Лесной фронт. Благими намерениями... - Алексей Замковой

  - Митрофаныч, оцени улов! - насколько смог бодро, после долго перехода с грузом за плечами, сказал я подходя к командиру.

  А командир уже вроде получше выглядит! Не так как раньше, но пустота из взгляда исчезла. Даже, как будто, помолодел...

  - А мы уже думали, шо у вас там... - Митрофаныч поднялся навстречу, но, махнув рукой, не закончил фразу. - С возвращением, Алексий! Как сходили?

  - Пятьдесят восемь килограмм восемьсот грамм тола и сорок два взрывателя. - гордо доложил я. - И еще, вот... Селиванов, давай свою тетрадку!

  Я передал Митрофанычу, раскрыв на нужном месте, тетрадь, куда записывали сведения о движении по тракту возле Коросятина.

  - Жаль, что связи нет. Но, думаю, на всякий случай - пригодится.

  - Молодцы... - командир бегло просмотрел записи. - Эва, как германец прет...

  Вырвав нужные листы, он отдал тетрадь Селиванову.

  - Ну, молодцы, шо вернулись с уловом. Сейчас отдохните, а ты, Алексий, зайди ко мне вечером.

  Подождав пока бойцы удалятся, я сказал:

  - Погоди, Митрофаныч. Дело у меня есть...

  И я принялся рассказывать о своем разговоре с Кожешихой в Сенном. Лишь только начал - Митрофаныч нахмурился. Понятно, что моя самодеятельность ему не понравилась. Но слушал внимательно, не перебивая.

  - Понимаешь, Митрофаныч? Один из тех двоих, что прикрывали наш отход - жив! - подытожил я. - Вытаскивать надо парня.

  - Садись, Алексий. - командир сел сам и указал на место рядом с собой. - То, шо ты ходил в Сенное - я этого одобрить не могу. Ты и сам знаешь. Ну, раз все благополучно закончилось - и слава Богу. Только вытаскивать никого мы не будем...

  - Как не будем? - не выдержал я. - Он ведь в плен попал, нас прикрывая!

  - Я тебе не буду говорить про то, шо мы не знаем жив ли он еще. Не буду говорить, шо мы не знаем, куда его повезли. Ты и сам все это знаешь. - Митрофаныч, видя, что я собираюсь его перебить, поднял руку. - Ты послушай меня. Был у нас подпоручик один. Евстахий Федорович Бурунов, как сейчас помню. Геройский парень! И солдатикам своим, как другие, морду по пустякам не бил. Так вот, мы тогда в каком-то, Богом забытом, селе на Херсонщине. Малым числом стояли - одно название, шо рота, а на деле и полсотни не набиралось. И на рассвете налетели какие-то бандиты. Много их тогда по тем краям ошивалось... Да... Сотни две их было, да конные, да с пулеметами... а мы - по хатам все. Так штабс-капитан наш, будь его благородие неладно, скомандовал отходить. А Евстахий Федорович его - по матушке, да с еще одним солдатиком за наш единственный пулемет залегли. Прикрывать, стало быть.

  Рассказывая, Митрофаныч все больше погружался в себя - видимо снова переживал события тех далеких дней. А рассказывать он умеет... Я и сам, слушая командира, будто своими глазами вижу одинокий 'максим' на околице деревни, поливающий пулями степь, и молодого усатого парня, с погонами и в лихо заломленной набекрень фуражке с кокардой, лежащего за пулеметом...

  - ...а шо в степи один пулемет? - продолжает Митрофаныч. - Не на высотке и даже без окопа? Пока десяток положишь, так тебя со всех сторон еще пять десятков обойдут. Я тогда оглянулся, как мы на гребень холма за селом взобрались - так его как раз и обошли. Да еще живым-то взяли. Ну, а мы на том холме и засели. Куда ж, супротив конницы, пешими, да по степи? На холме и отбиваться легчее. Его благородие тогда на последней лошади ускакал - говорит, мол держаться, а я сам за подмогой иду. В общем, сидим мы на том холме, смотрим как бандиты те по селу шуруют - на нас-то они не поперли. Да приметил хто-то, шо подпоручика нашего в одну хату затащили. И порешили мы - как стемнеет, то пойдем выручать. Если бандиты там еще останутся, конечно. Многие вызвались, а отправил я, как старшой, токо пятерых.

  Митрофаныч замолчал. Я сидел и ждал продолжения рассказа. Действительно - ситуации чем-то похожи. Как тогда пришлось отступать Митрофанычу перед превосходящими силами противника, так и мы отступили перед эсэсовцами. И тогда тот подпоручик осталnbsp;Опа! Размышления внезапно прервались. Штык-нож что-то слабо царапнул. Но, не металл... Похоже на дерево. Так, на пару сантиметров вправо - пусто. Пару сантиметров влево - пусто. Деревяшка какая-то или корень... Ладно, продолжаем проверять пространство перед собой. Левой рукой вытер пот со лба и снова штык-нож в землю. Пусто... Пусто... Снова что-то есть. В крайней левой точке, проверив которую я собирался ползти дальше, штык-нож опять что-то зацепил. Снова корень? Сместился чуть влево, стараясь сжаться так, чтобы ничем не выйти за пределы проверенной полосы. Вшших... Снова острие уперлось во что-то. И снова! Около пяти 'дырок' спустя, я выяснил, что в земле передо мной лежит что-то прямое, длиной около полуметра (плюс-минус) и сделанное явно из дерева. Может бревно какое-нибудь? Чего ведь на полях не найдешь... Аккуратно... Очень-очень аккуратно потыкал штык-ножом сверху вниз. Ответом мне стал тихий, глухой стук. Оно же просто поверху! Даже землей не присыпано сверху. Похоже, какой-то ящичек! Тебя-то мы и ищем... Расчистил траву над ней. Передо мной предстал нечто длинное, похожее на модель гроба. А вот теперь...

