Американский детектив - 4 - Джон Гоуди

— Я не принимаю всякую дрянь.

— Это не дрянь, — не отставал старик. — Этот платок я купил не больше месяца назад.

— Я ничего не принимаю от белых свиней, так что отвали старик.

— Да, я — белый, это очевидно, — улыбнулся старик. — А вот свинья... Ну, просто у вас другая вера. Давайте, молодой человек, будем друзьями.

— Ничего не выйдет, старик. Я — твой враг, и однажды придет день, когда я перережу тебе глотку.

— Тогда, — ухмыльнулся старик, — я попрошу у вас взаймы ваш носовой платок.

Мобуту прижал платок к разбитой брови, но тот слишком намок и больше не впитывал кровь. Он покосился на толстые складки платка старика, который тот наверняка купил на доходы, полученные на крови черных братьев и сестер. На самом деле платок принадлежал им, и ему в том числе. Это была бы всего лишь незначительная компенсация.

— Дерьмо, — буркнул Мобуту и взял платок.

— Это не простыня, — поправил старик, — а всего лишь небольшой носовой платок* (Игра слов, Мобуту произносит слово shit (дерьмо) на манер того, как его произносят в южных штатах, что совпадает по произношению со словом sheet (простыня) — прим. пер.).

Мобуту покосился на изборожденное морщинами серьезное лицо. Черт возьми, не может быть, чтобы старый хлыщ над ним насмехался!

Глава 13

Южная платформа станции на Двадцать восьмой улице стала ареной событий. получивших потом имя "мини-бунта". Прибыв на место происшествия, начальник полиции округа направил вниз взвод полицейских, чтобы очистить платформу. Десять минут спустя они вернулись; ряды их были расстроены, сами они помятые, вспотевшие и злые. Один заметно прихрамывал, у другого текла кровь по расцарапанному лицу, третий бережно поддерживал разбитую руку.

Пассажиры, за исключением небольшого числа законопослушных граждан, не только отказались покидать станцию, но ещё и выкрикивали оскорбления, заглушали команды страшным шумом, всячески сопротивлялись, когда их подталкивали к выходу, и в конце концов затеяли драку. Взвод арестовал шесть горожан, но четверых потерял в стычке с толпой по дороге наверх. Одним из арестантов оказалась чернокожая матрона, которой полицейский подбил глаз, когда она пнула его по лодыжке. Вторым был молодой человек с неопрятной бородой и копной курчавых волос; по непонятным причинам его отлупили дубинками. Похоже, он получил сотрясение мозга и пребывал в полулбморочном состоянии.

Толпа, как доложил сержант, была буйной и неистовой. В поезде, стоявшем на станции, выбили несколько окон. Он привел и другие примеры вандализма: рекламные щиты разорваны, скамейки перевернуты, туалетную бумагу из уборных размотали серпантином по платформе. Заместитель главного инспектора, не в силах расслышать сообщения по радио из-за страшного шума, пришел в ярость и со всей почтительностью потребовал от начальника полиции округа, чтобы он очистил поганую платформу и чтобы на ней не осталось ни единого поганого горожанина.

Начальник округа отправил на станцию отряд из пятидесяти полицейских тактических сил и десяти детективов в штатском. Вооружившись тяжелыми дубинками, предназначенными для ночного патрулирования, полицейские врезались в плотную толпу пассажиров и через пять минут добились известного успеха, оттесняя толпу к выходу. Однако тут возникла новая проблема: большая часть пассажиров начала требовать возврата денег за проезд. В возникшей свалке серьезно пострадало неустановленное число пассажиров и по крайней мере шестеро полицейских. Командио отряда пробился к кассе и приказал кассиру, мужчине средних лет с редкими седыми волосами, немедленно выдать каждому пассажиру по жетону. Кассир отказался, требуя соответствующего указания своего начальства. Тогда полицейский выхватил пистолет и навел его на кассира сквозь прутья решетки:

— Вот тебе указание, и если ты не начнешь выдавать жетоны, я вышибу твои поганые мозги!

В сутолоке, возникшей в очереди за жетонами, пострадало ещё сколько-то горожан и полицейских, причем больше дюжины — настолько серьезно, что понадобилась медицинская помощь, а четверых пришлось отправить в больницу. Но через пятнадцать минут после начала операции последнего пассажира уже вытолкнули на улицу. На станции остались только те, кто имел соответствующее разрешение.

