Поцелуй зверя - Анастасия Брассо

— Почему мне кажется, что ты меня шантажируешь?

Марк, не отвечая, лишь пожал плечами. Юлия нахмурилась.

— Ну, хорошо. Я расскажу. Только не перебивай и не удивляйся… Главное — не перебивай, — еще раз как-то жалобно попросила она.

— Не буду, — серьезно пообещал Марк.

— Я в тот сентябрь была… В общем, не важно. Короче, я поехала в Барселону.

— Хм… хороший выбор, — улыбнулся Марк.

— Н-да… Так вот.

Все время, пока она говорила, он соблюдал условие не перебивать. Тем более что каждый раз, когда он хотел это сделать, его останавливал строгий взгляд глаз-хамелеонов. Не имея возможности говорить, во время рассказа он вскакивал, метался по комнате, махал руками и даже одни раз ударил кулаком в стену, поранив костяшки пальцев. В самом конце он уже сидел на краешке кровати, уронив голову, спрятав лицо в ладонях.

— Ну вот, — глядя неподвижно в высокий потолок с пожелтевшей лепниной, Юлия вытерла слезы, медленно стекавшие по вискам. — А потом я… встретила тебя.

— Нда-а… Значит, я в тебе не ошибся.

Теперь Марк смотрел на нее с недоверчивым восхищением и страхом. И немного с состраданием, в котором сквозила некоторая доля зависти.

— Но послушай! — Юлия рывком поднялась, села на темно-синей постели, светясь бледной кожей. — Послушай, что я хочу сказать…

Она говорила горячо и, как ей казалось, убедительно, стараясь передать в словах все то, что она перечувствовала там, на прогретых солнцем башнях Саграды Фамилии. И что передумала потом, холодными ночами в своей одинокой квартирке. Горло болело от долгих разговоров, и глаза резало от слез, но она говорила. В надежде, что — кто же ее поймет, если не он этот мальчик с такими же, как у нее, глазами и судьбой?! Кто, как не он, мог понять, чем это было — благословением или проклятием? Юлия говорила о том, что попытки бороться с провидением никуда не ведут, что, напротив, если не принять его и не смириться с ним, обязательно будут страдания и жертвы. И чем дольше она говорила, тем яснее видела — ее слова не находят отклика в этой родной душе. В конце концов, Марк не выдержал.

— Да ведь даже этот твой… этот Карлос… сам сказал тебе русским языком — нужно обрести свою истинную сущность. Так?

— Да, так, так! Но истинную сущность, мне кажется, можно обрести самой… То есть — внутри себя. Без помощи магических ритуалов или…

Глухо замычав, Марк бросился на кровать лицом вниз. Больше в эту ночь Юлия не услышала от него ни слова. На следующее утро — тоже.

Днем он ушел, сказав, что отправляется по делам. У Юлии был выходной — она работала «два через два», очень удобный график для людей, ненавидящих офисную дисциплину и официальные уик-энды. Она почти весь день прождала Марка в его большой старой квартире. Не очень понимая, что здесь делает, она не могла заставить себя уйти. Приехать домой, опять в ту пустоту, хранящую запах Ивана. В одиночество. К тому же она знала шестым чувством — если сейчас уйдет, то потеряет навсегда не только Марка, но и нечто гораздо более важное. Что именно? Она уже боялась утратить возможность, о которой так уверенно говорил Марк.

Юлия смотрела как за окном — высоким, большим окном, совсем не таким, как у нее дома, задрапированном темно-синими плотными шелковистыми шторами, воздух постепенно становится таким же синим. Как мерцают и расплываются от слез, стоящих в ее глазах, огни Бульварного кольца. Маленькие одинокие снежинки, кружась, притягивались друг к другу, слипались в тесные пушистые хлопья и падали на землю уже так — вместе, не одинокими. Тепло от большой чугунной батареи обволакивало тело, жарило коленки, и она стояла, наслаждаясь этим ощущением.

В квартире владычествовал дух давней, настоящей Москвы. Живая елка с новогодними расписными шарами загадочно и покойно поблескивала мишурой. Вода завывала в старых трубах, словно волки или ветер в старинной сказке про принцесс и злых волшебников. Юлия два раза варила себе кофе, у Марка в холодильнике нашлись очередные деликатесы: бекон, зеленый сыр, замороженные ягоды и даже банка крабов. В гурманстве они тоже оказались похожими. Ангелы, любящие дорогое шампанское и черную икру.

Совсем стемнело. Юлия наполнила ванную, воспользовавшись морской солью и пеной, стоявшими на полочке. Их было достаточно, чтобы удовлетворить самый взыскательный вкус. Ей понравилась пена с запахом розы и лаванды. Глубоко вдыхая ароматный пар, она старалась не думать о том дне, когда так неловко залетела в собственную ванную и наткнулась на обнаженного Ивана. Юлия молилась только об одном — чтобы Марк быстрее вернулся и избавил ее от воспоминаний.

Когда она вошла в спальню, распаренная и томная от долгого пребывания в горячей воде, Марк лежал на кровати. Голый, лицом вниз, словно не уходил и не двигался со вчерашнего вечера. В той же позе, так же закрыв голову руками. Только на левой лопатке темнело тщательно и искусно сделанное крыло. Перегруженное мелкими деталями, издалека оно казалось абсолютно черным.

По всей кровати рассыпались какие-то листы с мелким текстом. Светильник мягко освещал уютную комнату, превращая ее в таинственную пещеру. Скинув тяжелый халат, Юлия тихо присела на постель.

— Марк…

Он не реагировал: не двигался, ничего не говорил. Но Юлия знала, что он не спит — слишком тихое дыхание, нарочитая неподвижность. Юлия легла на живот, вытянувшись на прохладных простынях, подобралась ближе. Его кожа была нежной, как у девушки, как у нее самой. И потому, когда Юлия приникла губами к тому самому месту между лопатками, возникло чувство, что она целует саму себя.

Ее поцелуи так похожи на те, что дарил ей Дон Карлос! Она безошибочно находила на спине Марка то место, которое так болит, и знала, что сейчас ему становится все больнее с каждым прикосновением ее губ. Ее поцелуи бесконечны. Нежны и порочны. Жадны и сдержанны одновременно. Из-за них все тело от пальцев ног до макушки охватывает дрожь почти невыносимого чувства, которому нет названия, а спина при этом начинает болеть так, что в какой-то момент Марк стонет от этой боли, словно от наслаждения.

В тот же миг понимая, что это одно и то же.

И осознавая, что сама Юлия знает об этом отлично.

— Юля…

Когда он повернулся к ней, удивив страстью, пылавшей в глазах, она была одинока и измучена, и боялась потерять его, как потеряла Ивана. Она готова была на все. Вообще, она давно была готова на все, просто не осмысливала этого. Тем не менее, она попыталась сказать, уворачиваясь от его губ:

— Послушай… Послушай, Марк, ведь можно же…

Она говорила о том, что, может быть, можно быть счастливыми сейчас! Уже сейчас, когда они друг друга нашли. И еще о том, что нужно самой жизнью, собственным выбором заслужить это право на счастье.