ся сам прикрывать отход своих, и Семен с Филиппом пожертвовали собой, чтобы дать нам время укрыться в лесу...

  - А ночью те бандиты порешили всех пятерых. - ожил, наконец, Митрофаныч. - Не знаю уж как они там нарвались, а вскоре после их ухода в селе стрельба поднялась. И никто не вернулся. Понимаешь, Алексий? Евстахий Федорович - он хороший мужик был и настоящий офицер. Да только, пытаясь спасти его одного, я потерял пять человек и его самого не спас. Вот так оно...

  - Митрофаныч, послушай... - я понимал, что старик прав, но никак не мог смириться с этим.

  - Алексий, я тебя понимаю. По-человечески - понимаю. - грустно сказал Митрофаныч. - Но ты же как командир думай! Я отвечаю за этих людей. И ты отвечаешь. Ты потерял уже того парня. А не выйдет твоя затея - скольких еще потеряешь? И ведь те солдаты, кого ты возьмешь с собой - они шо, хуже того, кого вызволять будут? Так и получается - спасая одну жизнь ты рискуешь еще несколькими. Понял?

  - Понял, командир. - тихо ответил я. - Только, нехорошо мне от этого... понимания.

  - А мне, думаешь, хорошо? - покачал головой Митрофаныч. - Война - она ведь такая. На войне никому хорошо не может быть...

  Уходя от Митрофаныча я все вспоминал его слова. Прав он. Полностью, на все сто процентов - прав. Я ведь и сам там, в будущем, не раз размышлял на подобные темы. Не раз качал головой, дивясь нелогичности, к примеру, американцев в фильмах. Взять хотя бы 'Спасти рядового Райана'. Сколько человек там погибло только для того, чтобы найти и вытащить с фронта одного-единственного пацана? Я и не помню точно уже... Помню только сам факт, что думал на эту тему. Диким и нелогичным казался мне размен одной жизни на несколько. А теперь... Теперь мне просто головой о ближайшее дерево биться хочется из-за того, что мне самому не позволяют поступить так - нелогично. Ведь прикрыли нас Филипп и Семен. Жизни, считай, за нас положили. И кто-то из них жив, кого-то, может быть, еще можно спасти. Хоть и продлилось наше знакомство так недолго, но они пожертвовали собой ради меня! А я... Я готов пожертвовать собой. А вон тем, к примеру, пацаном, которому и семнадцать вряд ли есть? Или тем усатым дядькой, который довольно пыхтит самокруткой?

  - Угостишь табачком? - я остановился возле дядьки.

  - А чего не угостить? - добродушно пробасил он, протягивая мне кисет и обрывок газеты. - Ты минер, значит? Который - помощник Митрофаныча?

  - Минер-минер. - кивнул я, отрывая небольшой клочок бумаги и высыпая на него табак. Не то чтоб я в совершенстве овладел искусством сворачивать самокрутки, но насмотрелся на этот процесс уже достаточно. - А тебя как звать?

  - Василием. - видя мои безнадежные попытки извлечь огонь из окончательно сдохшей зажигалки, новый знакомец протянул мне свой окурок. - Бывший старшина бывшей Рабоче-крестьянской Красной Армии...

  Я на миг замер, так и не поднеся свою самокрутку к его окурку. Но быстро расслабился и, наконец, подкурил.

  - Хорошо! - заявил я выпустив густой клуб дыма и блаженно сощурившись. - А скажи мне, Василий, почему ты армию нашу бывшей называешь? Не боишься таких разговоров?

  - А какая она, армия наша? - кажется он вполне искренне удивился. - Гонят ведь наших... Шутка ли - за какой-то месяц от Польши до самого Днепра дошли! А бояться мне... Все равно - не жилец. Повидал уже... Тут ведь смерть так косой своею размахалось, что дурость надеяться на другое.

  И, главное, говорит так уверенно! Но, одновременно - спокойно. По этому человеку, несмотря на слова, абсолютно не заметно, что он чем-то сломан, что чего-то боится...

  - А чего ж тогда оружие не бросишь, - я указал на небрежно прислоненную к дереву 'трешку', - и не укроешься где-нибудь? Вдруг пронесет!

  - А вот это - хрен собачий! - Василий тут же посуровел. - Не достанется супостатам так просто моя земля! Собака я, что ли - в кустах отсиживаться? Пусть эти фашисты проклятые меня и убьют, но я с собой кое-кого из них захвачу!