Агидель стремится к Волге - Хамматов Яныбай Хамматович

Кроме того, вся территория Башкортостана делилась на четыре дороги: Казанскую, Ногайскую, Сибирскую и Осинскую. А когда уфимский воевода поинтересовался, каким образом осуществляется управление ими, ему доложили, что дороги те делятся на родоплеменные волости, подразделявшиеся в свою очередь на аймаки и тюбэ. Дороги и волости управлялись старшинами из числа «лучших людей», к которым были также причислены башкиры, удостоенные звания тархана как особо отличившиеся в войне с Речью Посполитой.

Воевода узнал, что башкирский народ состоял из тридцати с лишним племен, объединявших от двух до тринадцати родов. Важные межродовые проблемы улаживались на советах старейшин — курултаях или на йыйынах — собраниях рода. Право участвовать в них имел любой башкир, но пользовалась им, главным образом, знать, бравшая на себя решение самых важных вопросов: старшины и их помощники, юзбашы-сотники, тарханы, ахуны, муллы.

Уфа считалась центром Башкортостана. И поэтому общий йыйын проводился в ее окрестностях, в двенадцати верстах от города у речки Чесноковка. А башкиры Ногайской дороги нередко устраивали съезды у Азеевой мечети.

Родовые и всебашкирские собрания непременно завершались празднествами, включавшими в себя разного рода состязания — от поединков борцов-силачей, скачек-бэйге, стрельбы из лука до соревнований кураистов, певцов и сэсэнов.

Проведав о том, что под Уфой проводится очередной такой праздник, новый уфимский воевода не преминул этим воспользоваться и изъявил желание встретиться со старшинами всех четырех дорог.

Когда гости явились, Желябужский передал им приветствие молодого царя.

— Государь Михаил Федорович помнит и высоко ценит отвагу, явленную вами в войне с иноземцами. Он послал меня к вам с тем, чтобы я исполнял обязанности уфимского воеводы, — представился он и спросил, в чем нуждаются башкиры.

Вожди не стали таиться, рассказав все, как есть, что их волнует. С горечью поведали они, как бывшие воеводы, согнав местных жителей с их вотчинных земель, понастроили на них всевозможные укрепления. Старшины пожаловались на творящих беззаконие сибирских начальников и просили на них повлиять.

— Воевода по фамилии Годунов потакал пришлым служилым людям. Он не помешал дозорному[43] Ивану Черникову, прибывшему с прочими служилыми людьми из Москвы, присвоить пятьсот чет[44] башкирских земель. Пользуясь своим положением, он еще больше увеличил свои владения. Русская деревня, которая стоит теперь на том месте, его именем называется[45], — сообщил Мухаметкул-бей.

К нему присоединился старшина Ногайской дороги Караякуп:

— Другие тоже не отстают от Черникова. Только за десять-пятнадцать лет на башкирских землях вокруг Имэнкала развелось столько русских деревень, что всех не перечесть. Прежде там минские и булашевские башкиры хлеб сеяли, но их вытеснили в леса, в каменистую горную местность, непригодную для хлебопашества. Ежели и дальше так пойдет, если не положить конец своеволию пришлых людей, башкорты разучатся хлеб растить…

Воевода Желябужский слушал башкир, не прерывая, а тут не выдержал и спросил:

— По-вашему выходит, мы должны прекратить расширять Уфу?

— Зачем прекращать? Пускай город растет. Тогда и во время набегов чужеземцев башкортам будет где прятаться. А вот рядом с Бирью нужно построить новую крепость, — сказал Мухаметкул-бей.

— Кто же его строить будет, ежели приезжих не допускать?

— Башкорты сами справятся. Уж крепость-то мы сможем отстроить.

— Зачем вам крепость? Неужто кого боитесь? — спросил Желябужский.

— А то! Желающие напасть на нас пока что не переводятся… — невесело усмехнулся Караякуп-бей. Как у нас говорят, даже после того, как щука сдохнет, зубам ее ничего не делается. Так и с Кучум-ханом. Самого давно нет, а потомки его все не унимаются…

— Так ведь старшего сына его, царевича Алея, не так давно пленили, — перебил его воевода.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Как?! — чуть не задохнулся потрясенный этой новостью старшина Тамьянской волости Тюлькесура-бей. — Неужто его казнили?

