В Калифорнии морозов не бывает - Ирина Волчок

— Представляешь, как обрадуются те, кто после нас сюда въедет? Такая красота, такая чистота, не квартира, а конфетка.

Но это мама говорила уже потом, когда стало известно, что им с отцом придётся ехать в Монголию.

А тогда Александра думала, что, может быть, хоть здесь родители останутся дольше, чем везде. Сколько можно мотаться по белу свету, пора бы уже пожить в покое и уюте, всё-таки не молодые уже. Вот она и посвятила тот бесполезный семинар созданию уюта в квартире родителей. Хотя нет, от того семинара ещё одна польза всё-таки получилась, потому что именно с него начались публикации во всех возможных и даже невозможных изданиях. Однажды даже что-то в «Настольном молодёжном календаре» прошло. Раньше она о таком календаре никогда не слышала. И деньги заметные стали приходить, о деньгах этот романтический концептуалист правильно догадался. Особенно хорошо платили издательства, два-три рассказика в сборнике — и её полугодовая зарплата. Сборники выходили один за другим, в нескольких издательствах, у неё подоходный налог был больше, чем у многих других — зарплата. Через четыре месяца они смогли поменять комнату в коммуналке на отдельную двухкомнатную квартиру. Не очень большую, не очень новую, но в кирпичном доме и в хорошем районе. Валера сначала не хотел менять свою убогую берлогу в коммуналке на нормальное жильё — без объяснения причин. Причины она узнала потом: Валера надеялся, что отец Александры сделает родной дочери квартиру и бесплатно, и без очереди. А родному зятю сделает карьеру. А родители Александры уехали, даже не оставив свою квартиру дочери и зятю. Сделать это было невозможно, квартира была служебной, но для Валеры это не было уважительной причиной. Родители Александры не оправдали его надежд. Стало быть, и Александра не оправдала. В очередной раз перечисляя все свои претензии и к Александре, и к её родителям, он подытожил список совершенной формулировкой: «За что женились?!» Зато Валера точно знал, за что он будет разводиться: за отдельную двухкомнатную квартиру и за хорошую сумму на его сберкнижке — все гонорары Александры он складывал себе на книжку, на машину копил. Не хватало совсем чуть-чуть, наверное, поэтому он не соглашался на развод ещё некоторое время. Но тут у Людмилы возникли финансовые проблемы, и очередной гонорар Александра отдала ей. Валера тут же согласился на развод. Теоретически. А практически — два раза не являлся в суд, а третий раз слёзно умолял судью дать время на примирение. Александра переехала к Людке, без конца моталась по командировкам, на работе сидела в чужом отделе, а Валера всё время искал её, выслеживал, чтобы «поговорить». Разговоры у него были всегда одни и те же: она не оправдала его ожиданий. То есть её родители не оправдали, но это одно и то же, яблочко от яблоньки… В то время она его просто ненавидела. И судью, эту равнодушную тётку с её придурковатым «сроком для примирения», тоже возненавидела. Как можно примириться с формулировкой «За что женились?!»

Та командировка в Москву оказалась очень кстати. Валера выяснил, что она живёт у Людмилы, и стал таскаться туда. Поговорить. Александра смертельно устала от его разговоров, было невыносимо стыдно перед Людмилой, её матерью и даже перед полуторагодовалой Славкой, она просто не знала, куда от всего этого бежать. А тут позвонила мама, спросила, не хочет ли она провести недельку в подмосковном санатории, есть две путёвки, но отцу некогда, а мама одна сидеть в этом санатории посреди февраля не хотела. Александра уже собралась писать заявление на отпуск без содержания. А через час позвонил Марк Львович, спросил, не хочет ли она приехать к ним на стажировку, командировка оплачивается, гостиница оплачивается, дорога оплачивается… Все её деньги были на сберкнижке у Валеры, так что она не стала писать заявление на отпуск без содержания. Только предупредила Марка Львовича, что может приехать всего на неделю. Будет очень занята, так что работать сможет от силы по часу в день, зато гостиницы ей не надо. А нормальную стажировку она отработает летом, если ему это вообще надо. В июне у неё должен быть отпуск, так что она сможет поработать у них целый месяц. И будет работать хорошо, честное слово…

— Июнь — это замечательно! — радостно закричал Марк Львович. — У нас в июне вечно людей не хватает! Но и сейчас хотя бы на недельку приезжай, главный о тебе всё время спрашивает, болгары мои как раз приедут, познакомишься, а то сидишь в своей деревне, чего ты там высидишь, закиснешь совсем, шевелиться надо, шевелиться, о будущем думать, поответственнее к жизни надо относиться, посерьёзнее… Ну, так я тебе вызов посылаю, да?

Та неделя сложилась очень удачно. Почти всё время она проводила с мамой в крошечном санатории, который был расположен в бывшей барской усадьбе посреди соснового бора. Удивительно красивое место. И домик очень красивый, двухэтажный теремок с крошечными комнатами, старинной мебелью, паркетными полами, со стенами, затянутыми узорчатой тканью. В санатории жило человек пятнадцать, не больше. Персонала вообще видно не было. Никого ни от чего не лечили, народ просто ел, спал, кто хотел — ходил на лыжах, кто хотел — целыми днями сидел в библиотеке… Библиотека тоже была бывшая барская, старинная, настоящая. Хороший санаторий. Каждый день в санаторий приходила машина с продуктами, разгружалась и перед обедом возвращалась в Москву. Ближе к вечеру приходила другая машина, привозила из прачечной бельё и забирала то, что нужно было отвезти в прачечную. Постельное бельё, полотенца и скатерти на столах в обеденном зале меняли каждый день. Александра познакомилась с водителями обеих машин в первый же день, и оба сами предложили возить её в Москву и из Москвы. Поэтому она и могла приезжать в редакцию каждый день, хотя бы на полтора часа. Она считала, что особой необходимости в её ударном труде не было, всю эту мелочь можно было делать левой ногой, не отвлекаясь от основной работы. Но Марк Львович её помощи откровенно радовался. А может быть, помощь тут была ни при чём, он просто её присутствию радовался. Марк Львович с самого знакомства к ней хорошо относился. И редактор хорошо относился, несмотря на её отказ перейти к ним в штат. И остальные хорошо относились — как раз потому, что она отказалась перейти в штат, так что никто её как конкурента не рассматривал.

А как к ней относился этот лирический концептуалист, этот их ведущий фельетонист, — она тогда не заметила. Сумасшествие? Подумать только… Никогда бы не сказала. Наверное, это всё он потом уже придумал. В июне. Или даже позже, когда книгу стал писать. Нет, наверное, всё-таки в июне. Но и тогда особых причин для всяких таких сумасшествий не было. Или она просто чего-то не запомнила? Или он просто чего-то из головы выдумал? Даже интересно, что можно было выдумать. Да что угодно. Писатели же.