Фабрика романов в Париже - Дирк Хуземан

– Как его полное имя? – спросил Леметр, лаская ее грудь. Как жаль, что он не мог разделить с ней нарастающее возбуждение! Подобные низменные чувства он отринул, начав заниматься магнетизмом.

– Фергусон, – выдохнула леди Элис.

– Фамилия?

– Сиборн, – призналась она.

В этот миг ее веки распахнулись. Герцогиня ясным взглядом посмотрела на Леметра, а затем на его руку.

– Что вы делаете? На помощь!

Он зажал ей рот. Леди Элис попыталась освободиться. Только когда магнетизёр предупредил ее, что знает о Фергусе Сиборне, она снова затихла.

Он убрал руки с ее тела. Левая ладонь была теплой и влажной от ее рта. Он вытер ее о жилет.

Леди Элис резко поднялась. Она спросила, что он с ней сделал, но Леметр оставил ее вопрос без ответа. Вместо этого он сказал, что ждет ее в салоне снова на следующий день. Вместе с супругом. Иначе он сообщит герцогу о неком Фергюсе Сиборне.

Когда растерянная леди вышла из-за ширмы, Леметр дал волю эмоциями, так и рвавшимся наружу, и от души рассмеялся. Амулет сработал.

Нахохотавшись всласть, магнетизёр еще раз провел пальцем по маленькому диску. На леди Элис амулет подействовал мгновенно. Однако она очнулась слишком быстро, вновь став хозяйкой своих чувств. Вот бы заполучить остальные подвески! Тогда эффект непременно усилится. Завтра же утром он вновь наведается в Британский музей.

Глава 23. Лондон, декабрь 1851 года

Весь город пах мочой. Прижимая к лицу кружевной носовой платок, Александр быстрым шагом шел по широкой улице Чипсайд. Побывавшим в Париже Лондон казался дырой. В середине XIX века, в эпоху прогресса, город все еще носил средневековый наряд. Районы назывались не в честь прекраснейших зданий или исторических памятников, а в честь гильдий ремесленников: золотых дел мастеров, сапожников и торговцев рыбой.

Александр был знаком с творчеством английского коллеги Чарльза Диккенса, однако никогда бы не подумал, что декорации и персонажи его произведений существовали на самом деле. Здесь они были повсюду: грязные фасады, грязные лица, грязная одежда и грязные слова. Хуже всего был мерзкий смех, доносившийся до него, пока он, увязая в нечистотах, зловонии и непотребностях, пробирался по улицам в модном пальто.

Да сколько еще идти до этого Британского музея?

Дорогу подсказал хозяин гостиницы. «Королевский герб» вряд ли можно было назвать приличным местом. Но ничего получше писатель себе позволить не мог. Его кошелек страдал от голода, как и он сам. Небольшие деньги от покровительниц в Брюсселе пали жертвой его чревоугодия еще в Дувре. В Лондоне Александр первым делом отправился в крупнейшее издательство города. Как только в дверях появился Дюма собственной персоной, глаза всех в «Чепмен и Холл»[61] загорелись восторгом и интересом. Для него нашлось мягкое кресло; писателя потчевали чаем и теплыми словами. Да только вот денег для него не нашлось. Александр предложил читать свои истории в большом зале для тысяч слушателей, и издатели посчитали это хорошей идеей. Однако в Лондоне почти никто не говорил по-французски. Перед уходом Дюма подписал несколько экземпляров романа «Двадцать лет спустя». Продолжение «Трех мушкетеров» в Лондоне издавалось большой книгой и пользовалось большим успехом. Александр не удержался от замечания, что одна только его подпись на вес золота, ведь теперь издательство может продавать эти экземпляры дороже. Редакторы и наборщики, собравшиеся вокруг него, одобрительно кивнули. Однако предоставлять ему долю в будущих доходах они не хотели. Ему пришлось покинуть «Чепмен и Холл» ни с чем. Александр лишний раз заметил, что ценность писателя всегда меньше сейфа издателей.

Теперь Дюма шел прямиком к цели. В Британском музее его ждал отцовский амулет. И его можно было выгодно продать. За эти деньги он поселится в просторной квартире в Брюсселе и будет ждать, пока ситуация в Париже уляжется. Самое главное – поскорее покинуть Лондон.

Раздавались крики уличных торговцев. Мальчишки висели, уцепившись за полки дрожек для багажа. Очень старый шотландский терьер выискивал у себя блох, валяясь в сточной канаве. Завидев Александра, проходившего мимо, собака с тявканьем побежала за ним. Пытаясь отделаться от животного, он пересек улицу и прошмыгнул между грохочущими экипажами. Однако собака с лаем бежала за ним по пятам. Терьер словно куда-то его гнал. Ноги Александра заныли. Вдобавок о себе знать дала зубная боль, о которой он почти забыл, уехав из Парижа. И надо ж было ей вернуться именно сейчас! Даже влажный зимний воздух казался каким-то раздраженным и выдохшимся.

Вот бы с ним была графиня Анна! Она наверняка давно приехала в Карлсруэ. Ее лицо всплыло у него в памяти. Вертикальные линии справа и слева у рта. Иногда она напряженно прищуривалась, а иной раз, широко распахнув глаза, удивленно и возмущенно глядела на него из-за стекол очков. Надо признать: за то короткое время, что они провели вместе, Александр успел привыкнуть к этой даме.

Несомненно, он был рад, что она уехала! Разве не она натравила на него цензурное ведомство? Разве не она угрожала ему терцеролем? В придачу: если бы он, француз, повез по этому городу немку в инвалидной коляске, лондонцы забросали бы их навозом.

– Le Musee Britannique, s’ll vous plait?[62] – спросил Дюма мужчину с седой козлиной бородкой в цилиндре и фраке.

Тот указал на высокую чугунную ограду, расположенную футах в пятидесяти от них. Александр был у цели. За прутьями решетки простиралось монументальное здание с белым фасадом, напоминавшее греческий храм. Балки опирались на мощные колонны. Сооружение было настолько огромным, что по сравнению с ним люди на лестнице казались муравьями.

Александр уже слышал о новом доме для британских произведений искусства. Он даже написал о переезде музея статью в «Мушкетере», в которой сдержанно похвалил англичан. Разумеется, Британский музей не сравнится с Лувром. Тем не менее у художественных ценностей Англии теперь был подходящий дом.

Ворота были открыты. Войдя, Александр пересек площадь перед музеем. Внизу лестницы, на широких мраморных ступенях он заметил мужчину в твидовом берете. Держа за руку мальчика, тот смотрел на Дюма. Неужели этот человек его знает? Ну конечно! Почему Александр решил, что его лицо не известно в Лондоне? Ведь его истории известны, да еще как!

Он приподнял шляпу – не только из вежливости, но и для того, чтобы читатель смог лучше его разглядеть, – и кивнул незнакомцу. Мужчина не ответил; не было похоже, что он узнал писателя. Посетитель повернулся к мальчику и прошептал что-то ему на ухо.

– Извините, не подскажете, где Британский музей?

Мальчик убежал, а