Дело петрушечника - Персиков Георгий

Дело шло к завершению, и Цеховский мысленно представлял себе орден. Ну или хотя бы денежное вознаграждение. Или благодарственное письмо. Однако червячок исполнительности и ответственности напоминал, что бумаги ждали приведения в порядок — и Цеховский попросил об этом Лилию, снова имея в планах свалить все ошибки, буде они сыщутся впоследствии, на столичных варягов.

— Не можете ли вы отсортировать личные дела и допросы всех бывших приемных детей Жумайло? — спросил он как-то вскользь, даже не надеясь на положительный ответ.

И когда услышал «да», был поражен настолько, что не знал, как ответить.

Бумаги были свалены кучей на пыльном столе, а над ними, как старый, затянутый паутиной гриб, нависал архивариус.

— М-да, — сказала Лилия. — Я так понимаю, систематизация не предполагалась изначально?

— Обижаете, — покачал головой архивариус. — У нас все подсчитано. Это со стороны так кажется. Вам Жук поможет.

— Жук? — хмыкнул Барабанов. — Когда на горе свистнет рак?

— Максим Жук к вашим услугам!

Муромцев и не заметил, как рядом с ними материализовался юркий, гибкий парень. У него были кудрявые волосы, ямочки на щеках — а глаза, когда тот смотрел на Лилию, сверкали и искрились.

Барабанов рядом с Муромцевым весь подобрался, как перед прыжком.

— Я с удовольствием помогу вам, — галантно подскочил Максим к Лилии. — Систему тут продумывал я, так что…

— Не-не-не! — Голос Барабанова сорвался на фальцет, но потом окреп. — Не-не-не! Мы сами! Мы знаем, куда смотреть и что искать, так что…

— Отдыхайте, господин Барабанов, — улыбнулся парень. — Право слово, не стоит волноваться. Мы с госпожой Ансельм быстро управимся.

— Не-не-не! — Нестор не собирался отступать и лихорадочно искал причины, по которым нужно было отправить этого Жука восвояси. Немедленно.

Лилия молчала, делая вид, что не замечает препирательств.

— Не! — наконец сообразил Барабанов. — Мы…

— Господа. — В дверях появился Цеховский. — Срочно. У нас еще одно убийство.

— Где? — Барабанов подскочил на месте, на секунду потеряв интерес к Жуку. — Кто?

— Соседи обнаружили труп. Недорогая съемная меблированная квартира на окраине. Совсем недорогая. — Полицмейстер пожал плечами. — Ну а кто… на месте выясним.

Барабанов бросил угрожающий взгляд на Жука и вышел из кабинета. Муромцев последовал за ним, стараясь скрыть улыбку.

Это был старый двухэтажный дом на окраине города, сжатый со всех сторон рабочими бараками и полусгнившими сараями, из щелей которых выглядывали любопытные крысы. Дранка отошла, обсыпалась штукатурка, углы просели, подвальные окна скрылись под землей — здесь жили те, кому кошелек не позволял выбрать что-то получше. Хотя, наверное, что угодно могло быть лучше этой дыры.

Они поднялись на второй этаж. Обветшалая лестница скрипела и вздыхала под их ногами, сверху сыпались какая-то пыль и дохлые пауки. Уже на середине пролета они поняли, что увидят: предыдущая ночь была теплой, и легкий смрад тления струился вниз, как зловонная грязная речка.

Муромцев и Барабанов вздохнули одновременно — и так же одновременно закашлялись, подавившись миазмами, внезапно ставшими густыми.

Сверху свесилась патлатая голова.

— О, сыщики пришли… гля, братцы, сыщики!

Еще пара таких же голов высунулись по краям лестничной площадки второго этажа.

— Вы эт, господа хорошие, платочки на морды не забудьте, — хмыкнула одна. — А то так и свалиться недолга. Дуже смердит!

Муромцев и Барабанов переглянулись, но не сказали ни слова. Молча они поднялись на второй этаж, молча отодвинули в сторону пару крепких и чумазых парней-работяг. Третий, жилистый и высокий, вытягивал шею, как журавль, стараясь заглянуть через плечо стоявшего у дверей комнаты полицейского и разглядеть — что же там жутким кулем лежит на полу. Полицейский отталкивал долговязого лениво и рассеянно — и, судя по всему, занимался этим уже не один час.

— Так, брысь отсюда все, — сказал Цеховский.

— Эй, панчику, так нельзя! — возмутился долговязый. — Все ж эт я его первый увидел!