— Ничуть. Я слышал, он даже пожалован поместьем в Ярославле…[46]

— Да-а… — протянул тамьянский вождь и задумчиво произнес: — Значит, теперь за старшего Ишим остался.

— Сведав о пленении Алея, Ишим бил челом государю, хотел стать его подданным. Царь просьбу уважил и поручил тобольскому воеводе разыскать его и вручить грамоту. Но тот успел передумать, — поведал Желябужский, удивив гостей своей осведомленностью.

— Как не передумать! — усмехнулся Караякуп-бей и обвел всех лукавым взглядом. — Говорят, он недавно женился. А знаете, на ком? — На дочери калмыцкого тайши…

Башкирские старшины заохали.

— Ну и дела! — воскликнул Мухаметкул-бей. — А калмыки нападают на наши яйляу, грабят и жгут кышлау, угоняют целыми гуртами не только лошадей — забирают с собой женщин и детей, а потом продают их в неволю.

— Неспроста Ишим отказался ехать в Москву и объединился с калмыками, — нахмурился Тюлькесура. — Значит, задумал большую войну…

— Он так и говорит всем, мол, хочу воевать Уфимскую волость да городки сибирские. А про нас, башкортов, сказал, что мы его холопы.

— А велико ли войско у калмыков? — спросил встревоженный воевода.

— Только на границе Башкортостана у них восемьдесят тысяч человек и сверх того — больше двух сотен тысяч всяких других воинов[47]…

— Где же их главные силы?

— О-о, калмыки где только не живут! — вставил свое слово Тюлькесура-бей. — Вначале они поселились на Ишиме и Тоболе. Потом, когда подружились с сыновьями и внуками Кучум-хана, стали беспокоить башкортов, что живут по берегам Яика и Ори.

— Но и этого калмыкам мало. Теперь, как вы знаете, они зарятся на башкирские владения в окрестностях Имэнкала. Несколько раз ко мне наведывались, землю требовали, — сообщил Мухаметкул-бей.

— Вы уступили? — спросил воевода.

— Да какое там! — возмущенно произнес бей. — Я так и заявил, что близко не подпущу их к нашим вотчинам. А уж если задумают что худое, мы будем просить помощи у вас.

— Ладно, — быстро согласился Желябужский и, со своей стороны, попросил старшин отрядить для увеличения и укрепления уфимского гарнизона по пятьдесят-шестьдесят башкирских конников от каждой волости.

— За нами дело не станет, обязательно отрядим, — пообещал от имени всех Тюлькесура-бей.

После отъезда делегации воевода долго просидел в раздумье. Потом достал карту Башкортостана, развернул ее и расправил на столе. Желябужский окинул взором пределы Казанской, Ногайской, Осинской и Сибирской дорог, медленно провел указательным пальцем вдоль пограничной линии и покосился на соседние волости.

«Чтобы прекратить грабительские набеги на башкирцев, надобно составить договор с калмыками», — рассудил он и послал к тайшам служилых людей с грамотой.

Желябужский довольно скоро добился результата. После установления связи с калмыками Далай, Чокур, Урлюк и другие тайши прислали к воеводе своих представителей, и те обратились к нему с просьбой дать калмыкам разрешение кочевать на территориях в окрестностях Уфы.

— Вы можете свободно торговать на городском базаре. Но позволить вам кочевать на землях башкирцев я не могу. Договаривайтесь с ними сами, — ответил им тот.

А в отписке от двенадцатого января 1630 года он доложил царю Михаилу Федоровичу о принятии в подданство калмыцких тайшей при условии, если те не будут расширять территории своих кочевий в сторону башкирских вотчин.[48]

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

XXXIII

Даже спустя много лет после вхождения башкир в Русское государство и разгрома Сибирского ханства их земли подвергались опустошительным набегам со стороны потомков Кучума, действовавших в союзе с калмыцкими тайшами. Особенно доставалось от них башкирам Катайской, Бала-Катайской, Кущинской, Салъютской, Кара-Табынской и Айлинской волостей Сибирской дороги.