За исключением троих совершенно незнакомых друг с другом мужчин негра и двух белых — которые деловито насиловали в женском туателе молоденькую чернокожую девицу лет четырнадцати.

Информационный отдел центра управления продолжал рассылать кассеты с сообщениями, требовавшими от пассажиров очистить платформы по всему району, где отключили электричество. По трансляции на станциях пассажирам советовали воспользоваться другими видами транспорта — "совершите короткий переход на станции других компаний или на Вест-сайдскую линию", "вашему вниманию предлагаются бесплатные автобусы, которые доставят вас по назначению на юг или на север". В каждом сообщении содержалась настоятельная просьба "очистить станции, подчиняясь приказам полиции города Нью-Йорка".

Хотя некоторые откликнулись на эти призывы и выбрались на свежий воздух, большинство отказывалось трогаться с места.

— Они вечно так, — сказал начальник транспортной полиции начальнику округа, — Не просите меня это объяснить, но они вечно так себя ведут.

Чтобы избежать повторения побоища на Двадцать восьмой улице, полиция не пыталась очистить другие платформы силой. Вместо этого расставили посты на входах в метро, чтобы помешать новым пассажирам спуститься вниз. Эта мера оказалась весьма эффективной на всех станциях, кроме на Астор-плейс, где толпа пассажиров под водительством некоего горлопана смяла пост полиции и прорвалась на станцию.

В вестибюле здания Океанической шерстяной компании (соответствующая фирма давно уже эмигрировала на юг за более дешевой рабочей силой, но её название было навека высечено над величественным входом) Абе Розен наслаждался фантастическими успехами своего бизнеса. Зеваки потоком вливались с улицы и толпились перед его маленькой стойкой. По мере того, как с витрины исчезали конфеты и леденцы, он доставал новые запасы, которые раскупали прямо из коробок. За полчаса он полностью распродал весь свой запас сигарет, включая самые неходовые сорта. Потом в ход пошли сигары (курильщики и даже женщины брали их вместо кончившихся сигарет) и, наконец, когда покупать стало нечего, принялись расхватывать газеты и журналы.

В вестибюле творилось что-то невообразимое. Там совершенно невозможно было протиснуться; многие зеваки оставались там, курили, ели конфеты, читали газеты и журналы и обсуждали десятки новых и новых слухов о деталях захвата поезда.

Раньше или позже все они не миновали ушей Абе Розена.

— Десятки карет скорой помощи умчались с пронзительным воем сирен. Кажется, по ошибке подали напряжение на третий рельс, а на путях толпилось множество пассажиров. Представляете, что такое миллион вольт...

— Это все Кастро. Банда кубинских коммунистов. Полицейские охотились за ними в туннеле, и они захватили поезд...

— Полицейский на улице сказал мне, что бандитам предъявили ультиматум. Если к трем часам они не сдадутся, полицейские намерены штурмом взять туннель и всех их перебить...

— Идут разговоры о том, чтобы отключить подачу воздуха в туннель. Вы же знаете, воздух туда качают компрессоры. Вот когда они начнут задыхаться, придется им оттуда выползать...

— Представляете, как они собираются оттуда выбраться? По канализационным трубам. У них есть схема канализации, и они знают, где основные коллекторы сходятся с метро...

— Они запросили по миллиону за каждого пассажира. Захватили двадцать человек, значит кругленькая сумма в двадцать миллионов! Город пытается с ними торговаться, предлагая по полмиллиона за каждого...

— Нужны собаки. Нужно просто выпустить в туннель стаю собак и натравить их на поезд. Если террористы перестреляют даже половину, оставшиеся перервут им глотки. Самое прекрасное в этом плане — можно отделаться жизнями одних собак!

— Власти собираются использовать национальную гвардию. Вопрос только в том, как спустить в туннель танк...

Абе Розен все время кивал:

— Да, да, да...

Сам он ни во что не верил и ни в чем не сомневался. Примерно к трем часам он все распродал — последнюю пачку сигарет, последнюю сигару, коробку конфет, газету, журнал, даже последнюю пачку спичек. И уселся на старенький стул, испытывая смешанное чувство смущения и растерянности от того, что ему нечего было сделать. Три часа — и совершенно нечем заняться! Оставалось только отрицательно покачивать головой в ответ на вопросы людей, которые все подходили к стойке, надеясь что-нибудь купить, причем все равно что.