Портрет в коричневых тонах - Исабель Альенде

в такие дни, когда единственное, чего я желала, было залезть под стол, как, впрочем, я то и делала, живя первое время в доме своей бабушки Паулины. А к занятиям фотографией меня привёл сон о детях, танцующих в чёрных пижамах, и в этом я более чем уверена. Когда Северо дель Валье подарил мне фотоаппарат, первым, что мне пришло в голову, было следующее, а именно: если бы я смогла сфотографировать терзающих меня по ночам бесов, я, тем самым, прогнала бы их прочь. В свои тринадцать лет я не раз пыталась это делать. Тогда я изобретала столь не похожие друг на друга сложные системы из колёсиков и верёвок, чтобы даже во время моего сна фотоаппарат не переставал работать. Подобное продолжалось до тех пор, пока не стало очевидным, что отчасти выдуманные колдовские существа оказались совершенно неуязвимыми к мощи различных технологий. Находясь под истинно внимательным наблюдением, какой-нибудь предмет или тело знакомых, казалось бы, очертаний постепенно преобразовывается во что-то священное. Фотоаппарат способен выявить тайны, которых нельзя уловить ни невооружённым глазом, ни ясным умом, так как исчезает всё, за исключением того, что на изображении попало в фокус. Сама фотография представляется неким упражнением на наблюдение, а его результат зависит лишь от неожиданной удачи. Ведь среди множества негативов, которыми в моей мастерской забиты несколько ящиков, каких-то действительно стоящих и заслуживающих внимания крайне мало. Мой дядя Лаки Чьен почувствовал бы себя несколько ущербным, если бы узнал, до чего бесполезным в моей работе оказался его вдох удачи, который он передал мне ещё в детстве. Фотоаппарат – механизм довольно простой, и им сможет пользоваться даже самый бестолковый.

Вся задача здесь состоит в создании с помощью фотоаппарата уникального сочетания правды и красоты, что и подразумевается под искусством. Вот эту правду и красоту я и ищу в прозрачности осеннего листа, в идеальной форме улитки на пляже, в изгибах женской спины, в структуре ствола какого-нибудь старого дерева, равно как и в прочих зыбких формах нашей реальной жизни. Несколько раз было так, что, работая с очередным изображением в своей тёмной комнате, вдруг возьмёт да и возникнет где-то рядом душа какого-нибудь человека, охватит эмоция от события либо мной завладеет жизненная сущность самого предмета. И вот тогда не выразимая словами благодарность рвётся из груди наружу, вытягивая откуда-то изнутри ни чем неудержимый плач, и я ничего не могу с собой поделать. В подобных откровениях и заключается суть моего ремесла.

Северо дель Валье располагал несколькими неделями плавания, чтобы оплакать Линн Соммерс и обдумать, во что же теперь превратится его дальнейшая жизнь. Мужчина чувствовал свою ответственность за девочку Аврору и даже написал завещание, по которому небольшое наследство, что он получил от родного отца, а также собственные сбережения перешли бы прямо этому ребёнку в случае его кончины. Теперь же девочка каждый месяц получала проценты. Он знал, что родители Линн позаботятся о малышке лучше кого бы то ни было. А также полагал, что каким бы громадным ни было тётино высокомерие, Паулина не стала бы пытаться отнимать девочку силой, потому как её муж не допустил бы того, чтобы данное дело превратилось в настоящий публичный скандал.

Сидя на носу судна и растерянно глядя в бесконечное море, Северо пришёл к выводу, что и вовек бы не оправился морально от потери Линн. Жить без неё у мужчины не было никакого желания. Погибнуть в бою – вот лучшее, что в будущем могло бы их разлучить: умереть быстро и практически сразу же – это было всем, о чём он просил. Целые месяцы любовь к Линн и решимость помочь своей обожаемой женщине занимали всё его время и внимание, поэтому молодой человек и оттягивал со дня на день своё возвращение, в то время как все чилийцы его возраста вербовались в группы для будущих боёв. На борту судна плыли несколько молодых людей с такой же, как и у него самого, целью – пополнить ряды военных и надеть униформу, что всё вместе было вопросом чести для тех, с кем он собирался и обсуждал передаваемые по телеграфу новости войны. За четыре года, что Северо провёл в Калифорнии, у него окончательно разорвались связи с родной страной; молодой человек откликнулся на военный призыв, видя в нём лишь повод оставить траур, но в своей душе нисколько не ощущал ни малейшего воинского пыла. И всё же по мере того, как судно плыло по направлению к югу, мужчина постепенно начинал разделять энтузиазм остальных. И тогда он вновь подумал о службе в Чили, пройти которую мечтал ещё в школьные годы, когда, сидя в кафе, обсуждал с другими студентами политические вопросы. Полагал, что многие из его бывших товарищей сражаются там уже не один месяц, тогда как сам до сих пор бесцельно разгуливает по Сан-Франциско и тратит уйму времени на то, чтобы навещать Линн Соммерс и играть в маджонг. Как бы он смог оправдать перед друзьями и родственниками подобное своё малодушие? И, раздумывая об этом, его разумом невольно завладел образ Нивеи. Двоюродная сестра не поняла бы промедления с возвращением, вызванным необходимостью защищать родину. А сам он твёрдо верил в то, что был именно таким мужчиной, который непременно отправился бы на фронт в числе первых. Ещё худшим было то, что отделаться от неё простыми объяснениями не представлялось возможным. Молодой человек надеялся скорее умереть от множества ран, нежели вновь увидеть девушку; чтобы столкнуться с Нивеей лицом к лицу после собственных не слишком приличных выходок, требовалось куда больше храбрости, нежели для того, чтобы сражаться с самым чудовищным врагом. А судно меж тем, хотя и медленно и несколько беспорядочно, но всё же продвигалось вперёд, а значит, он прибудет в Чили, так и не застав военных действий, - прикинул мужчина, слегка встревожась. Ведь даже не сомневался, что победу одержали бы его люди, несмотря на численное превосходство противника и явное незнание военного дела, что демонстрировало чилийское верховное командование. Главнокомандующий армии и адмирал эскадры были всего лишь парой старичков, которые никак не могли договориться между собой насчёт самой элементарной стратегии, однако чилийцы рассчитывали на свою, бóльшую, нежели у перуанцев и боливийцев, военную дисциплину. «Чтобы я решил-таки вернуться в Чили и выполнить свой патриотический долг, была необходима смерть Линн, да я просто вошь какая-то», - то ли бормотал сквозь зубы, то ли просто мыслил молодой человек, сам стыдясь того, что иной раз может прийти в голову.

Порт Вальпараисо блистал декабрьским