Тишина в Хановер-клоуз - Энн Перри

— Я понял, — улыбнулся Томас. — Это конфиденциально? Секретно?

— Чрезвычайно! — В восклицании Эшерсона чувствовалась насмешка, возможно, над невежеством Питта. — Боже правый, если бы все условия соглашения, которые для нас приемлемы, были бы известны немцам заранее, это разрушило бы нашу позицию на переговорах, но гораздо, гораздо хуже для нас — реакция остального мира, особенно Франции. Обнародуй французы наши материалы, остальная Европа вообще не дала бы нам заключить соглашение.

— Три года назад, — сказал Питт, вглядываясь в лицо Эшерсона.

— Да, это длительные переговоры. Понимаете, они не завершаются за несколько месяцев.

На его лице снова промелькнула нерешительность, тень сомнения — или коварства? Где-то тут крылась ложь, причем обман заключался не в самих словах, а во вкладываемом в них смысле.

Питт высказал догадку, но сформулировал ее не в виде вопроса, а в виде утверждения.

— И часть этой информации стала известна другой стороне. Ваши переговоры шли трудно.

— Да, — медленно проговорил Эшерсон. — Но только отдельные фрагменты — хотя о них можно было и догадаться. Немцы не дураки.

Питт понимал, что делает Эшерсон: обеспечивает пути к отступлению. Но для кого? Роберт Йорк мертв. Может, Эшерсон использует его в качестве прикрытия для кого-то, кто еще жив? Себя? Пурпурной? Вероники? Кого-то из Данверов?

— Когда был последний случай утечки этой информации и передачи ее немцам? — спросил Томас. — Полагаю, мы можем быть уверены, что информация не попала к французам?

— Ну… — Эшерсон смутился. — Да, она определенно не была передана французам, но насчет немцев я не знаю. Утверждать ничего нельзя. Такого рода информация может использоваться не сразу, а через некоторое время после получения.

Резонно, но Питт был убежден, что это тоже отговорка. Что стоит за поведением Эшерсона: он просто не доверяет никому, кроме коллег, или кого-то защищает?

Инспектор попытался зайти с другой стороны.

— Но это не стало серьезным препятствием для переговоров?

— Нет, — быстро согласился Эшерсон. — Как я уже сказал, это могли быть просто догадки немцев. Но французы, совершенно очевидно, тут ни при чем.

— Тогда ради этого нет смысла убивать.

— Что?

— Нет смысла убивать, чтобы скрыть утечку, — осторожно повторил Питт.

Эшерсон молчал. Сжав губы, он смотрел в пространство освещенной лампами комнаты. Питт ждал.

— Думаю, — наконец нарушил молчание Эшерсон, — вы ошибаетесь. Это было неудачное ограбление.

— Нет, мистер Эшерсон, именно эту версию можно исключить, — покачал головой Питт. — Если это не государственная измена, значит, убийство, причем преднамеренное, совершенное по личным мотивам кем-то из знакомых Роберта Йорка.

Эшерсон ждал; его лицо заметно расслабилось. Питт мог точно назвать момент, когда в голову хозяина пришла эта мысль.

— Вы хотите сказать, что Роберта Йорка ограбил кто-то из знакомых, человек, который бывал в доме и знал, где искать ценные вещи?

— Нет. Все эти вещи не стоят и сотни футов — а к тому времени, как их сдадут, даже меньше, хотя этого так и не случилось.

— Сдадут?

— Будут проданы скупщику краденого.

— Так и не случилось? — осторожно переспросил Эшерсон. — Вы уверены?

— Уверен, мистер Эшерсон.

— Ага. — Тот опустил взгляд в пол; лицо его выражало крайнюю степень сосредоточенности. Лампы освещали его серые глаза и черные ресницы.

Питт не шевелился, позволяя молчанию сделать свое дело. Из холла доносились быстрые шаги кого-то из слуг; стук башмаков по паркету замер в дальнем конце коридора, и послышался хлопок двери.

Наконец Эшерсон принял решение и поднял взгляд на Питта.

— Пропали и другие документы, — тихо сказал он. — Более важные. Но ни один из них не был использован нашими врагами. Одному Богу известно, почему.

Питт не удивился, но удовлетворения тоже не испытывал. Он все еще надеялся, что ошибся и появится какое-нибудь другое объяснение. Интересно, это вся правда или только часть? Он посмотрел на мрачное, несчастное лицо Эшерсона и понял, что тот говорит искренне — по крайней мере, пока.

— Вы уверены?

— Да. — На этот раз Эшерсон не колебался. — Да. Документы пропали на какое-то время, а потом оригинал заменили копией. Больше я вам ничего не могу сказать.

