Бумажные самолёты - Максим Кощенков

Я и есть проблема.

— Ты не можешь дать им то, чего у тебя нет. А я могу.

3.

2.

1.

Двери лифта открываются в пустом вестибюле первого этажа. Из распахнутых на улицу массивных деревянных дверей веет холодом. Кажется, что я каким-то образом перенеслась из середины лета в середину зимы.

— Что я должна делать?

Роуз медленно, наслаждаясь каждой секундой, прислоняет свою маску к моему лицу.

— Поменяться ролями.

Глава 30

Каролина

Когда я торможу перед «Режиссёром», на лицо Ника ложится мрачная тень отеля. Какие мысли вертятся у него в голове? Чувствует ли он приближение конца? От долгожданного финала меня отделяет всего одно предложение: «Я напал на сотрудника полиции». Этого будет достаточно, чтобы предъявить ему обвинение: показания Майки и мистера Симпсона только подкрепят его вину. Даже если Николасу удасться найти адвоката, вряд ли он отвертится от срока. Закон уже крепко держит его за запястья. Я смакую эту мысль, как глоток бодрящего кофе. Только признайся, Николас.

Он опускает на глаза капюшон, почувствовав мой взгляд. Всего на секунду чувство жалости смягчает моё сердце. Я не прощу себе, если представлю на его месте Майка, но я вполне могу представить себя на месте его матери. Моё сердце бы разбилось вдребезги, если бы однажды я подняла телефон и узнала, что моему ребёнку грозит реальный срок. Наверное, я бы сбежала и постаралась выбросить это из головы. Но теперь я знаю: от себя не убежишь. Мне даже становится стыдно перед женщиной, которую я лишаю ребёнка, но разве ей не должно быть стыдно за то, что он лишил кого-то жизни? А я почти не сомневаюсь: Николас и есть убийца. Мне лишь нужно, чтобы он побыстрее это признал.

Мы выходим из машины и направляемся к «Режиссёру». Чем ближе мы подходим к отелю, тем быстрее стучит моё сердце. Кажется, что даже самый мощный ливень не смоет кровь, которой здесь пропиталась дорога. Одежда, не успевшая как следует просохнуть в машине, снова становится мокрой. Нащупав в кармане портативный диктофон, который до сих пор записывает каждое наше слово, я крепко прижимаю его к телу, чтобы вода не вывела его из строя. Хуже всего — это остаться без доказательств, когда дело дойдёт до рук настоящейполиции. Эта мысль всё ещё причиняет мне боль.

Николас останавливается перед входом и смотрит наверх. Утонувшая в серости улица отражается в стеклянном, словно зеркало, здании. Если бы только стены могли говорить, то они рассказали бы мне намного больше, чем все улики вместе взятые. Понимает ли это Николас? Понимает ли он, что бессмысленно что- то утаивать? Что правда воскреснет, даже если похоронить её глубоко под землёй?

«А ты сама-то давно это поняла?».

— Наверное, я должен во всём признаться, — начинает он, стараясь перекричать дождь. — Но перед этим я хочу вам кое-что показать. У вас есть с собой документы?

— О чём ты, Николас?

— Пожалуйста, просто поверьте мне. В последний раз, — настолько тихо добавляет он, что последнее слово уносит ветер.

«Просто поверьте мне». Я же только и делаю, что просто верю, верю и верю, пока всё это не оборачивается против меня. Сколько ещё раз я должна ошибиться, чтобы наконец начать поступать правильно? Чтобы не возвращаться домой с разбитым сердцем, чтобы не сушить подушку от ночных слёз, чтобы перестать лгать себе, что всё наладится?

На этот раз Ник стойко выдерживает на себе мой взгляд, хотя его рука так и тянется к капюшону. На его месте я бы давно забилась в угол. Этот парень знает, как манипулировать доверием. Но если он подведёт меня в этот раз, это останется на его совести.

— Тогда скажи, что мы ищем?

В уставших глазах Николаса появился проблеск надежды. Оглянувшись на пустынную улицу, он неуверенно нагибается к моему уху и тихо произносит:

— Записи с камер видеонаблюдения.

— Они давно переданы полиции, — отвечаю я, еле скрывая разочарование. — И как ты, наверное, знаешь, на них нет ничего интересного.

— Да, но не на всех.

— Не на всех? В каком смысле?

Чувствуя, что он завладевает моим вниманием, Николас выпрямляется и продолжает немного увереннее:

— Лифт. Нам нужны записи из лифта.

Я не сразу понимаю, к чему он клонит.

— Ты думаешь, что что-то случилось в…

— Я не думаю. Я знаю.

Я выжидающе смотрю на него, мысленно подталкивая рассказать мне всё, что ему известно. Когда, если не сейчас? Но Ник больше не произносит ни слова. Если он хотел закинуть удочку, то у него получилось: я клюнула. Таких данных у полиции нет. Но откуда мне знать, что это не очередная ложь?

— Так у вас есть документы? — снова спрашивает он.

Немного колеблясь, я достаю из кармана своё удостоверение.

— Есть, но они просрочены.

— Но ваша куртка…

— Долгая история, — перебиваю я его. — Хотя… это может сыграть нам на руку.

Я бросаю взгляд на портье, уставившегося на нас из широкого окна, и прикидываю наши шансы раздобыть записи с камер. Просроченное удостоверение, грязная куртка с чужой фамилией и пьяный подозреваемый… было бы проще, если бы здесь был Эл. У него бы точно получилось разложить всё по полочкам, при этом не вызвав переполох. Но он отстранён, и я не знаю, на сколько. Остаётся полагаться только на себя. Ведь когда-то у меня получалось это лучше всего.

Поглубже вдохнув, я поднимаюсь на крыльцо и подзываю к себе Николаса.

— Веди себя прилично и не привлекай внимания. Если администратор обо всём догадается, нам крышка.

Постаравшись придать себе как можно более серьёзный вид, я решительно прохожу в отель, на всякий случай ведя Николаса под руку. Ничего, кроме встревоженных взглядов персонала, не напоминает о том злополучном вечере, когда здесь оборвалась чья-то жизнь. От вездесущего блеска, который из-за уличного мрака кажется неестественно ярким, слезятся глаза. А может, это просто я так и не свыклась с мыслью, что Эмили больше нет? Грязные следы на ковровой дорожке тянутся за нами до самой стойки ресепшн. Неодобрительный взгляд охранника напоминает, что у меня нет права на ошибку. Я обязана если не выглядеть, то хотя бы звучать убедительно.

Но так трудно собраться с мыслями, когда всё вокруг напоминает только об одном. О том, как всего несколько дней назад мы с Элом, напуганные и счастливые, бежали сюда под таким же дождём, чтобы встретить самую короткую, но сладкую ночь в моей жизни. Кажется, что в этих бесконечных номерах живут не постояльцы, а мои воспоминания. Но теперь