Светлейший князь (СИ) - Шерр Михаил

— Я вижу, урядник, ты тех, кому служишь, любишь как собака палку. Дай тебе волю, ты их всех на пики поднимешь, — специально жестко сказал я.

Урядник низко склонил голову, буря в его душе стала стихать. После паузы урядник продолжил:

— Ты, говорит он мне, поедешь старшим пограничного караула. Если они ушли на Ус, то найдешь их там и поговоришь с ними. Пантелеев говорит, не дурак и знает, что у нас сил мало, особенно сейчас, — Ерофей молодец и правда не дурак. — Не дай Бог китайцы или опять какие-нибудь джунгары там полезут. Так вот, ваша светлость, если вы закроете проход через долину непрошенным гостям с юга, то вас трогать не будут. А если через два года будете платить дань, — урядник замолчал, несколько секунд смотрел мне прямо в глаза, — четверть пуда золота, то и простят. Караулов в этом году больше не будет, на следующий год караул поедет, как только снег сойдет. С ним передадите окончательный ответ.

Урядник опять замолчал. На этот раз он молчал намного дольше.

— Если я с вами не договорюсь, меня ждет нерчинская каторга, — теперь урядник говорил как-то обреченно, явно не надеясь на свой успех. — А ежели договорюсь и узнаю, кто ты князь, то отпустят меня с семьей на Дон. Я, ваша светлость, из донских казаков. И чин хорунжего мне обещан.

— А что будет, если я скажу нет?

— Империя найдет управу, — скривился урядник. — В покое вас не оставят.

— Как тебя звать?

— Панкрат Рыжов. Годов мне двадцать пять. Я из донских казаков. Отец мой перешел дорогу сыну войскового старшины. Первая красавица станицы отца предпочла. Мать моя в родах умерла, — казак улыбнулся доброй детской улыбкой. — У меня есть сестра, она старше меня на год. Мой дед в Персидском походе спас гвардейского офицера. Его дочь Наталья Петровна стала крестной моей матушки. Отец нас с сестрой к ней отправил, когда в поход уходил и погиб при Гросс-Егерсдорфе. Наталья Петровна стала нам вместо матери, — казак говорил так, как говорят о матери, видно было что ту женщину он любил сыновьей любовью. — Грамоте и письму обучила. Сестру она выдала за своего племянника. А я в восемнадцать на Дон вернулся.

Панкрат опять замолчал, я видел, как трудно ему дается рассказ о себе.

— Да только вот не знал я, что за отца мне мстить будут. Я на войне с турками побывал и меня за мои заслуги два года назад записали в одну из сотен, которые отрядили охранять бунтовщиков, когда их в Сибирь погнали. В урядники правда произвели, — Панкрат ухмыльнулся, покрутил головой. — Когда сотня отправилась обратно на тихий Дон, наш хорунжий с полусотней остался здесь. И я в их числе. Здесь я уже полтора года, в пограничные караулы два раза ходил. По пьянке хорунжий сказал, что не судьба мне из Сибири вернуться. Посоветовал жениться.

— Женился? — спросил я.

— Три месяца назад.

— А жена кто? — у меня появилось предчувствие, что казак этот не спроста нарисовался.

— Дочь маркшейдера Колыванских заводов. Когда мы пригнали каторжных, она подошла к ним воды дать. Наш хорунжий на неё плетью замахнулся, — урядник гортанно хохотнул, с разу видно ситуацию ту ему было вспоминать приятно. — Так она плеть перехватила и с лошади его сбросила. Лихие казаки у нас будут. Она же мне сразу приглянулась, — Панкрат стал похож на кота облизывающегося перед сметаной. — А тут я к ним на завод по делу приехал, но и шутейно замуж её позвал, а она в ответ говорит, сватов засылай.

— Хорошо. Ответ я тебе сейчас дам, — теперь паузу сделал я. — Если нам не будут палки в колеса ставить, то границу мы через год закроем. Я, князь Григорий Крылов. Золото через два года будет. Только одно условие будет: тем, кто к нам идти будет — не препятствовать. Такой ответ устраивает?

