Код красный: кислород (СИ) - Дайвер Энни

— Может, врача? — Эдик не оставляет меня одну, а на все аргументы отвечает, что как только передаст меня в руки Верховского, так обязательно уедет. Они вообще как будто спелись за те два дня, пока я болею.

Женя должен прилететь сегодня. Вообще отдых у него длился бы до пятого, но Верховский категорически отказался оставлять меня на попечительстве у кого-либо еще, даже на саму себя не оставил, сказав, что поменяет билеты и прилетит как можно раньше. И это, конечно же, не обсуждалось. А у меня не было сил спорить. Только спать.

— Лучше чаю, — сиплю, голоса почти нет.

Кажется, ночные купания и правда мне на пользу не пошли. Верховскому хоть бы хны, а я с простудой, которая крайне невовремя нагрянула. Так бы загорала на пляже и соблазняла Женю издалека. А теперь только отпугнуть могу, хотя что-то мне подсказывает, что эту наглую и чертовски притягательную сволочь от меня уже ничем не оттащишь. Мы как-то склеились за одну новогоднюю ночь, перестали спорить и ментально кусаться — физически ни за что это занятие не брошу, потому что Верховский слишком вкусный.

— Ты ненормальная, Кристин, — закатывает глаза Эдик. — Как вообще можно было заболеть? Вы что, на песке трахались? — возмущается.

— Тебе правда интересно? — ну не рассказывать же ему, где мы на самом деле этим занимались! Смеюсь и захожусь в приступе кашля. Нет, веселье и грусть мне противопоказаны — только лежать тюленем и тяжко вздыхать. И обязательно пить горячий чай. Отличный план на оставшиеся праздники, хорошо, что их еще целых пять дней.

— Черный или зеленый? — сдается бывший муж и качает головой.

— Черный, — хрипло выдавливаю из себя и переворачиваюсь на другой бок.

Достаю из-под подушки телефон и смотрю на экран. Никаких уведомлений. Верховский обещал позвонить, как приземлится, а пока от него даже ни одного сообщения нет. Точнее, были, но я уже все прочитала и даже ответила. А еще попросила его в очередной раз не приезжать, чтобы он не заразился. Но моя пылкая речь осталась без ответа.

Жени как-то слишком много в моей жизни становится. И я все еще сомневаюсь, правильно ли поступаю, так резко его впуская. Меня как будто лавиной накрыло, и я пытаюсь выбраться, но не выходит. Она придавливает, меняет мою реальность и вынуждает по-новому смотреть на происходящее. Я даже перед Эдиком себя виноватой ощущаю! За то, что посмела чувствам в душе зацвести, за то, что ему придется уехать, когда нагрянет Верховский. Хотя я уверена, что Катаев только и ждет момента, чтобы свинтить, потому что ему пару раз уже кто-то звонил, и бывший муж был крайне недоволен раскладом дел.

Я знаю, что ему нужно ехать, он вообще со мной не обязан возиться особенно теперь, когда мы вполне мирно разошлись. И за это я тоже испытываю вину.

Странные мысли и чувства в моей нездоровой по всем параметрам голове гуляют. И я не понимаю, как на них реагировать, поэтому прикрываю глаза и дышу настолько глубоко, насколько позволяет заложенный нос. В память врезаются воспоминания о проведенных с Женей ночах. По телу фантомом его ладони скользят, тысячи искр после себя рассыпая под кожей. Становится хорошо.

Оказывается, я скучаю. За то время, которое мы не виделись, я успеваю истосковаться по Верховскому, потому что его было много, нам было неописуемо восхитительно, а теперь я греюсь только одеялом и пью жаропонижающее.

— Мне придется уехать, — Эдик возвращается с чашкой, над которой заходится пар. До рецепторов доходит аромат кислого лимона. Вдыхаю глубже — в носу щекочет, и я чихаю. — Я сделал чай, но тебе надо поесть, Кристина, — он ждет, пока я усядусь, а потом передает в руки чашку. Несколько глотков, и я готова жить. Тепло и горло смягчает. Я со вчерашнего дня на чае, больше ничего не хочу, но Катаев не ленится мне напоминать, что желудок, как и все тело, нуждается в чем-то более питательном.

Я же только отмахиваюсь. В любви оно нуждается. Чтобы заботились и по голове гладили. А еще говорили что-то приятное. Такое, отчего скорее хочется в руки себя взять и победить болезнь.

