Василий Голицын. Игра судьбы - Руфин Гордин

Софья отшатнулась.

— Бить челом? Да ни за что! Как это я, правительница, сему молодчику, у коего молоко на губах не обсохло, стану бить челом? Да статочное ли это дело?

— Весьма статочное. Неразумие твое слишком простерлось, госпожа. Во время оно толковал я тебе: примирись с Петром, придет время, когда мир тебя сохранить поможет. Не токмо тебя — нас всех, — поправился он. — А теперь что ж? Теперь ступай к Троице да бей ему челом, чтобы воротился он да утишил Москву.

— Как же это, как же? — обливалась слезами Софья.

— А вот так же! Не хотела по-хорошему, ступай по-плохому.

— Нешто нельзя по-иному? — все еще всхлипывая, выдавила царевна.

— А как по-иному, посуди сама! Как?! Нагородили вы с Федором городьбы, а мне разбирать? Как бы я ни старался, а ни сил, ни уменья у меня нету. И ни у кого не отыщется. Ход только один: ехать на поклон. Смилуется — твое счастие, не захочет — всех нас погубишь. Игра наша сыграна, государыня. Теперя Петр-царь починает свою. И всем нам не поздоровится.

Софья топнула ногой. Глаза ее были сухи, рот перекосила усмешка.

— Приму-ка я свои меры! Запру все ворота, поставлю караулы, велю никого не выпущать и не впущать.

— Ну и что будет? — поджав губы, спросил князь.

— А то будет, что власть моя пребудет! Приговорят бояре: быть мне на Руси главною.

— Только то у них и на уме, как же…

— А вот так же. Им все эти семь лет моего правления жилося сытно да покойно. Многим я жизнь облегчила…

— С моею помощью…

— А хоть и с твоею, а моим именем. Кто разбирать станет?

— Верно говоришь, госпожа, — неожиданно согласился князь. — С пылу да с жару кто возьмется. Правнуки наши разберутся!

— А до них мне и дела нет, — отрезала Софья. — Ноне моя власть!

— Власть-то твоя, а сила Петрова.

— Э, да как знать, — задорно приговорила царевна и с тем вышла. Приказала везти себя в Стрелецкий приказ. Застала Шакловитого в окружении верных ему стрельцов за штофом водки. Все были пьяны и веселы, словно ничего особого не случилось. Кланялись ей не низко, глядели дерзко.

Софья была зла. Рявкнула:

— Подите все! А ты, Федор, принимай, как должно, хозяйку!

Шакловитый глянул на нее остро, и хмель тотчас оставил его.

— Аль стряслось что?

— С луны ты свалился? Будто не ведаешь, что неуменьем своим натряс! Ахти мне, бедной, сироте, — запричитала она. — Али ты не заступник мой? Беда грядет, беда! Петрушка с потешными норовит осадить Москву, а ты тут бражничаешь!

— Велю караулы расставить по всему Земляному городу, — торопливо произнес Федор.

— Велишь? Проснулся! Я уж без тебя в полки людей разослала, всюду заставы ставлены.

— Еще что? — с вызовом молвил Шакловитый.

— Наказала боярину Троекурову ехать к Троице да просить царя Петра воротиться в Преображенское, дабы волнение унять.

— Как же! Захочет он! — зло бросил Федор. — Он теперича в выигрыше, он король козырный, а то и туз. Выкурить его оттоль надо.

— Возьмись да выкури, — в тон ему проговорила Софья, — ты его туда зазвал, тебе и карты в руки. Да только слаб ты, Феденька. Князь наш велит мне ехать к Троице да просить Петрушку воротиться. По мне рано еще. По мне надобно пождать, покуда боярин Троекуров с ответом не прибудет.

— А ежели Петрушка откажет?

— Боярина Прозоровского пошлю. Он краснобай, авось уговорит. А все ты заварил! — неожиданно выпалила она.

— Нешто я сам собою? С твоего благословения. Ты попустила, государыня.

— Я? Да, но с умом, со страховкою. А не так: вперед слово пущал, а за ним дело творил. Да и творил ли?

— Тебе легко говорить, — только и нашелся Федор. — Поди распознай изменщика! Я что ль спугнул Петрушку? Дело было задумано надежно, два полка были готовы ночною порою осадить Преображенское и зажечь его с трех сторон… Да что тебе сказывать — сама все одобрила.

— Одобрить-то я одобрила, да не взяла в расчет, что не остережешься. Пустил слово на ветер, вот его и подхватили, прибилось оно к Петрушкиным доброхотам. А они у него всюду ставлены. Ты о том должен был знать.

— Э, да что опосля драки кулаками махать! — в сердцах выкрикнул Шакловитый. — Ни кулакам махать, ни языком колоть я не намерен.

С тем и вышел, хлопнув дверью.

С тяжелым сердцем отправилась царевна к патриарху в надежде на его посредничество. Уж он-то понимать должен, к чему может привести распря в государстве.

