Испуг - Владимир Маканин

Петр Иваныч долго-долго ощупывает калитку, прежде чем признает ее своей… Она?.. Она, родная. Она!

– Пока.

– Пока.

Возвращаюсь один. Ни свечки в окнах не теплится. (Еще не все запаслись.) И ни звезды на небе. И ни знакомого лая. (Хотя бы звуковой ориентир.) Но бобики и жучки молчат. Тоже ведь и собаки лают и живут на рефлексах – привыкшие к свету в окнах! И вполне приспособившиеся к каким-никаким, битым поселковским фонарям.

А в кромешной тьме наши псы как-то уж очень поджали хвосты. Ни взвизга! Неужели напуганы?.. Правда, есть разговоры, что малаховские – ворье опытное, они, мол, не травят собак, а просто-напросто подбрасывают им печенку, нашпигованную парой таблеток снотворного. И собачонки дрыхнут! Так что и здесь всё стало навыворот: собаки молчат ночью, а лают днем… И как оскорбленно лают! Протестуют! Верните нам наш образ жизни.

Но по левую руку все-таки различимы ивы. Плакучие ветви… Свесились прямо в мокрый речной запах. (Самой воды я уже не видел. Но она, конечно, рядом. Потому что только хорошо напоенные деревья млеют так при появившемся лунном свете.) Ага! Вот и луна…

Иду тихо-тихо. Меня наполняет восторг. Со мной оно, чудо моей старой жизни. Руки я невольно держу, словно бы прижимая нечто к груди. Я сейчас несу на руках эту долгую-долгую (по времени) штуковину, мою жизнь. Как младенца… Я несу свою счастливую стариковскую судьбу. Ни о чем не жалея.

А уже ожило и постукивает насторожившееся сердце. В Лидусином окне свечка. (Вернулась из Москвы. Наконец-то!) Свечка уже в спальне… Ага! Ага! Погасла. Давай, старик, побыстрее… Наша Лидуся, помнится, засыпает стремительно. (Тем более, если устала с дороги.) Прохожу калитку… Ступеньки… Поворот из большой комнаты в спальню.

И тишина.

2

Старикашка счастлив. Старикашка млеет. И шмыгает носом. (Я вижу себя со стороны – смешным млеющим старикашкой, забравшимся наконец в знакомое тепло знакомой постели.) Это одно из приятных, изысканных чувств: видеть себя… не принимать себя слишком всерьез.

Тепло спящей женщины пьянит. Если сразу с прохлады… Если нежно и если не торопиться руками…

Однако же, что именно этот старикан, попав в постель, первым делом надумал. Еще и не шепнув ей: «Привет…» Еще и не чмокнув подружку.

А вот что: этот озябший придурок сладостно трет ступней о ступню. Долго трет. Он еще и кряхтит, дергается. Чтобы согреться… Застывшие от росной травы, его старые ноги ноют и ноют. (И никакие ботинки уже не греют!) Так что старикан пылко трет ногу о ногу. Трется пальцами ног еще и о простыню… Об одеяло.

Лидуся – молодая женщина, и ей его самосогревание не нравится. Она не понимает, зачем кряхтеть. Лидуся находит, что он должен был бы начать с легкой ласки, с чмока в щеку, с доброго словца… скотина… да и прохладен, как лягушка!.. Осердившись, она его отталкивает.

Старикашка ничуть не в обиде. Он ведь уже греется. Он как бы уже пришел и уже на пороге родного дома. (А с родней здороваться не обязательно.) Он ведь уже на том самом пороге, на златом крыльце! За которым (он по опыту знает) будет по-настоящему тепло, будет жарко.

Но Лидуся лежит, подчеркнуто отодвинувшись. Конечно, надо бы зажечь свечу (давненько со стариком не виделись) и поболтать с ним… Однако нет и нет! Она со сладкого сна, а он как ляга холодный. Где, в конце концов, его ласка?..

То-то. Притих!

Намерзшийся старик и правда притих. Старикашка угрелся. Теперь ему и женщина не так уж в охотку. Конечно, он ее хочет… хочет… хочет… сто раз хочет, но ведь и спать он хочет… Ах, это тепло! Аура добротных одеял! Старикан разомлел… Хоть бы свечу зажгла! А то ведь он заснет. Вдруг и заснет, вычеркнув разом из сознания и саму ночь, и Лидусю?

А пусть!.. Нет так нет. Мысли у него спутываются… Совсем рядом с ним дышит большая ее грудь, ее гордость. Грудь манит. Но еще сильнее манит некая теплая волна сна – как бы морская, мощная – подхватывает млеющего в неге старика – и вдаль… Вдаль! Еще дальше… Ах, как качает теплая-теплая волна.

Уже в полузабытьи счастливый старикан слышит голос молодой женщины. Он напрягается… Чего ей?

Проснулась… Вкрадчиво и нежно – и снисходительно делая первый шажок навстречу (и, конечно, с легким упреком) – Лида ему признается. Ровно одно слово:

– Скуча-ала.

Он слышит – здесь кой-какой его мужской талантишко – угадать, расслышать набегающую ночную чувственность женщины. В полной тьме Лидуся, произнося ключевое словцо Скуча-ала… тихо-тихо начинает раздвигать под простыней коленки. По миллиметру. Медленно-медленно… Сама себя не слышит. Сама она о своих коленках еще не знает – а старик знает своим опережающим знанием. Опережающим на секунду-две.

