Недоброе утро Терентия - Денис Грей

искать дочку: металась, истерила, даже выпрыгнуть на ходу пыталась! Пришлось на нее накричать. Все ей высказал, и что искали, и не просто так, а волк искал! И что ни крови, ни тела — ничего не нашли! Степка ей ленточку отдал от платья Аленушки. Все смотрела на нее, руками гладила. В слезах вся. Приказал ей лучше Степана держать, машину уж слишком трясет, чтобы не вывалился! Послушалась, обняла сына крепко. Да сама рукой за поручень ухватилась. Степка мне все дорогу указывал. Хорошо указывал! Я вообще ничего не видел. А он, видать знал дорогу эту! На лево приказал взять, там тракт старый, заброшенный. Повернул туда. И правда, после нескольких прыжков по кочкам, машина ровнее пошла, а под колесами — накат из бревен забарабанил. Лучше ехать стало. Я ходу прибавил! Тоже тракт заброшенный, да заросший, тоненькие деревца торчат сквозь бревна. Уралу — все нипочем! Давит, под себя заламывает. Кусты были. Пушистые такие, высокие, да не мешались почти! Волк сзади, на платформе сидел. Нос в кабину через форточку, разбитую засунул, смотрит вперед, да иногда назад поглядывает. Махнул я ему, чтобы «хвост» проверил. Понял волк. Сорвался с платформы, на ходу — прыг! И побежал по тракту назад.

Четыре километра так проперли. Волк вернулся. Запыхался здорово, да морда довольная! На платформу запрыгнул, морду в кабину сунул, да руку мне лизнул. Стало быть, все в порядке понял я. Никто за нами не гонится! Может и не поняли кто и откуда, а может и не на чем им гоняться. Да и хрен с ними! И нам дальше смысла гнать не было. Сбросил скорость. Да и греться Уральчик наш начал. Поберечь надо! Так еще пару километров пропылили. Хороший тракт, да только дальше хуже пошел. Много гнилых бревен попадаться стало. Проваливается машина колесами сквозь гнилухи. Опасно так! Потихоньку поехал.

Выехали мы к речке, что справа, вдоль тракта пошла. Неширокая такая, метра четыре. Видать это та, самая, что и в том лесу, когда за женой ходил. Вроде, если прикинуть, то она самая. Ага! От Зареченки идет, да вдоль Морши. Аккурат сюда. А машина нагрелась сильно уже! Подскочила температура на приборчике. Почти в красное заползла. Стало быть — привал! Съехал с тракта, да ближе к речке взял. Тут еще полянка хорошая такая, да от тракта молодой порослью прикрытая. Укромное место! Остановил машину. Вышел, огляделся — красота! Водичка в речке той — чистая-чистая! Камышика немного вдоль берега. Берег глиняный, не крутой. Подойти можно! Лягушки зеленые в воду попрыгали, мелочь блестящими стайками в стороны брызнула. А вокруг - птички летают, поют. Солнышко сквозь кроны деревьев проглядывает. Тихо так в лесу, хорошо! Степан и Серафима тоже вышли. Огляделись, да к водице пошли. Серафима сына умыла, в порядок одежу его привела. Да сама умываться, да причесываться принялась. Волк все вокруг оббежал, оглядел, да обнюхал и в кусты шмыганул. Оно видать придавило! Ну и я тожить маленько до кустов сходил. Подальше от всех. Да за ведро — воды чтобы набрать! Только продукты оттуда выложил, Серафиме со Степаном отдал. Пусть хоть поедят. А мне — некогда! Сперва машину надо в порядок привести. Чтобы если шухер, дык сразу ходу!

Открыл капот, натаскал воды, все залил под завязку. Еще так, просто на радиатор полил. Остудить чтобы. Уж сильно горячий он стал! Пар повалил от него. Булькает водичка-то. Хотел еще на мотор полить, да не стал. Там проводов всяких много, а мне еще раньше, когда на «бригаде тракторной» работал, дык Васяка, строго-настрого запрещал такое делать! Замыкание может произойти говорил. Не любит мотор, когда вода на нем! Вот так! Постоял я немного, посмотрел, как пар унимается. Дождался, пока температура на низ сошла, закрыл капот, да отошел через тракт, чтобы хоть разглядеться: где мы, да чего?

Прошелся вверх, через лесок. Гляжу — свет пробивается через деревья. Еще дальше прошел, деревья расступились, а там — поле! Вышел стало быть из лесу. Огромное поле, широкое! Пшеница колоски к солнышку тянет, да на ветру покачивается. А над полем — небо синее, ясное, ни облачка! А в небе — птица висит. Коршун! Большой. Как и у Есенина в стихах про Лебедушку! Крылья расправил, на потоках ветра держится, да вниз смотрит. Мышь выглядывает, да все вниз сорваться норовит, охотится! Первый раз я птицу в небе увидал, да средь бела дня. Еще с того времени, как город тот окаянный покинули. Даже душа обрадовалась! Есть жизнь тут! Не добрались видать гадины сюда. Еще смотрел вокруг, а кажись места-то знакомые! Вон, бугор видать: такой, круглый с выемкой посредине. Мужики его, еще — «Жопа» называли, так про меж собою! А как на самом деле бугор тот называется, дык кто-ж его знает. Да и не дают кажись названий буграм! Он хоть и здоровенный, вот только не гора, чтобы имя ему научное давать. Так-то! А если это он, то Морша уже совсем скоро будет. Километра — три, не более. Считай — дома уже! Морша-то с нашей Зареченкой рядышком.

Пока любовался природой и слушал ее ту, самую особую атмосферу, которая состоит из множества тайных звуков, созданных из шуршания ветвей, дуновения ветерка, чирикания лесных птиц и далекого плеса стремящейся водицы в реке, Серафима ко мне подошла. Стала рядом, да покушать мне протягивает. — Мы покушали уже с сыном. Покушайте и Вы... — а сама присела и простынку белоснежную на траве расстелила и газетку туда, поверх. Кушать туда сложила. Аккуратненько так, все разложила. И хлебушка немного и солонину кусочками. Это когда мясо кусочками-пластушками нарезают, да в банку с солью пересыпанную укладывают. Туда еще специи разные. Перец черный, горошком, да листиков всяких. Лавровый там. Немножко! Для вкуса. А мясо-то, — так кушать можно! Оно тама уже готовое получается. Ну, или варить. Да и жарить можно. Все вкусно! Мы ее — солонину, еще «салом» называем. Это — по-простому так! Вот и Серафима положила мне. Лучок дольками, да картошечку, запаренную в «кожурках» еще. Яйца еще куриные принесла. И где только взяла? Я кажись не помню, чтобы яйца со стола тогда забирал. Видать она, как собиралась, так еще своего прихватила. Хозяюшка! Почистила Серафима картошечку, да яйца, да мне протянула. — Кушайте Терентий, — говорит. — на здоровье!