Патриарх стоял на молитве, и Софья не посмела отзывать его. Пришлось дожидаться. С час прошел, а патриарха все не было. Царевна стала закипать, не привыкла она ждать да кланяться. Семь лет правления приучили ее к самовластности. Хотела было повернуться, а он и вышел.

— Знать, грехи одолели, — попыталась она съязвить, — заждалася я, святейший отче.

— Грехов на мне нет и быть не может, — отрезал Иоаким, и уж царевна пожалела, что поддела его. — Я первенствующий меж монахов и, стало быть, пример благочестия.

— Прости, святейший отче, уж больно я раздосадована.

— Бог простит, — отвечал Иоаким, поджав губы, что было признаком нерасположения.

— Токмо ты, святейший, можешь забрить нас с государем Петром, — льстивым тоном произнесла Софья. — Раздор наш поведет к смуте. Начнет литься кровь, много невинных душ погибнет. Ежели бы ты поехал к Троице да уговорил братца Петрушу воротиться, я бы в ножки тебе поклонилася.

— Зачем так, в ножки, — благодушно отвечал патриарх. — Я и сам того желаю. А тебе, государыня царевна, невместно в ножки кланяться. Ты бы, как все православные, к руке приложилась — все благо.

— Позволь, позволь, святейший отче, дай ручку, — зачастила обрадованная Софья. — Я не гордая, благочестивейший пастырь наш, я могу и в ножки покланяться. Заради миру да согласия меж нас. Братец мой Иван и тот нашу размолвку со слезою переживает. Тож ведь государь великий.

— Святая церковь стоит на страже мира и согласия, стало быть, и мне подобает стараться водворить их меж вами, — назидательно молвил патриарх. — Поспешу, благоверная государыня, завтрева вот и отъеду.

Истово прикладывалась к руке старца, не ведая того, что он и сам хотел податься к Троице, потому что опасался нового бунта стрельцов. И еще потому, что был тайным сторонником Петра, Нарышкиных. Он был хитер, патриарх Иоаким. Он понимал, что царевне недолго править, что она самозвано заняла свое место. И как самозванка должна быть устранена.

А Софья, довольная, отправилась к себе. Она почему-то уверилась, что патриарх — самый надежный ходатай, что он непременно уломает царя Петрушку, упрямого и несговорчивого, воротиться в Преображенское. А там его легче будет достать. Уж в следующий раз она сама возьмется за дело и промашки не допустит…

Тем временем бояре Троекуров и Прозоровский возвратились в Москву. И доложились:

— Благоверный государь царь Петр Алексеевич в согласии с матерью своею, благоверной царицей Натальей Кирилловной, велели объявить тебе, государыня царевна, что согласия меж вас быть не может. А причиною тому-де, что ты, государыня, властью ныне владеешь противу закона православного государства. И пора тебе, государыня, братьям твоим власть отдать, потому как они вошли в возраст. А тебе, государыня, велено возвернуться в терем и жить там, как незамужним царевнам жить подобает: в благочестии и тишине.

— Да вы что — рехнулись?! — накинулась на них Софья. — Как посмели вы с такою речью ко вше соваться? Подите прочь!

Бояре, пятясь и бия поклоны, вышли вон. Софья залилась слезами.

— Все, все противу меня! — бормотала она. — К кому кинуться? Куда пойти? Нешто я виновата… А может, и впрямь уйти от власти с ее жестокостью, предательством, волнениями… Может, не в терем вернуться, а в монастырь. В тихую келейку. Подале от мирской суеты с ее соблазнами.

Но тотчас одернула себя. Да что я, спятила! Все они только и ждут от меня отречения. Ни за что!

Ни за что!

Глава одиннадцатая

А кто взаперти?

Не Москва государю указ, государь Москве.

Бог — батька, государь — дядька.

У царя руки долги, досягнут до Оби и до Волги.

Не страшна огню клюка, ровно пекарю мука.

Свидетели

…чрез те интриги дошло до того, что …царь Петр Алексеевич понужден был в ночи из Преображенскаго месяца майя уйти в Троице-Сергиев монастырь верхом… А мать его, царица Наталья Кирилловна, со всем двором той же ночи бегом понуждена быть последовать Туда же. И в шесть часов скорым походом в тот монастырь пришли. Той же ночи помянутые полки потешные или гвардия туда последовали, также полк Стрелецкой Сухарев, которой тогда же в Преображенском гвардию имел, туда прибыл также. И многия бояры и другие чины, принадлежащие к тому двору, туда прибыли и со всеми оными его царское величество Петр Алексеевич будто, почитай, в том монастыре в осаду сел. И ворота были несколько дней заперты, и пушки на стенах в готовности, и вся гвардия по ночам была в ружье на стене, ожидая приходу с полками стрелецкими царевны Софии Алексеевны.