Маленький человек - Пётр Пигаревский

скрипнула и отворилась. На пороге появился щуплый, невысокий молодой человек. Он неуверенно переминался с ноги на ногу и нервно теребил в руках носовой платок.

— А это еще, что такое?! — повысил голос Игорь.

— Да я ничего, я так, случайно, я внук Павла Алексеевича.

Окинув цепким взглядом тщедушную фигуру, Игорь быстро успокоился.

— Ну и чего тебе, ботаник, здесь нужно? Или на жилую площадь претендуешь?

— Не-не, я ни на что не претендую, — подчеркнуто безвольным тоном произнес Павел. — Я случайно здесь оказался, деда решил навестить.

— Навестил? А теперь вали отсюда, нам делом нужно заниматься.

— А, я понял, вы, наверное, соцработники, старикам помогаете.

— Правильно понял: помогаем, жизнь им облегчаем, — невольно хохотнул Игорь.

Он совершенно успокоился — ботаник был абсолютно безобиден.

— Вот здорово! А вы меня в свою команду не возьмете? А то я сейчас безработный, я на все согласен.

Игорь повнимательнее присмотрелся к щуплому пареньку.

— А что ты умеешь делать?

— Ну, например, убивать умею.

Игорь инстинктивно привстал. Настолько разительная перемена произошла в облике этого ботаника. На него смотрели пустые, не выражающие никаких эмоций глаза. Нервное теребление носового платка закончилось, он просто отбросил его в сторону. Фигура вдруг стала подтянутой и упругой.

— Да вы не волнуйтесь так. Я ведь на вашей стороне. Могу, к примеру, дедулю своего завалить, а вы меня за это в долю возьмете. Эта хата ох как дорого стоит, а я много не попрошу.

Игорь оказался совсем сбит с толку. Чего угодно, но такого поворота событий он никак не ожидал.

— Что, вот так, родного деда и завалишь?

В этот момент по лицу Павла расползлась медленная улыбка, и он с наслаждением произнёс:

— А почему нет? На моей совести, по крайней мере, один покойник будет, а сколько на твоей загубленных стариков и старух, мразь?

Игорю показалось, что он ослышался.

— Как ты меня назвал, щенок?

— Мразь, — спокойно ответил Павел. — Мразь и душегуб ты и есть. Зачем тебе деньги от этих пропавших без вести стариков, хочешь, скажу? Чтобы затем их спускать в кабаках, тратить на шлюх, а потом на врачей, которые будут лечить тебя, ничтожество, от венерических заболеваний.

Игорь остолбенел.

— Ты что, недоносок, урод, за базар несешь?! Знаешь, что мы с тобой сделаем, пидор гнойный?!

На Павла угроза не произвела никакого впечатления. Он широко улыбнулся. Рука Игоря скользнула в карман, и через мгновение в ней оказался финский нож.

К ужасу профессора, который во время их диалога сидел неподвижно, переводя взгляд с одного на другого, Павел, абсолютно безоружный, двинулся пружинящей походкой в сторону бандита. Павел Алексеевич закрыл глаза. Открыть их заставил дикий крик, и хруст ломаемой кости. Он увидел стоящего на коленях перед Пашей Игоря. Правая рука последнего была неестественно вывернута, нож отлетел в угол комнаты.

В коридоре тоже было неспокойно. Оттуда доносились вопли, перемежаемые страшным матом.

— Извините, профессор, за причиненные неудобства, — усмехнулся Павел, — делаем, как учили в десантных войсках, а там плохому не научат. Я ведь, как вылетел с востфака, в армию, в десантуру попал. Мои друзья и компаньоны оттуда же.

Павел помог старику подняться, подобрал нож, и они направились в коридор, поскольку Игорь уже никакой опасности не представлял.

В коридоре двое здоровенных бандитов лежали на полу и беспомощно барахтались в накинутой на них рыболовной сети. Над ними склонились Миша и Жора и деловито завязывали запястья их рук, заведенных за спину.

— Ну что, акулы, — улыбнулся Павел, — кончилось ваше время, отплавались! На всякого хищника свой рыболов найдется. Давайте, ребята, пакуем их и… «Дорогой дальнею, да ночкой лунною…», как в песне поется.

— Павел, а вы их в полицию отвезете? — тихим голосом спросил Павел Алексеевич.

— В полицию? Это вы погорячились, дорогой учитель. Вы что — хотите, чтобы через некоторое время они снова к вам заявились? Нет, в другое место, из которого они уже ни одному старику ничего плохого сделать не смогут.

Академик непонимающе замотал головой.

— Не берите в голову, Павел Алексеевич, мы знаем, что нам делать с этой нечистью.

Связанная троица стонала и с ужасом смотрела на Павла и его помощников.

— Но вы уж не очень их калечьте, так, подзатыльников надавайте и отпустите.

Лицо до сих пор молчавшего Миши исказила зловещая улыбка.

— Так и сделаем, профессор. Отпустим мы их в те края, где им будет хорошо и спокойно, откуда они уже никому зла причинить не смогут.

— Нет! — заорал Игорь.

— Заткнись, мразь, — произнес Паша. — Павел Алексеевич, а можно вам напоследок вопрос задать?

— Конечно, о чем речь.

— Вот если бы эта троица училась у вас на востфаке и вы принимали экзамен, вы бы им тоже четверки на пятерки пошли бы ранним утром переделывать?

— Наверное, — беспомощно улыбнулся профессор.

— Слышали, парни, вот это и есть настоящий китайский язык, который способны осилить лишь избранные в этом мире.

Бой

Анатолий вышел из маленького продуктового магазинчика и машинально скользнул взглядом по противоположной стороне улицы. Среди непрерывно снующих людей он заметил старушку. Она стояла прислонившись к серой, холодной стене, согнутая пополам. На асфальте перед ней лежала то ли маленькая шапка, то ли пластмассовая тарелочка. Анатолий не мог понять, что так сразу привлекло его внимание.

По зебре он перешел на ту сторону улицы, поравнялся с женщиной и вдруг замер. Он не мог оторваться от старушки. Что-то бесконечно родное виделось в этом несчастном человеке. И он знал что, твердо знал. Эта женщина была похожа на единственного по-настоящему дорогого человека в его жизни — его мать, которую он потерял.

Напротив нищей попрошайки застыл огромный человек, но не грузный, не жирный, а поджарый, по-спортивному подтянутый, похожий на голодного леопарда, в любую минуту готового к прыжку. Его лицо было ужасно, пересекаемое не одним, а множеством шрамов. В холодных глазах застыла отрешенность, они источали бесконечную печаль. Шли минуты, рекой неслась толпа, а он стоял и не мог отвести взгляда. Старушка не в силах была посмотреть на него, она не могла разогнуться и только еле слышно приговаривала: «Миленькие, родненькие, помогите Бога ради», и что-то еще, тихо-тихо.

Следующие движения Анатолия были машинальными. В его руках оказался огромный бумажник. Не считая, он вынул все купюры, присел на корточки и осторожно положил их в мятую шапчонку. Наступила тишина. Старушка перестала причитать и молча смотрела вниз. Затем она попыталась поднять голову, но у нее не получилось. Анатолий медленно поднялся и, не оборачиваясь, стал удаляться.

Со следующего дня он намеренно изменил свой маршрут