Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

ее ноги и резко насаживая на свой член. – Давай, – вбиваюсь резко и со всей дури.

– У-у-м-р-р-р… М-р-р… – все, что выдает Дикарка.

Трахаю без сбоев. Непрерывно вколачиваюсь. Пока ее не накрывает во второй раз. Только после этого подаюсь на волю, сдергиваю презерватив и со стоном заливаю дрожащий живот и покрасневшую на пике оргазма торчащую грудь густыми потоками спермы.

Каждый вечер, что не виделись, мечтал ее ебать. Но запрещал себе даже дрочить. Последствия накопились. Дорвался, долго мучить буду. Не могу спокойнее.

На второй заход сажусь на диван и заставляю Дикарку прыгать сверху. Никогда особо не любил эту позицию. Но в случае с Лизой меня прет все, что ее смущает.

– Двигайся. Не думай. Можешь закрыть глаза, – выписываю исключение. Когда она прикрывает веки и замирает, продолжаю осипшим голосом: – Тебе же нравится мой член? Знаю, что нравится. Забудь, что я смотрю. Лови ритм для себя. Поскачи, как тебе в кайф будет, хорошо?

– Хорошо, – шепчет сдавленно.

– И помни: как только кончишь, опускайся на пол. Хочу кончить тебе в рот.

– М-м-м…

– Ты же начнешь думать об этом, пока будешь прыгать?

Наверное, впервые при ней улыбаюсь. Сам поздно осознаю. Благо зашоренная Дикарка не видит. Красная, от стыда горит. Но кивает.

– Озвучивай, – давлю, наслаждаясь ее смущением, будто извращенец особой категории.

– Да… Буду думать, Артем…

– Отлично, – выдыхаю, сжимая ладонями ее бедра. Приподнимая, помогаю со свистящим вздохом обратно вобрать свой член. – Двигайся. Сама, – напоминаю.

Вначале раскачивается скованно. Больше пыхтит и еще гуще краснеет. Но в какой-то момент отпускает ее дискомфорт и стыд. Преследуя свое удовольствие, скачет все быстрее. Ошалевшим взглядом наблюдаю за тем, как она кайфует – губы кусает, стонет страстно, пальцами соски сжимает и прыгает, прыгает... Несколько раз чуть раньше времени не улетаю. С трудом торможу себя.

Хриплю, захлебываясь сладкой мукой, когда обволакивает своей пульсацией. А уж когда дожидаюсь своего звездного часа – падает на колени между моих ног, сама резину скатывает и, увлеченно надрачивая, жадно, с явным наслаждением вбирает меня в свой идеальный рот.

Инстинктивно съезжаю ниже. Запрокидываю голову на спинку дивана. Рублю что-то на матерном. Распадаюсь под напором голодного обсасывания.

– Соси… Соси… Блядь… Соси, Дикарка… – долблю забитым эмоциями голосом, наполняя ее рот спермой.

Она сосет. Исправно сосет. Старается и сама прется, чувствую. Но и я не прекращаю двигаться навстречу, пока волны экстаза полностью не стихают.

А после… Кружит вокруг нас какое-то проклятое чувство. Настигает со спины. Рубит с размаху. Через нее же оно и прорывается в грудь. Расползается там неким энергетическим свечением. Чем наполняет? Не в силах определить.

Не рассчитал. Явно в два этих раза выдал больше, чем планировал. Пытаюсь поймать баланс. Но пока Богданова рядом, получается хреново.

– Артем… – начинает тем самым тоном, который сигналит отчетливым пониманием: грядет что-то грандиозное. Смотрю на нее, только чтобы дать понять, что услышал. Лучше бы проигнорировал, ибо она заплетает: – Мы можем поговорить? Пожалуйста…

21

Еще раз посмеешь предложить нечто подобное, больше меня не увидишь.

© Лиза Богданова

– Артем… – решаюсь выдохнуть. Дожидаюсь, когда посмотрит. Прожжет до костей своим, как всегда, перезаряженным взглядом. Столько всего в нем! А я до сих пор не могу понять, как все это вытащить наружу. – Мы можем поговорить? – спрашиваю, заикаясь. Сглатываю нервно и добиваю умоляюще: – Пожалуйста…

Чарушин сердито стискивает челюсти и поднимается.

– Сказал же, общаться мы не будем, – напоминая, больно пробивает словами. – Не о чем.

Раньше я бы упала духом и просто погрузилась в меланхолию. Но новая я сцепляю зубы и выпрямляюсь, наплевав на наготу.

– Тебе нравятся такие отношения? – бросаю с вызовом.

Руки в бока упираю, когда Артем оглядывается. Он тоже полностью голым остается, так что к черту стыд. Мы на равных.

– Да, мне, блядь, нравятся такие отношения, – заявляет крайне жестким тоном. – И ты, мать твою, на них согласилась.

Я его раздражаю. Несомненно. Задеваю что-то? Ведь он не был таким!

Ладно. Надо пробовать как-то иначе.

– Ты работаешь? Поэтому мы так редко видимся?

Чарушин склоняет голову набок и прищуривается.

– Нет, работа тут ни при чем.

– А что у тебя за работа? Расскажешь мне? Я хочу знать. Интересно…

– Нет, не расскажу, – обрывает резко. – Тебя не касается.

– Так, значит? Не касается.

– Именно так.

Замираем, пронизываем друг друга взглядами, словно лазерами.

– Если бы мы виделись каждый день, тебе бы не приходилось на меня набрасываться, как после голодовки, – выдвигаю новое рискованное предположение.

Сердце дико колотится, но мне кажется, что я на правильном пути.

– Я на тебя набрасываюсь? – переспрашивает Артем глухо, будто шокирован, но старательно это скрывает. Не успеваю я среагировать, как он шумно выдыхает и припечатывает: – Лады. Я на тебя набрасываюсь. Давай еще разок, и отвезу домой.

Уже шагает, надвигаясь, когда я озвучиваю следующую идею, что посещает мой воспаленный мозг.

– А куда ты спешишь потом? Можно мне с тобой поехать?

Чарушин тормозит. Улавливаю в его глазах всплеск удивления, растерянности и еще каких-то чувств. Но он быстро возвращает свою бесячую невозмутимость. Разворачивает меня. Прижимается сзади. Прикрываю веки и рвано вздыхаю, потому что, несмотря на его очевидное стремление быть грубым, прорывается в этом моменте какая-то нежность. Обнимает ведь. Трепетно и ласково, словно нуждается во мне так же, как и я в нем. Застывает без какой-либо цели. Выразительно вдыхает. Тяжело выдыхает.

А потом сердито выдает:

– У нас с тобой только вторая встреча, а ты уже становишься проблемой.

– Бросишь меня? – шепчу взволнованно.