Хороший денежный дачник (молодой, конечно!) это не только ее доход, это – ее женский пунктик. Дачника из Москвы Лидуся подыскивает, часами сидя на своем московском телефоне. Уезжает туда и звонит. Или через знакомых, через подружек… Как правило, дачник находится не на все лето, а на отпуск. И значит – за лето возможны два-три варианта мужчин (молодых, конечно!). Каждое лето поиск. Каждое лето Лидуся, как ей думается, ведет тем самым некую сложную с жизнью игру… Один мужик вот-вот съедет, а второй на подходе. А там и третий… Пока что на телефоне, но уже вовсю булькает голосом что-то смелое и игривое ей в трубку. И поскольку дачник подбирается загодя и с прицелом, он чаще всего Лиде по душе.

Лидуся объяснила одной фразой:

– Это – мой жизненный шанс.

Шанс, а еще и надежда, что недолгий и непрочный летний союз – как бы он там ни назывался – плавно и сам собой перетечет из середины лета в осень, а там и дальше, дальше. Так что, Петр Петрович, соображай сам и не мешай. И Петр Петрович (я…) соображает и не мешает. Зато Петр Петрович многолетний и верный, и необременительный друг. Знай, ловит в паузы свои ночи. (Этих ночей немало. Хорошего дачника найти нелегко.)

Тем более сейчас!.. Чехарда тьмы и света ударила этим летом по всем дачевладельцам, задела и Лиду. Ее очередной Коля капризничает. Молодой и с деньгами, но нервный. (Кажется, и впрямь Коля…) То приезжает, то уезжает… Лида уверяет его, клянется, что свет вот-вот дадут… Коля, Коля! Ну, день… Ну, еще день… Ну, еще… Коля терпит. Но вдруг Коля, чертыхаясь, сваливает в Москву. Коля не может жить как сурок. Он не дневной петух. Он хочет смотреть НТВ…

– Ну, дед?.. – Лида смеется. – Отчитайся, кого поимел за это лето. Пока меня не было, а?.. Давай начистоту.

Именно ночью Лидуся любит поболтать о житейском, о мужчинах и женщинах. Ночью она почему-то любопытна – кто как и кто с кем спит, ей не все равно.

– Кого я могу поиметь, Лида?.. Только о тебе думал.

– Неужели?

– Силы копил.

Отдохнувшие, среди ночи мы проснулись. Лидуся зажигает свечу.

– Не надо света, – протестую я.

– Почему?

Теперь и я немного разболтался:

– Во тьме ты вроде бы моложе.

– Ах, скотина! – Она замахнулась и врезала мне своим крепким кулачком.

Ей двадцать семь, и молодую женщину цифра уже чуть-чуть давит. Потому и нервишки. Кулачок угодил мне прямо в ухо.

Я только крякнул – полегче, полегче!.. И придержал ее руку от второго замаха: старики, знаешь ли, Лида, ушами очень дорожат.

– Интересно, чем они не дорожат? – фыркает молодая здоровая кобылица. И спрашивает о женщинах: – Ну? Кто-нибудь из интересных дачниц приехал?

– Не видал.

– Зато Алка скоро прибудет.

Алка – любовь прошлого лета – любовь с подачи как раз Лидуси. Лидуся сама ведет жизненный поиск и потому, возможно, не отказывает в поиске мне. (В этом смысле Лидуся необыкновенна. Нечасты такие женщины!) Конечно, одновременно к ним обеим Лидуся ходить не позволит, нет уж!.. Но зато, если она сама в отъезде или уже при дачнике, так и быть, дед, выбери Алку…

– Никого лучше в округе нет. Это же факт.

Для Лидуси это факт – нет женщины интереснее, чем ее подруга. И все слова сейчас, и вся реклама – ей!.. Алке!.. – такой замечательной выдумщице! Алка умна, оригинальна, а как красива… и лицом… и грудью… лучше Лидуси во всех отношениях.

В минуты восторга Лидусю буквально распирает!.. Это характерно. Ей страстно хочется поделиться хоть чем-то. Хоть конфеткой, хоть прекрасным закатом, хоть подругой… Хотя бы и деньгами. За последнее, то бишь за дележ деньгами, жизнь Лидусю, как я помню, частенько била. Больно била. Проходимцы давали ей хорошие уроки. Но ничему не научили. Что поделать!.. Есть такие женщины, как Лидуся.

Я не перебиваю. Я не спорю. Слава небесам, есть и такие!

– У тебя и впрямь… с ушами. Ты слышал?.. Алка прибудет.

– Слышал.

– А где восторг?

Тут вместо восторга меня легонько передернуло… Алка!.. Интересная, но с какими причудами. С закидонами!.. В постели девица устраивала «чистый адреналин» – в интимную минуту вскакивала и вопила: «Кто там? В окно к нам заглянул… Кто там идет?!» – всё только, чтобы полюбоваться, как разомлевший старикашка забьет крыльями. С большими закидонами!.. «Любо-о-овь!» – вдруг кричала замечательная выдумщица, проверяя, есть ли эхо… Ну, и разное… Всякая там мелочовка. Подравнивала ночью мне усы. Ножницами… Спящему… Ей нравилось, когда усики щеточкой. Ей нравилось стричь ровно по одному волоску… Все ее идеи были почему-то внезапны. Алка!