Опасности курения в постели - Мариана Энрикес

вот только ребенок уж слишком молчалив. Все соседи в один голос подтверждали, что Марисоль никогда не выходила из дома. Кто-то обвинял ее, утверждая, что родители ни в коем случае не совершили бы самоубийство, так как были верующими и вели себя очень корректно, что их убила та девочка. Потом хлынул водопад признаний — другие родители начали рассказывать свои маленькие истории, оправдывая отказ от детей после воссоединения с ними. Мечи не желала их слушать: так или иначе, они были несправедливы к своим детям. Да, возможно, это и чудовища, как знать, но все-таки они заслуживали сочувствия и лучшего отношения; несправедливо вынуждать их спать под открытым небом, как зверенышей.

Подобные мысли преследовали ее днем. А ночью, под доносившиеся звуки родительского телевизора, ей виделась кривозубая улыбка Ванадис. Под кроватью Мечи лежали ксерокопии досье из архива. Она думала о той короткой съемке, которую никогда не смотрела — и которая, вероятно, очень скоро появится на телевидении, если Педро успел ее продать. И приходила к выводу: она тоже не стала бы предоставлять кров той тихой черноволосой девушке с пугающей улыбкой, девушке, в которую она чуть не влюбилась и которая теперь является ей в кошмарах.

Самоубийство родителей Марисоль и реакция соседей, которые спустя несколько дней призывали к линчеванию или, по меньшей мере, к казни девушки, обвиняемой в убийстве, привели к переменам. Точнее — к вытеснению ребят из парков. Они уходили стройными рядами ночью, в тумане: дело было зимой. Когда шагали по проспектам, люди выходили на балконы поглазеть на них. Кто-то выкрикнул оскорбление, но на него зашикали. Дети отступали безмолвно. Они ретировались так же тихо, как и пришли. Двигались посреди улиц, будто не боялись автомобилей. Полиция из соображений безопасности или просто не зная, что делать, перекрыла проезд по главным улицам. Продолжалось все это несколько дней. Педро прислал Мечи электронное письмо из Сан-Паулу, где был теперь экспертом по вернувшимся аргентинским детям (ему всегда удавалось заставить все работать на себя). В послании говорилось: «Я видел эти процессии по телику. Полный мрак, дорогуша. Здесь все обезумели, бразильцы бесстрашны, они не такие поганки, как мы. Рвутся в Аргентину, чтобы увидеть все своими глазами. Они от нас отличаются, тебе надо сюда приехать, они вправят тебе мозги. Знаешь, что мне напомнили стройные ряды детишек? Перенос кладбищ в Париже в конце XVIII века. Безумие. Кажется, тогда старые кладбища трещали по швам и были источником нечистот и заразы, поэтому решили все кости закопать и перенести кладбища на окраину. Кости перевозили несколько лет — по ночам, в телегах, запряженных лошадьми в черных попонах, в тон настроению. Процессии сопровождались пением монахов, все происходило при зажженных свечах. Ты спросишь, откуда я это знаю. Когда был при деньгах, посетил Европу и как турист спускался в катакомбы!!! А там все это объясняют. Я и представлял себе случай с детьми как-то так.

Меня впечатлили твои слова о японцах, что они верят, будто, когда покойникам не хватает места, их души возвращаются. Кости в катакомбах наводят на подобную мысль: они оказались на глубине, поскольку на кладбищах — нехватка места. Не знаю, не знаю, все это странно. Хватит тебе видеть кошмары. Приезжай ко мне в гости. Нет, лучше оставайся там и рассказывай, что происходит».

Мечи поразмыслила о монахах, костях и поняла, что имел в виду Педро. Траурное отступление детей имело религиозный оттенок.

Непонятно было, куда они направлялись. Первая группа, из парка Ривадавия, обозначила свой маршрут: сначала она разделилась, а затем каждая колонна разбрелась по разным заброшенным домам. Три сотни детишек забрались в здание с пальмой на улице Риобамба[17], в центре города. Еще триста обосновались на углу пассажа «Игуальдад», в квартале Кафератта парка Чакабуко, в доме розового цвета, облезшем и заброшенном. В нем было единственное окно, расположенное очень близко к остроконечной крыше, которое пришельцы оставили распахнутым. Маленький квартал нуворишей пришел в ужас, но полицейские на контрольно-пропускных пунктах, расставленных по углам, не смогли придумать, что же им делать, и, когда дети проникли внутрь, никто не посмел выгнать их оттуда.

Даже постановление судьи было проигнорировано — побоялись, ибо не могли понять, как подросткам удалось влезть в этот дом. Ведь его дверь и окна, за исключением того, что под крышей, были замурованы кирпичами, но ребята все-таки туда проникли. Никто не мог объяснить, как это произошло. Видели их входящими, но при этом утверждали: они не могли преодолеть каменную кладку. Однако это не совсем так. Дети просто вошли в дом, словно никаких кирпичей на их пути не было.

Вожаком группы Кафератта была Ванадис, от которой ее семья отказалась через две недели после радостной встречи. Отказалась под тем же предлогом, что и остальные семьи, вышвыривавшие детей на улицу или бросавшие их у дверей судов, или возвращавшие в парки: это не та девушка, которую мы знали, это не наш ребенок. Нам неизвестно, кто это. Выглядит так же, у нее такой же голос, то же имя, она такая же до мелочей, но это не наша дочь. Делайте с ней что хотите, но мы не желаем ее видеть.

Мечи узнала о Ванадис и розовом доме из газеты. Там поместили фотографию девушки, высунувшейся из окна. Рот ее был закрыт, а взгляд устремлен в объектив фотоаппарата. От этого взгляда у Мечи закружилась голова, вспотели руки. Ей захотелось повидать Ванадис, расспросить ее; как глупо, что она не сделала этого раньше, когда заметила ее на ступенях фонтана в парке. Теперь Мечи желала побеседовать, хотя и очень боялась: она не сомневалась, что подлинная Ванадис — девочка-подросток, убитая пузатыми мужчинами в грязной загородной гостинице, использованная и уничтоженная. Девушка, которая чересчур рисковала, полагаясь на защитное свойство своей красоты.

То видео Мечи посмотрела по телевизору. Педро успешно продал запись и сообщил ей, когда она выйдет в эфир. Лицо девушки было видно четко — лицо Ванадис. И хотя Педро считал, что запечатленная камерой, возможно, жива, Мечи была уверена, что это не так. Последние слова татуировщика убедили: девочка появилась на экране с полуоткрытым ртом, и можно было видеть ее большие, острые, словно наточенные зубы, как клыки вампира. Могли они со временем измениться? Да, но не настолько же. Зубы нынешней Ванадис не просто желтые, но сломанные, кривые. Для Мечи это служило доказательством, что Ванадис мертва, а девушка из розового дома не она, но все равно хотелось с ней повидаться, поболтать, вот такая была потребность.

Поездка