Пуля-Квант - Алексей Бобл

Химик жадным взглядом впился в аномальную гра­нату.

А я вдруг осознал: мне достаточно увидеть анома­лию - и в голове всплывают знания о ней, словно рас­крывается файл на компьютере, главное увидеть близ­ко, мысленно дотянуться, почувствовать…

Курортник покрутил цилиндр, произнес:

- Давыдов, Давыдов… - Его взгляд стал отсутст­вующим.

А я все думал о ежах. Они атакуют живые организ­мы, потому что те выделяют тепло…

- Ну так что за Давыдов? - не вытерпел Химик. Курортник тихо заговорил, уставившись перед собой:

- Давыдов командовал группой военсталов. Я знал его лично. Не друзья, не товарищи, просто соседи по от­ряду. Полгода назад мы выполняли специальное задание штаба ОК. Десантировались в Зону тремя группами в разных районах с задачей найти упавший вертолет. Груп­пы спецов начали работать против нас - открыли огонь на поражение. В живых остались я и Лабус. Мы всех спецов потом положили, не сразу - полдня вое­вали, но нам счастливый билет выпал… После боя хо­тели похоронить тела - и товарищей, и тех, кто про­тив нас воевал, - гон помешал. Мы еле ноги унесли с Костей. Когда волна мутантов схлынула, хоронить было почти нечего, тела превратились в отбивные, кто где - не разберешь… - Курортник поднял винтовку, сжал рукоять, хрустнули пальцы. - Уже практически стем­нело, мы в убежище решили укрыться. А утром оказа­лось, что одного тела не хватает. Мы тогда значения не придали. А вон как все обернулось… - Курортник опу­стил винтовку. Встал. Спросил, не глядя на Химика: - Почему ты Давыдова Вивисектором назвал?

Я хотел было ответить, но сталкер бросил на меня взгляд, и я промолчал.

- Как-то так, к слову пришлось, ассоциации с рас­сказом одним возникли. А ты откуда знаешь, что я его так называл?

- Слышал, - обронил Курортник.

- Давыдов ваш… - Химик тоже поднялся с края ванны. - У него пси-способности большие. Но он не умеет ими пользоваться. И мне показалось, что…

- Что? - резко спросил военстал. - Что тебе по­казалось?

- Вивисектор не знает, куда направить свои способ­ности. Будто нет у него граней между плохим и хоро­шим, черным и белым, добром и злом. Как-то так…

Последовала пауза. Наконец Курортник сказал:

- Лесник, ты отвар сготовил? Долго еще?

Все посмотрели на деда. Он застыл, зажав клочок бо­роды в щепотку, другая рука замерла над кружкой. Брякнулась ложка, выпущенная из пальцев. Примус качнулся, дед опомнился.

- Да, все готово. Передержал слегка, горчить бу­дет, но это ничего.

- Тогда собирайтесь. Идем к Янтарю, надо наконец выяснить, что там за дела творятся. - Курортник по­правил оружие на груди. - Есть будем на ходу.

- Добре.

Глава 15

ИНФЕКЦИЯ

Ясный выдался денек. На небе ни облачка, щебета­ния птиц только не хватает. Мало их в Зоне, лучше всего к аномальной среде приспосабливаются тараканы, крысы, растения и люди.

Я шагал за Пригоршней, на спине у него висел рюкзак с ГСК, а новый, непонятно откуда взявшийся, он отдал Химику. Поначалу я опирался на костыль, ко­торый смастерил Химик - загогулина из армату­ры, - но потом перестал, нога практически не бес­покоила. Изредка я бросал взгляд по сторонам, отме­чая места, где висят аномалии. Мысленно то и дело возвращался к утренней схватке Вивисектора и стал­керов. Я пытался понять, в чем кроется разгадка мо­их новых знаний о Зоне, вспоминал последовательно все события, которые привели меня в компанию этих людей.

Курортник шел первым, за ним Лесник, Никита, я - трудно было удержаться за высоким парнем, у которо­го шаг с аршин, - следом Химик, замыкал Лабус.

Я чувствовал спиной колючий взгляд сталкера. Он, когда мы сидели в погребе, упомянул о способностях, которые вскрывает Зона в человеке. У меня тогда хо­рошо получалось справиться с болью. А потом вообще будто таинственная книга открылась в голове. Чем глуб­же продвигались в Зону, тем больше я познавал ее. Не просто видел аномалии, а ощущал их энергию, опреде­лял, какая слабая, какая посильнее. А как объяснить то, что я у Лесника разглядел растущую опухоль в груди? Как такое вообще может быть? И Химик этот непрост, сразу заметил, что я веду себя неестественно. Теперь надо стараться не показывать, что у меня открылись способности. Новый знакомый не такой, как Никита, как Лабус. Эти двое хоть и подрались на складе в ра­бочем городке, и Лабус слегка злился на Пригоршню, но это так, для порядка. Ну, подрались - зато они обычные мужики, простые, правильные. И лица у них открытые, и эмоции они не прячут, говорят что думают. А Химик скрытный, что-то общее есть в поведении его и Курортника. Военстал тоже странно себя ведет, злой, как мой отец, который бросил семью. Тот приезжал не­часто, каждая встреча начиналась обычным разговором о жизни, но не проходило и пяти минут, как закипала ссора с матерью. Отец кричал, что мы виноваты, мол, сломали ему жизнь. В такие моменты хотелось забить­ся в угол комнаты, зажать уши руками, отгородиться от мира и исчезнуть…