— Сейчас в участок доставим и выясним, что ты тут делал. И не сам ли его укокошил, — пригрозил полицмейстер.

— Да ну шо вы сразу-то…

Парень натянул картуз, сделал шаг назад — и быстро ссыпался с лестницы. За ним последовали и остальные.

Полицейский с видимым облегчением отошел от дверей и кивнул в сторону комнаты.

— Все как там, — уточнил Барабанов.

Труп крупного черноволосого мужчины лежал на полу ничком, на животе, вытянув руки, словно желая вцепиться в доски пола. Под свежей культей на месте пальца собралась бордовая лужица засохшей крови. Хлопотливая муха ползала по ней, то и дело алчно потирая лапки.

Муромцев наклонился над трупом, морщась от липкого смрада. Барабанов стоял на пару шагов позади него, вытягивая шею и стараясь не делать глубоких вдохов.

— Одним ударом, — сказал Муромцев, выпрямляясь и указывая на затылок трупа. — Чуть сбоку и сверху, но одним ударом. Сразу.

Теперь-то Барабанов понял: то, что он принял за черные как смоль волосы, оказалось запекшейся шапкой старой крови, которая вытекла из огромной рубленой раны на затылке. Раны, которая практически развалила череп пополам.

— Давайте, помогите мне, — сказал Барабанов, снова наклонившись над трупом. — Надо его перевернуть.

— Я? Мы? Но?.. — прошептал полицейский, который с некоторым ужасом наблюдал за ними.

На счет «три» они перевернули тело. Что-то ухнуло, всхлипнуло — и к потолку в струях смрада устремился рой мух.

— Болота рядом, — прикрыв лицо платком, прокашлял полицмейстер. — Спасу никакого нет.

Муромцев не ответил. Он не отрывал взгляда от лица трупа. Распухшее, желтое с прозеленью, оно было искажено в смертной муке. А из полуоткрытого рта кокетливо, словно посылая воздушный поцелуй, торчала кукольная ручка. Передних зубов у трупа не было — стремясь как можно скорее вставить ручку, убийца второпях выбил их.

— Установили личность? — отрывисто бросил Цеховский, прижимая к носу несвежий платок.

Полицейский кивнул.

— Харитон Цибуля, сапожник. Содержал небольшую мастерскую, вдовец. Человек тихий, смирный, мало пьющий. Близких друзей не имел. — Он говорил отрывисто, стараясь не вдыхать глубоко. — Устанавливаем связи. Убийство произошло день назад.

— Так! — Муромцев щелкнул пальцами. — Стоп! Цибуля? Знакомая фамилия…

— Ууыа, — пробубнил полицмейстер через платок, но, поняв, что его слов не разобрать, отнял его от носа. — Увы да. Это один из вашего списка, тот, что был на судебной комиссии опеки.

Муромцев развернулся на каблуках и уставился на полицмейстера:

— Как же так?! Вы же должны были установить за ним негласное наблюдение!

Полицмейстер снова прижал платок к носу, сделал глубокий вдох, убрал платок и продолжил:

— Так и есть. Мы и установили, согласно распоряжению. Но после ареста Душненко мы… решили, что убийца арестован и серии убийств закончены…

— Как видите, нет! — прошипел Муромцев. — И эта смерть — исключительно на вашей совести!

Полицмейстер скривился, но ничего не ответил.

Муромцев повернулся к Барабанову:

— Но зато это дает нам понять, что либо у Душненко есть сообщник, либо убийца с ним вообще не связан.

Барабанов потер переносицу:

— Но тогда это противоречит нашей теории. Ведь мы считали, что каннибалистические образы — это месть обществу и компенсация своей травмы за смерть отца! То есть это могли совершить либо Каргалаки, либо Душненко — потому что их отца сожрал убийца-людоед!

— Возможно, это была ошибка, — кивнул Муромцев. — Признаю.

— И второе. — Барабанов вновь потер переносицу, смахивая верткую муху. — Убиты только те, кто присутствовал на опекунском суде этих двух мальчиков пятнадцать лет назад. Кто еще станет им мстить таким жутким образом? И за что? О нет, нам придется начинать все сначала…

Полицмейстер кашлянул, убирая от лица платок.

— А я считаю, — веско, с нажимом, произнес он, поглядывая на Муромцева, — что это дело рук сообщников тех двух голубчиков. Хорошо, что они у нас под замком. Небольшой, хм, тщательный допрос — и они расколются.