— Несомненно, они используют эти документы, когда придет время, — уверенно сказал Питт. — Возможно, они не торопятся, чтобы не раскрыть свой источник, защищают его, пока он им полезен.

Эшерсон опустился на подлокотник одного из кресел и замер в неловкой позе.

— Это ужасно. Я надеялся, что это просто неосторожность Роберта, но если его действительно убили из-за документов, то это неразумно. Боже, какая трагедия!

— А после его смерти ничего не пропадало?

Эшерсон покачал головой.

— Вы встречали красивую женщину, высокую и стройную, с темными волосами, в одежде необычного пурпурного цвета?

— Что? — Эшерсон с изумлением посмотрел на него.

— Розовый, с оттенком синевы, как у цикламена или фуксии.

— Я знаю, что такое пурпурный цвет, глупец! — Эшерсон внезапно закрыл глаза. — Проклятье! Простите. Нет, я ее не видел. Она-то здесь при чем, черт возьми?

— Не исключено, что именно эта женщина склонила Йорка к государственной измене, — ответил Питт. — У него мог быть с ней роман.

— У Роберта? — искренне удивился Эшерсон. — Я не видел, чтобы он обращал внимание на других женщин, кроме Вероники. Он… не был дамским угодником. Очень разборчивый, из тех мужчин, что обладают отменным вкусом. И Вероника его обожала.

— Похоже, он вел двойную жизнь, — печально сказал Питт. Не стоит говорить Эшерсону, что женщиной в пурпурном могла быть Вероника. Если Эшерсон сам об этом не подумал, толку не будет. А если предатель — это он, лучше ему не знать, что Питт близок к разгадке.

— Да, но теперь Роберт мертв. — Эшерсон встал. — Пусть бедняга покоится в мире. Вы не найдете свою таинственную женщину в Хановер-клоуз. Мне жаль, но я ничем не могу помочь.

— Вы уже помогли, мистер Эшерсон. — Питт слабо улыбнулся. — Спасибо за откровенность, сэр. Всего доброго.

Эшерсон не ответил, но посторонился, пропуская Питта к двери. В холле из тени появился лакей, проводивший инспектора до ступенек крыльца.

На улице было темно. Обжигающий северный ветер разогнал остатки тумана, а на небе мерцали звезды, слегка размытые из-за редкого дыма печных труб. Под ногами в замерзших лужах и канавах хрустел лед. Питт шел быстрым шагом; будь его одежда чуть аккуратнее, можно было бы сказать, что он передвигался ускоренным маршем.

Томас поднялся на ступеньки безупречно чистого крыльца и позвонил в бронзовый колокольчик. Когда лакей открыл дверь, Питт уже точно знал, что он будет говорить и кому.

— Добрый вечер. Могу я видеть мистера Йорка? Мне требуется его разрешение поговорить с его слугами по поводу одного из них, который может знать о преступлении. Дело не терпит отлагательств.

— Да, сэр. Полагаю, можете. — Лакей, похоже, растерялся от неожиданности. — Входите. Камин в библиотеке затоплен, сэр. Можете подождать там.

Через несколько минут появился Пирс Йорк; его доброе, немного комичное лицо было непривычно хмурым.

— Что на этот раз, Питт? Надеюсь, не это чертово серебро?

— Нет, сэр. — Томас умолк, надеясь, что хозяин не будет настаивать. Но Йорк, вскинув брови, пристально смотрел на него своими маленькими серыми глазами, в которых светился ум. Увильнуть от ответа не получится.

— Государственная измена и убийство, сэр.

— Вздор! — возмутился Йорк. — Сомневаюсь, что слуги в принципе знают, что такое государственная измена; потом, они покидают этот дом только в свои выходные дни, дважды в месяц. — Его брови поднялись еще выше. — Или вы предполагаете, что измена имела место здесь?

Питт понимал, что ступил на очень зыбкую почву. Он вспомнил предупреждения Балларата.

— Нет, сэр. Я думаю, что изменник мог посещать ваш дом — без вашего ведома. Ее видела ваша камеристка Далси Мэббат. Возможно, другие слуги тоже.

— Видела ее? — Брови Йорка сдвинулись к самой линии волос. — Боже правый! Вы имеете в виду женщину? Увы, Далси не в состоянии вам помочь, бедняжка. Она выпала из окна верхнего этажа и умерла. — Лицо хозяина стало печальным.

Питт верил, что его сочувствие искреннее. Возможно, Йорк ничего об этом не знает — о Пурпурной, о смерти Роберта и Далси. Он банкир и единственный из мужчин, кто не имеет отношения к Министерству иностранных дел, и Питт не мог представить, что шпионка тратит свои силы на этого некрасивого, но довольно приятного шестидесятилетнего человека. В нем слишком много самоиронии, чтобы поддаться необходимому для такой интрижки тщеславию.