Пригоршня резко остановился, вскинув руку, присел. Я чуть не налетел на его широкую спину, меня дернули сзади за капюшон, ладонью надавили на плечо - я опу­стился на колено. Обернувшись, встретился взглядом с Химиком. Лабус развернулся с пулеметом на изготовку, замер под тонкой березой, глядя назад по тропе, туда, откуда мы пришли. Химик слегка подтолкнул меня под локоть и поднялся. Я понял: отбой тревоге, можно про­должать движение. Лабус едва слышно кашлянул, я представил, как он разглаживает усы и поправляет пу­леметный ремень. А может, я увидел это, как тогда с Лесником, который бродил за стеной сарая по битому стеклу? Нет, наверное, все-таки представил…

Интересно, сколько нам еще шагать до Янтаря? И как мы в лагерь проберемся? Курортник говорил, что прой­дем какую-то усадьбу с выгоревшим селом, оттуда до озера всего пара километров.

Я помассировал виски и сосредоточил внимание на Пригоршне… Во дела! Вокруг него растекалась жел­тая аура, не такая бледная, как у Лесника, молодая, пышущая здоровьем. У меня в ушах зашумело, в гор­ле появилась сухость, закололо в висках, но на этот раз совсем слабо, не как у сарая. Никиту почти ниче­го не беспокоило, лишь иногда проскакивала искорка напряженности в ореоле, импульс, пси-ниточка - и все. Я понял, что могу мысленно ухватить нить, толь­ко не решился, не стал тянуться.

Пригоршня внимательно следил за шагавшим впере­ди Лесником, иногда кидал взгляд на лес по правую ру­ку, готов был в любую секунду упасть на землю, открыть огонь из автомата.

Мне определенно начинали нравиться новые способ­ности. Улыбнувшись, я вытянул шею и попытался про­щупать Лесника. Дед шел уверенно, уклонялся от ве­ток. Шума шагов не слышно, ничем не бряцает, не шур­шит, хотя одет не по-военному, а как-то по старинке. Аура у него бледная, и в центре, на уровне груди, алое сияние - непонятная для меня болезнь, опухоль. А он и не знает. Чувствует болячку, но не придает ей пока значения, а надо бы. Опухоль еще редко беспокоит. Как же ему рассказать о ней, не выдавая своих способнос­тей? Может, Лесник сумеет победить заразу, если во­время обратится к врачам.

Курортник шел первым, и на нем никак не удавалось сосредоточить внимание. Далеко, шагов десять - ауру уловить или хоть что-то почувствовать я не мог. Слов­но голова Курортника была покрыта непроницаемым панцирем. Я попробовал погрузить сознание глубже в пелену тумана, как уже делал, когда сканировал Лесни­ка и Пригоршню, но заслон выстоял. Только боль в ви­сках усилилась, а увидеть хоть какую-то ниточку или распознать настроение Курортника не удалось.

Пару раз военстал останавливал группу, приседал, клал ладонь на затылок, зачем-то просовывал пальцы под шлем. Водил стволом оружия, что-то высматривая среди деревьев.

Лес поредел. Мы вышли к усадьбе, точнее, к ее гра­нице. Я каким-то образом сам определил, что впереди по правую руку находятся развалины. От них веяло пу­стотой, заброшенностью. Люди здесь давно не бывали.

Мы шли вдоль заросшей высоким кустарником ре­шетчатой ограды. Приземистые, сложенные из кирпи­ча столбы через каждые десять шагов были соедине­ны чугунными прутьями. Ржавые, в палец толщиной, с элементами ковки, прутья продержатся здесь еще лет сто, пока основания столбов не подмоет вода и ограда не станет разваливаться на секции. Замысловатый узор на решетке сливался с ветками высокого кустар­ника. Кое-где ограда уже начала рушиться; поглядев в такой пролом, я различил поросший бурьяном сад. То, что это именно сад, я понял по высоким многолетним яблоням, посаженным квадратом. Стволы деревьев по­крыл лишайник, нижние ветки тонули в бурьяне. Яб­лони ведь должны плодоносить, только что-то не хо­чется пробовать их плоды, даже если бы сейчас было время урожая.

Я обошел большой трухлявый пень, еще раз кинул взгляд в пролом, на яблони, приметил висящую у куста аномалию - жарка. И не пролезешь быстро в дыру, может зацепить. Легче перемахнуть через забор, чем рисковать, пытаясь проскочить между аномалией и плотными зарослями.