Переправа - Элли Гриффитс

Выносить это больше нет сил. Схватив пальто и сумку, Рут выбегает под дождь. Ей необходимо поговорить с Шоной.

Шоны еще нет дома, когда приезжает Рут. Она садится на порог, забыв об усталости, что у нее есть ключи. Сидит и смотрит, как люди входят в магазин «Теско экспресс» и выходят оттуда, задается вопросом, каково это — не думать, что есть на ужин, сосиски или котлеты, и достаточно ли у тебя картофеля для чипсов. Ее жизнь стала бы мрачной, зловещей, как фильм, который она не будет смотреть поздней ночью. В какой момент это произошло? Когда они раскопали торф и обнаружили тело Скарлетт? Когда она увидела Нельсона в университетском коридоре? Когда узнала, что ее наставник — Эрик Андерсен?

Шона наконец появляется с хозяйственной сумкой и взятым напрокат проигрывателем для компакт-дисков; вид у нее, длинноногой, в серебристой куртке, такой безупречный, такой невинный, что Рут готова признать свою ошибку. Шона не может быть в этом замешана. Но тут Шона видит Рут, и на лице у нее появляется странное, испуганное выражение — она похожа на загнанную в угол лисицу. Но вот она уже обаятельно улыбается, показывая сумку и проигрыватель, и спрашивает:

— Устроим девичник?

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Хорошо, — растерянно бормочет она, открывая дверь, — проходи.

Рут даже не дает Шоне снять пальто.

— Эти письма писал Эрик?

— Какие письма? — пугается Шона.

Рут оглядывает комнату с полированным полом, с модными коврами, с фотографиями в красивых рамках — почти на всех запечатлена ее подруга — и только теперь обращает внимание на лоскутное покрывало на диване, на стопу новых романов на столе, на книжные полки с потрепанными томами классиков от Т. С. Элиота до Шекспира. Потом снова смотрит на Шону.

— Господи, — говорит Рут, — ты помогала ему, так ведь?

Шона, вновь похожая на загнанную лисицу, готова убежать, но потом, словно бы сдавшись, плюхается на диван и закрывает лицо ладонями.

Рут подходит ближе.

— Ты помогала ему, так ведь? — повторяет она. — Конечно, сам бы он не додумался цитировать Томаса Элиота. Ты специалист по литературе. Твое католическое воспитание, видимо, тоже пригодилось. Он ввел археологию и мифологию, ты — все остальное. Превосходная маленькая команда.

— Это было не так, — глухо произносит Шона.

— Нет? А как же?

— Все дело в Нельсоне, — говорит Шона.

— Что?

— Эрик его ненавидит! — Шона утирает глаза тыльной стороной ладони. — Вот и писал письма, чтобы уязвить Нельсона. Сбить с толку. Помешать раскрыть убийство. Наказать.

— За что? — шепчет Рут.

— За Джеймса Эгара, — отвечает Шона. — Он был студентом Эрика. В Манчестере. Все произошло во время беспорядков из-за подушного налога. Очевидно, группа студентов набросилась на полицейского, и он был убит. Джеймс Эгар находился в этой группе. Он ничего не сделал, однако Нельсон ложно обвинил его.

— Кто тебе это сказал? Эрик?

— Это знали все. Даже полицейские. Нельсону требовался козел отпущения, вот он и выбрал Джеймса.

— Он бы не сделал этого, — возражает Рут. И думает: «Не сделал бы?»

— О, я знаю, он тебе нравится. Эрик говорит, ты от него без ума.

— Вот как? — Стервозность этого заявления причиняет боль. — А ты что, не была без ума от Эрика?

— Была, — устало соглашается Шона. — До одержимости. Я делала все, что он захочет.

— Даже помогала писать эти письма?

Шона смотрит вызывающе.

— Да, — говорит она. — Даже это.

— Шона, но зачем? Велось расследование убийства. Возможно, ты помогала убийце избежать наказания.

— Нельсон сам убийца, — отрывисто бросает Шона. — Джеймс Эгар умер в тюрьме через год после ложного обвинения Нельсона. Покончил с собой.

Рут вспоминает стихотворение Катбада «Похвала Джеймсу Эгару». Вспоминает лицо Нельсона при виде этих рукописных строк. И запертый картотечный шкафчик в фургоне Катбада.

— Катбад, — говорит она. — Какова его роль во всем этом?

Шона истерично смеется.

— А ты не знала? — спрашивает она. — Он был почтальоном.