— Устраивает, — урядник кивнул и продолжил про другое. — У нас было два хорунжих. Наш и хорунжий с Красноярска. Он тоже из донских. Когда мы в вашу засаду попали, наш хорунжий с одним казаком берегом Енисея уходить стали. Убитых казака и хорунжего мы на берегу нашли. Горевать по хорунжему никто не стал. Хорунжий этот из яицких был. Поговаривали, что бунтовщики всю его семью порешили. Правда или нет, не знаю, но слышал, как он говорил, что один как перст на земле. У нас этот хорунжий был с полгода. Слава за ним плохая шла, зверствовал очень, когда каторжных гнали. Звали его Игнат Пчелка, — мне было не понятно зачем он все это рассказывает.

— Внешне ты чем-то похож на этого хорунжего. Но он заикался и голос у него был тихенький, дребезжащий, да и трусоват он был. Да и в бою ты, когда заколол красноярского хорунжего, такой фокус показал, никто такого не видывал и не слыхивал, — плавный переход и дальше ход дальнейшей мысли казака мне все понятен. — Капитана Пантелеева солдаты и казаки очень уважали. Его добрая слава перед ним шла. И если он твое старшинство признал, значит, ты люб ему и заслуживаешь этого. А я, ваша светлость, и доброе и злое, хорошо помню.

Урядник замолчал. Я, как говориться на все сто, был уверен, что он задумал присоединиться к нам, поэтому и был столь откровенен и многословен. Кстати, переодеть его и не поймешь, что перед тобой казак стоит. Нашего казака не только научили грамоте и счету, но еще и дали ему приличное образование и личность его была, как поговаривали мои знакомые сидельцы, было обезображена интеллектом. А столь откровенен урядник по очень простой причине, задумал он к нам уйти.

Я повернулся и подал условный сигнал. Ко мне тут же подъехал капитан Пантелеев. За ним следом из леса выехали четыре гвардейцы. Я пересказал Ерофею сделанное нам предложение и спросил:

— Ну как Ерофей Кузьмич, согласен с моим решением?

Ерофей внимательно посмотрел мне в глаза. Я просто почувствовал его немой вопрос, где мы возьмем золото? Через несколько секунд он улыбнулся и ответил мне:

— Согласен, — а в глазах капитана я прочитал дополнение: «Я тебе верю, князь!»

Урядник кашлянул, привлекая наше внимание:

— По вашим следам семей двадцать идет. Они с Волги, человек сто пятьдесят. Какой-то граф, там в России, за Уралом, — урядник пальцем показал где там, — задолжал одному купцу, фамилия его Соболевский, кучу денег. Ну и расплатился своими крепостными. А купец этот со своими сотоварищами решил построить в нерчинских краях, точно не знаю, но где-то там, завод какой-то. Что у них, что здесь, рабочих рук на заводах не хватает. В Иркутске и дальше вообще беда. Так вот этот купец и решил пригнать с России крестьян на свой завод. Гнали их как каторжан. Енисей они перешли и ночью порешили и купца и охрану. Кто-то им рассказал про вас и они пошли от Большого порога по вашим следам по тропе, — надо полагать Панкрат рассказывает нам о тех, кого обнаружил сержант Пуля.

— Тропа эта раньше была хорошохоженным торговым путем. Да вот когда китайцы с джунгарами воевали, торговли здесь не было, караваны не ходили, нашим караулам по тропе ходить было не с руки. Вот она пришла в негодность и заросла. А вы дорожку проложили неплохую. Так что идут они шибко и скоро у вас будут.

— А не ты ли, урядник, подсказал им куда идти? Уж больно складно про них рассказываешь, — спросил Ерофей.

— Нет, господин капитан, не я, — казак перекрестился. — С ними наш разъезд столкнулся, когда они мимо Саянского острога шли. Их кто-то очень опытный вел. Так шибко по тайге чужаки ходить не могут. Разъезд наш с ними решил не связываться. Доложили только мне. Мы покумекали, — урядник подкрепил свои слово жестом, собрав пальцы кисти вместе, — и решили промолчать. Ввязываться в еще одну историю с беглыми желания нет. Да и купец этот, Соболевский, гнида был редкостная. Верные люди рассказывали.

— Спасибо за информацию. Правда все это как сказка звучит, — засомневался я, — Сто пятьдесят человек быстро и тайно прошли от Красноярска до Большого порога.

— Да не быстро, ваша светлость. Получается два месяца, а то и более. А тайность белыми нитками шита. Думаю, если бы не этот старик, их бы уже прищучили.

— Хорошо урядник. Расскажи мне лучше про старика, — Ерофей переключил разговор на другое. — У него на левой щеке есть шрам, от угла глаза до угла рта и левая рука немного трясется, так?