И в этот момент я с трудом, но все же признаюсь себе, что банально хочу к Верховскому. На колени его забраться, мощную шею обнять и носом в нее ткнуться. В его руках можно расслабиться, и я бы обязательно это сделала, потому что не только знаю — чувствую: не уронит, не бросит. Это странное и непонятное ощущение, ворочающееся в душе, поглощает с головой. Прошло очень мало времени, мы знаем друг о друге ничего, потому что только и успеваем, что ругаться и заниматься сексом, но во всем мире нет человека, которого бы мне в здесь и сейчас хотелось увидеть сильнее, чем Женю с его фирменной ухмылочкой.

— Я не хочу пока, — пожимаю плечами и кутаюсь в одеяло. Окно открывали на проветривание совсем недавно, но по ощущениям я голышом бегаю по улице в двадцатиградусный мороз. — Если что, закажу что-то горячее и жидкое.

— Ладно. Заставлять не буду, ты уже девочка взрослая, — он осматривает меня с головы до ног и вздыхает тяжело. — Допивай, и я пойду, закроешь за мной дверь.

— Давай лучше сейчас, а потом разберусь с чаем, — отставляю кружку на тумбочку, потому что потом, пока дойду, запыхаюсь и снова захочу пить, а чай сделать будет некому. Надо хотя бы стакан воды поставить.

— Я помогу, — Эдик подает мне руки. Встаю на ноги — держусь с трудом, тело покачивает, голова кружится. Хочу лечь обратно, путь до двери сейчас кажется непреодолимым препятствием, которое последние силы отберет. Их и без того не много, а мне еще придется дышать и переворачиваться с одного бока на другой, хотя насчет последнего я не уверена, что смогу. Нужно сразу ложиться в максимально удобную позу.

В коридоре я тут же приваливаюсь к стене. Без опоры стоять невозможно. Эдик обувается, надевает пальто, а мне дышать легче от того, что он уходит. Предвкушаю несколько часов одиночества и абсолютной тишины, которые я проведу во сне. С Катаевым появляется неловкость, наверное, пока мы были в браке, пусть и формальном, общаться было легче.

— Спасибо, что был со мной, — выдавливаю улыбку. Эдик спокойно собирается, выкладывает из кармана ключи от моей квартиры и оставляет на тумбочке. Он никогда не злоупотреблял моим гостеприимством, но теперь эта история закончилась, и нужно перевернуть страницу.

— Выздоравливай, — кивает и открывает дверь, за которой стоит Верховский и тянется к звонку. — О, вот и доктор. Теперь точно можно спокойно ехать, — они обмениваются рукопожатиями, Женя хмуро меня осматривает, но все же улыбается, потому что рад встрече так же, как и я, если не сильнее. — Она не ела ничего, — сдает меня с потрохами бывший муж напоследок.

Они еще о чем-то переговариваются недолго, назначают встречу после праздников, а затем наконец прощаются. Женя закатывает чемодан в квартиру и оставляет на полу пакет с кучей продуктов и лекарств.

— Я сразу с самолета к тебе, — он захлопывает дверь и, на ходу раздеваясь, тянется за поцелуем. Подставляю щеку, Верховский оставляет на ней отпечаток своих губ и все равно коротко чмокает в губы, не давая мне отвертеться. — Ты как?

— Уже лучше, — висну на нем, Женя позволяет, обхватывает талию, держит и отпускать не собирается.

— Больше никаких водных аттракционов, Крис, — смеется, в макушку целует и по спине гладит. — Есть хочешь?

— Нет. Я бы поспала, — в обнимку, а еще лучше ногу закинуть на Верховского и на плече подремать. — Составишь компанию?

Женя усмехается, утыкается носом в плечо и ведет по нему губами, мешая мне собирать и без того превратившиеся в кашу мысли. Мне нравится быть рядом с ним. Верховский надежный, как скала, с ним не страшно падать и терять сознание, потому что подхватит.

— Да, только сначала в душ. Компанию составишь? — спрашивает тихо.

— Тогда тебе придется еще и меня мыть.

— Я не против.

И он действительно это делает. Помогает мне привести себя в порядок. Меня плавит от каждого его прикосновения, но в них нет и намека на секс. Женя серьезен и сосредоточен. Он полотенцем меня осторожно обтирает, а потом относит на руках в комнату. Исчезает на несколько минут, возвращаясь уже одетым и с чашкой горячего чая в руках, будто чувствует, что мне нужно.