более достоин моей дружбы и моего дворца, чем ты, Арилье…

Эти слова прозвучали и умерли.

Долго молчали друзья, сидя бок о бок. Потом Арилье решился задать вопрос, над которым бился всю эту ночь. Было слишком заметно, что заговорить об этом для Арилье очень непросто.

— Скажи, Траванкор, ведь ты с самого начала знал, что раджа Авенир — твой родной отец?

— Heт, — сразу ответил Траванкор. — Не знал. Иногда догадывался, а потом — сомневался. Шлока умел держать меня в неведении. Много лет я считал, что мой настоящий отец — Шлока. Однако какое это имеет значение для нас? Ты всегда будешь моим братом, Арилье. Разъединить нас может только смерть.

Арилье отвернулся. Наверное, впервые в жизни он не верил своему другу. Не верил — и не хотел посвящать его в некоторые из своих тайн.

Наконец Арилье поднялся, чтобы уйти.

— Если я — действительно твой брат, Траванкор, то когда-нибудь ты все поймешь. Поймешь и простишь меня. Я всегда буду тебе предан. И что бы обо мне ни говорили, какие бы дурные слухи обо мне не дошли бы до твоих ушей — не верь. Я буду предан тебе до самой моей смерти. — Он помолчал и прошептал: — Я желаю тебе счастья, Траванкор.

И тихо выскользнул из комнаты. Траванкор с удивлением и болью посмотрел ему вслед, но не решился остановить — ни словом, ни жестом. Он видел, что решение Арилье неизменно. И если Арилье счел для себя правильным покинуть Патампур, его не остановят ни просьбы, ни даже сила. Он все равно уйдет.

Он всегда был ужасно упрямым.

Арилье думал, что сумеет оставить крепость незаметно, но ошибся. Был один человек, который догадывался о его намерении. Догадывался и ожидал возле выхода из дворца.

— Конан!

Киммериец приблизился к лучшему из учеников Шлоки — к юноше, которого решился обучать сам. Положил руку ему на плечо.

Неожиданно Арилье вздохнул. Он почувствовал себя совершенно одиноким, брошенным. В былые времена — еще совсем недавно — полная зависимость от Шлоки делала его счастливым, заставляла чувствовать себя защищенным, любимым, нужным. А теперь? Никто не в состоянии вернуть ему прежнего ощущения. Теперь он предоставлен сам себе, и у него нет ни братьев, ни отца. Никто не спросит с него за содеянное, никто не даст доброго совета, никто не остановит строгим взглядом, когда Арилье увлечется и начнет совершать ошибки.

Каким всемогущим ощущал себя их учитель, когда его ученик был еще ребенком! Шлока мог угостить своих воспитанников сладким и тем самым осчастливить, мог устроить для них прогулку к священному дереву и заставить маленьких воинов чувствовать себя мудрыми. Они расцветали от его похвалы, они были счастливы дружбой…

А теперь, когда они выросли, Шлока вдруг явил свою полную беспомощность. Потому что один, даже самый мудрый учитель, не в силах оградить своего взрослого ученика от ожидающей его судьбы.

Казалось, Конан понимает все это лучше самого Арилье. Киммериец хмыкнул:

— Ты что, собрался уйти из города?

— Да, — ответил Арилье.

— Что ж, детство рано или поздно заканчивается, — сказал северянин. — Мое закончилось рано, тебе в этом отношении повезло гораздо больше.

Арилье глянул на него хмуро.

— Я-то думал, что вас с Траванкором разлучит та девушка, — продолжал киммериец. — Но когда этого не случилось, я понял, что ты по-настоящему благородный человек. Можешь рассказать мне все. Что бы ни происходило сейчас, рассчитывай на мою помощь.