Глава двадцать третья

У Нельсона выдался тяжелый день. Но жизнь его давно уже состоит из защиты от тех, кто хочет его увольнения, подбадривания впадающей в уныние команды, споров с Мишель, требующей, чтобы он вовремя возвращался домой, и стремления поймать убийцу. Он думал, что вчерашние похороны Скарлетт слишком тяжелое испытание. Господи, маленький белый гроб, братья и сестры Скарлетт, потрясенные, страдающие в своих новеньких черных одеждах, появление родителей Люси Дауни и сознание, что он не оправдал их надежд. А потом необходимость подняться и читать вслух о воскресении и жизни. Он увидел среди собравшихся Рут и задался вопросом, не разделяет ли она его уверенности, что этот текст понравился бы автору писем?

И кроме того, Рут. Не следовало ложиться с ней в постель. Это совершенно непрофессионально и предосудительно. Он изменил Мишель, которую любит. Собственно, он был неверен ей еще дважды, но, успокаивает себя, эти мимолетные эпизоды ничего не значили. В таком случае Рут что-то значит? Она не его тип женщины. Но та ночь, нужно признать, была потрясающей. Рут, казалось, понимала его полностью — он никогда не испытывал такого с Мишель. Она как будто чувствовала его, прощала и доверялась так, что при воспоминании об этом у него и сейчас подступают слезы. Почему она это сделала? Что увидела в нем? Для нее он недостаточно интеллектуален. Ей нравятся щегольски одетые профессора с теориями о гончарных изделиях железного века, а не какой-то необразованный полицейский с севера.

Тогда почему Рут спала с ним? «Первый шаг сделала она», — говорит себе Нельсон в сотый раз. Его вины здесь нет. Он может только предположить, что на Рут, как и на него, повлиял ужас произошедшего, обнаружение тела Скарлетт, сообщение об этом родителям девочки. Единственным избавлением от этого ужаса был банальный секс без всяких церемоний. Надо признать, один из лучших за всю его жизнь.

Он не знает, как теперь вести себя с ней. Рут не из тех, кто станет лить слезы, клясться в вечной любви и упрашивать его уйти от Мишель. Он разговаривал с ней несколько раз по телефону, и она казалась в полном порядке — профессиональной, спокойной, несмотря на происходящие жуткие вещи. Его это восхищает. Рут стойкая, как и он. Вчера он видел ее на раскопках, и она была невозмутима. Подходя, он наблюдал за ней, она была полностью поглощена работой и наверняка не догадывалась о его присутствии. Почему-то ему захотелось, чтобы она подняла взгляд, помахала рукой, улыбнулась, даже подбежала и обняла его. Конечно, она ничего подобного не сделала. Просто занималась своей работой, как он — своей. Это было разумным, достойным поведением.

Он хорошо поговорил на раскопках с этим Эриком Андерсеном. Разумеется, Эрик — старый хиппи, слишком старый, чтобы собирать волосы косичкой и носить кожаные браслеты. Но он сказал Нельсону кое-что интересное. Оказывается, под Солончаком погребен доисторический лес. Вот почему там иногда находят странные пни и куски древесины, даже принесенные из Северной Америки. Говорил Андерсен и о ритуалах. «Представьте себе похороны, — сказал он. — Сперва труп, затем доски гроба, потом камень на кладбище». Нельсон содрогнулся, вспомнив гроб Скарлетт — маленький деревянный ящик, совершающий последний путь.

Он вернулся с раскопок и неожиданно встретился с начальником. Суперинтендант Уайтклиф — профессиональный полицейский с высшим образованием, любящий льняные костюмы и туфли без шнурков. Возле него Нельсон чувствует себя неопрятным более, чем обычно. В нем еще со школы живет ощущение, что руки и ступни его слишком велики. Однако Нельсон не позволит начальнику его третировать. Он хороший полицейский, и Уайтклифу это тоже известно. Он не собирается быть козлом отпущения в этом деле.

— А, Гарри, — сказал Уайтклиф, давая понять, что Нельсон должен был бы встретить его здесь, хотя он и не предупреждал о приезде. — Уезжал по делам?

— Проверяю версии.

Он ни за что не добавит «сэр».

— Гарри, нам нужно поговорить. — Уайтклиф сел за стол Нельсона, тонко давая почувствовать собственное превосходство. — Требуется еще одно заявление.

— Нам нечего сказать.

— В том-то и дело, Гарри, — вздохнул Уайтклиф, — нам необходимо что-то сказать. Пресса жаждет нашей крови. Ты арестовал Мэлоуна, потом выпустил…

— Под залог.

— Да, под залог, — раздраженно сказал Уайтклиф. — Это не меняет того факта, что у тебя нет улик для обвинения его в этих убийствах. А он у тебя единственный подозреваемый. После репортажей с похорон этой маленькой девочки нужно показать, что мы не сидим сложа руки.

Похороны «этой маленькой девочки». Уайтклиф в аккуратном черном галстуке был там, соболезновал родителям Скарлетт. Но для него это просто работа, хорошая мина при плохой игре. По приезде домой его не выворачивало наизнанку, как Нельсона.