Тайный ребенок для безжалостного дона - Эшли Сайлас

Папа встает на ноги, как только замечает меня. Через несколько секунд меня заключили в объятия.

— Моя дорогая, — выдыхает он. — Я больше не выпущу тебя из поля зрения.

Я улыбаюсь ему в грудь.

— Я тоже скучала по тебе, папа.

Он отпускает меня, и я встречаюсь с матриархом Де Лука.

— Привет Мария.

Ее критические голубые глаза скользят по моему лицу, а затем медленно опускают взгляд. Когда она снова смотрит мне в глаза, на ее лице появляется легкая хмурость.

— Привет, дорогая. Кажется, ты немного прибавила в весе.

Я сжимаю кулаки, надеясь, что выражение моего лица не выдает раздражения, охватившего меня.

— Совсем немного, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Тебе это идет, милая, — заявляет она. — Я рада видеть, что ты позаботилась о себе.

Ее тон светлый, но я чувствую, как неодобрение исходит от нее волнами. Да, я определенно не скучала по ней. Я поворачиваюсь к отцу и открываю рот, чтобы спросить о Тони, когда он входит в гостиную. Его глаза светлеют, когда он замечает меня.

— Привет, сестренка, — говорит он, подбегая и обнимая меня.

Я тихо вздохнула, радуясь, что он не так зол, как по телефону. Для этого мне нужно, чтобы они были в хорошем настроении.

— Привет. Где Майки? А Роза?

— Роза на каком-то арт-ретрите. Ее нет уже пару дней. Майки наверху с Романом, о котором ты не спрашивала.

Я пожимаю плечами.

— Я уверена, что с ним все в порядке.

— Хм, — бормочет Тони. Затем он пристально смотрит на меня. — Мы собираемся поговорить о том, почему ты вернулась домой, не сказав ни слова?

— Вообще-то, — говорю я тихо. — Я думаю, тебе следует сесть. Мне есть что сказать. Ты тоже, папочка.

Глаза моего отца сужаются, но он делает, как я прошу, садясь рядом с Марией, выражение лица которой заинтриговано. Я бы предпочла, чтобы ее здесь не было во время этого разговора, ну да ладно. Когда мы все сидим в гостиной, мои глаза закрываются, и я переплетаю пальцы, пока говорю.

— Я больше не буду жить дома. Мы с Ки купили квартиру, в которой будем жить вместе.

Я наблюдаю за лицами моего брата и отца, в которых проходят разные эмоции. Сначала растерянность, потом удивление. Выражение лица моего отца остается терпеливым, в то время как Тони, что неудивительно, переходит в гнев.

— Какого черт? — рявкает он. — Зачем тебе оставаться в квартире, если у нас вполне хороший дом?

Я делаю ровный вдох. Я провела часы в самолете, обдумывая свою аргументацию. Конечно, мне следовало подумать о том, как поговорить с ними о другом насущном вопросе, но сегодня определенно не тот день, не время и не место, чтобы мне об этом говорить. Черт, я пока даже ничего не могу им сказать. Сначала мне нужно поговорить с кем-то еще.

— Я хотела бы начать с того, что я — взрослая женщина, которая вполне способна принимать собственные решения.

— Конечно, да, — вмешивается мой отец. — Но мы твоя семья, и мы также имеем право участвовать в этих решениях.

Это заявление меня забавляет. Будет весело, когда они узнают, что я полностью вычеркнула их из самого важного решения в моей жизни. Конечно, я не буду смеяться, но будет смешно. Некоторым людям.

— Верно, и мне жаль, что я не рассказала тебе. И за то, что вернулась в страну, не предупредив тебя. Вы оба знаете, что я склонена принимать самостоятельные решения…

— Ты имеешь в виду рискованные, незрелые, ненужные решения.

Я смотрю на брата, и он закатывает глаза, прежде чем упасть обратно на диван.

— Мой переезд совершенно необходим, — констатирую я. Они понятия не имеют, сколько. — Нам с Киарой нужно личное пространство, и наша квартира — это такое пространство. У нее были контакты в Нью-Йорке, которые помогли нам купить квартиру и обустроить ее. Все, что нам нужно было сделать сегодня, это переехать, что мы и сделали. Это квартира в Бруклине, третий этаж очень красивого здания. Это в прекрасном районе…

Мой брат снова меня перебивает.

— Вся эта информация не имеет значения, сестренка. Ты возвращаешься домой.

Я сжимаю челюсти, сдерживая возражение. Этот разговор ни к чему не приведет, если я начну на него кричать. Я не могу позволить себе злиться. Вместо этого я обращаюсь к отцу, который в остальном молчал. Он вздыхает, когда замечает, что я смотрю на него.

— Дорогая, мы поговорили перед твоим уходом, и ты пообещала мне, что когда вернешься, будешь готова быть более послушной.

Мои кулаки сжимаются. Тогда я бы сказала что угодно, лишь бы они позволили мне уйти.

— Я готова, — говорю я, лгу сквозь зубы.

— Хорошо, потому что мы должны сосредоточиться на том, чтобы ты вышла замуж. Нет причин, по которым тебе следует уходить из дома. Я понимаю, что тебе нужно быть независимой, но ты не становишься моложе, моё дите. Тебе следует остепениться.

— И я планирую это сделать, — утверждаю я, прекрасно понимая, что через пару недель все это не будет иметь значения. — Я просто хочу получить этот шанс жить самостоятельно. Пройдет всего пара месяцев, прежде чем я найду надежную пару, как ты и хочешь, папочка. Пожалуйста.

Как и раньше, когда я уезжала в Лондон, я скажу что угодно, чтобы они отпустили это. Выражение лица моего отца становится задумчивым. Этот мужчина — юрист; его мозг запрограммирован на то, чтобы ориентироваться в разговорах в поисках лазеек и наилучших возможных результатов.

— Хорошо, — наконец говорит он.

Глаза Тони округляются. Иногда мне очень хочется его пнуть.

— Ты просто собираешься позволить ей жить где-нибудь в другом месте?

— Успокойся, Энтони. Она будет в Бруклине. Если ты так волнуешься, пойди с ней сегодня и осмотри квартиру.

Да, он не собирается приближаться к внутренней части дома. Однако я перейду этот мост, как только мы доберемся до него. Внезапно я вспоминаю, что в гостиной есть кто-то еще. За весь разговор Мария не произнесла ни слова,