Я клянусь тебе в вечной верности - Мария Сакрытина

«Я хочу домой», – шептала я, ломая руки.

«Домой, – стучали колёса кареты. – Домой, домой, домой…»

Я ещё пыталась успокоить себя, что незачем возвращаться из-за дурных предчувствий, я ведь действительно так давно мечтала вырваться из опостылевшего замка, и Алэр же обещал, что встретит меня… Перед глазами снова возникал его образ в окне, его мысли, которые я неосознанно прочла и, как обычно, отбросила. Сейчас всё это вернулось, и меня прошиб холодный пот: он лгал. Я не знала, как я поняла, но сомнений не было: он мне лгал. Он меня не встретит. В замке происходит что-то ужасное, поэтому меня оттуда вывезли.

Кучер вздрогнул, выпрямляясь, когда я сунулась к нему через окошко. Потянулся, держа поводья одной рукой, – всё равно шестёрка, привычная, сработанная, не понесет…

– Что вы, юная госпожа. Рано же ещё поворачивать.

«Рано?» – эхом отдалось в моей голове.

– Утром приказывали, – зевнув, добавил кучер. – А сейчас рано ещё. Спите, миледи. Вам там, хе-хе, удобно.

– Поворачивай, – повторила я, с трудом справляясь с собой.

Кучер с тоской покосился на меня и снова вздохнул.

– Так говорю ж: не приказывали.

– Я сказала: поворачивай! – мой голос сорвался на крик. – Домой! Сейчас же!

Карета вильнула: сработанная шестёрка вдруг перестала слушаться поводьев. Я упала на пол, ударившись головой о сиденье, но не почувствовала боли. Чужие страх, недоумение, растерянность накатывали волнами и сводили с ума. Обрывистые возгласы кучера, матом и кнутом пытающегося успокоить лошадей, и гвардейцев, чьи кони тоже понесли совсем в другую сторону, эхом отдавались в ушах – как в пустой пещере.

«Домой», – стучали колёса.

«Домой», – хрипели кони.

– Быстрее! – бормотала я, кусая губы. – Ну быстрее же!

Карета практически летела, но я всё подгоняла и подгоняла, не замечая, как магия, освободившись, течёт сквозь меня, как прорвавшая плотину река.

Обратно мы добрались в три раза быстрее, чем ехали в горы.

Но я всё равно опоздала.

Валентина в замке уже не было, однако часть его гвардейцев осталась – они пытались остановить меня. Они вытолкали ко мне прислугу, и та вопила благим матом, отказываясь ко мне приближаться. Домоправительница дрожащим голосом упрашивала взять себя в руки и выпить успокоительного. Я же хорошая девочка, ведь так?

Я отмахнулась от них. Башня, ещё целая, нависла надо мной как могильный обелиск, и дорога до неё и позже – по винтовой лестнице в мою спальню – казалась ужасно, безумно долгой, как будто кто-то специально увеличил расстояние и всё отодвигал и отодвигал от меня комнату за круглой дверцей, увитой искусственным плющом. Точно издевался.

Алэр был там – как и в моих видениях. Но не на кровати – на широком подоконнике, на котором я любила сидеть в дождливую промозглую погоду: очень удобно смотреть вниз на копошащихся во дворе слуг или на изысканный южный сад слева от них, похожий в межсезонье на мокрого, жалкого ворона.

Алэр тоже смотрел в окно и даже не повернулся, когда я вошла.

– Зачем ты вернулась?

Я замерла: его голос звучал непривычно резко.

– Я…

Слова застыли на кончике языка – все мои страхи на мгновение показались глупыми и детскими. Алэр, я вернулась, потому что мне приснился плохой сон? Ну в самом деле!..

А потом я поняла, что странный звук, на который сразу не обратила внимания, тот странный свистящий звук – это его дыхание.

Меня снова бросило в жар, а потом почти сразу – в холод.

– Алэр, что с тобой?

Он так и не повернулся ко мне.

– Уходи.

Меня уже колотило, но я всё не решалась к нему подойти – таким отчуждённым и ледяным Алэр был только в первую седмицу, когда только приехал ко мне. От испуга я вспомнила и это.

– Алэр, пожалуйста… пожалуйста, скажи, что всё хорошо. Что это шутка. Что всё это очередной мой кошмар. Пожалуйста…

– Я сказал: уйди!

Прозвучало это с такой силой, что я машинально развернулась к двери, – в глаза снова бросились дурацкий плющ и выглядывающие из-за него розы.

За моей спиной Алэр закашлялся – сначала тихо, потом громче, со всхлипом, отчаянно хватая ртом воздух.

А когда я сунула ему под нос бокал с водой, выбил его из моих рук.

– Я же… ска… зал…

– Я не уйду, – шепнула я, и мои руки сами собой потянулись к его вискам. – Я больше никуда не уйду.

Он мотал головой, вырывался, но уже слишком обессилел. И он умолял – вечный рыцарь, даже при смерти:

– Лизетта… не надо… пожалуйста… ты не должна…

О да, он хотел, чтобы я поняла, кто я, как-нибудь… иначе. За застольной беседой спокойным зимним вечером или во время чтения в библиотеке, и чтобы он был рядом и обязательно объяснил мне, как себя вести, – он любил меня направлять, понимал, насколько я податлива в его руках. Как понимал и Валентин.

А получилось вот так. Одна часть меня корчилась от ужаса, а та, что и была меч – моя суть, – глянула на него чёрными глазами нечеловека и спокойно произнесла:

– Тебе нужно прилечь. Давай я помогу.

Он смотрел на меня с безумным ужасом и всё шептал:

– Лизетта… не надо, – пока не стал захлёбываться кровью и не забился в моих руках, скидывая с кровати простыню и подушки.

Я наклонилась, ловя его взгляд.

– Спасибо, – никаких «Я буду тебя помнить. Не умирай, не оставляй меня одну. Пожалуйста, пусть всё будет так, как раньше» – меч не знал этих банальностей.

Я остановила его сердце прежде, чем у него началась агония. Он умер мгновенно и легко – яд, который дал ему Валентин, оказался более жесток, чем чародейка.

Я долго потом вытирала кровь с его лица, убирала пятна с воротника и манжет рубашки – не задумываясь, как у меня получается. Я настоящая выла от отчаяния, а меч исполнял пока ещё мои желания. Я помню, как отстранённо думала, что его сестра Мадлен захочет похоронить брата в родовом склепе. Он же Боттер, а это гордый род. Я откуда-то это знала и мысленно видела и слышала Мадлен, упрашивающую короля рассказать ей, что стало с её старшим братом.

Я отправила Алэра в тот самый родовой склеп и послала Мадлен соответствующий сон. Я даже, кажется, попросила у неё прощения.

А потом я очнулась в башне с окровавленной тряпкой в руке, на смятой кровати, ещё пахнущей потом и розами (с тех пор я ненавижу розы). И очень чётко осознала, что произошло, ясно поняла, что всё, что я видела в кошмарах, было правдой. У меня настоящей получилось только горько стонать. Дрожащая, оседающая башня – стенами, лестницами, полами и потолками – стонала со мной в унисон.

– Я же просил оставить меня в покое! – проворчал только-только собравшийся предаться послеобеденному сну король Валентин. – И я сказал, что мне плевать – никто не собирается снижать им пошлины…