Горбун лорда Кромвеля - К. Сэнсом

– Это касается старших монахов, сэр. Тех, что занимают высокие должности. Так вот, им не по нраву распоряжения лорда Кромвеля. Более строгие правила, церковная служба на английском и все такое. Я сам слышал, как они говорили об этом в доме собраний. Тихонько перешептывались друг с другом.

– Что именно вы слышали?

– Они говорили, все эти распоряжения измыслили люди, которые не имеют представления о жизни в монастырях. Аббат, брат Гай, брат Габриель и брат Эдвиг, под началом которого я служу, – они все так думают.

– Вы забыли приора Мортимуса.

– Этот всегда согласен с большинством, – пожал плечами брат Ателстан.

– Подобного правила придерживается не он один. Скажите, брат Ателстан, а не мечтает ли кто-нибудь из ваших старших монахов о возвращении власти Папы? Или, может, они осуждают развод короля или деяния лорда Кромвеля?

– Нет, сэр, ничего такого они не говорили, – сказал брат Ателстан после минутного раздумья. – Но если это вам нужно, я готов заявить, что они выступали против короля и лорда Кромвеля.

– Вряд ли ваши разоблачения прозвучат убедительно, – усмехнулся я. – Уж слишком вы мямлите и трясетесь. Да и глаза боитесь поднять от пола. Суду будет так же трудно принять на веру ваши слова, как и мне сейчас.

Молодой монах вновь принялся теребить свою бородку.

– Если я могу быть полезен вам или лорду Кромвелю, сэр, – пробормотал он, – то я буду счастлив оказать любое содействие.

– Могу я узнать, брат Ателстан, в чем причина вашего намерения во что бы то ни стало погубить старших монахов? С вами плохо здесь обращаются?

– Я работаю под началом брата Эдвига. И этот изверг буквально сживает меня со свету.

– Но почему? И каким образом он досаждает вам?

– Он заставляет меня работать как проклятого. Если при сведении баланса не хватает хотя бы пенни, он требует, чтобы я вновь проверил все расчеты. Недавно я совершил небольшую ошибку, и теперь он держит меня в конторе днями и ночами. Хорошо, что сегодня он куда-то уехал, иначе я не решился бы от лучиться на столь долгое время.

– Понятно, – кивнул я. – Ваш патрон настолько жесток, что заставляет вас исправлять совершенные вами же ошибки. И вы решили, что жизнь ваша станет легче, если вы навлечете на него гнев лорда Кромвеля. А заодно и на брата Габриеля и на прочих старших монахов.

Брат Ателстан устремил на меня исполненный недоумения взгляд.

– Но разве лорд Кромвель не требует от монахов, чтобы они сообщали обо всех случаях неповиновения и отступления от новых распоряжений? Я всего лишь хотел ему помочь.

– Брат Ателстан, я прибыл сюда, дабы расследовать обстоятельства смерти эмиссара Синглтона, – произнес я с тяжким вздохом. – Если вы располагаете сведениями, которые могут пролить свет на эти обстоятельства, я готов вас выслушать. Если же нет, вы напрасно занимаете мое время.

– Мне очень жаль.

– Прошу вас, оставьте нас.

Молодой монах, похоже, хотел сказать что-то еще, но потом счел за благо промолчать и торопливо покинул пивоварню. Я пнул ногой стоявшую рядом бочку и злобно рассмеялся.

– Господи, что за низкая тварь! Напустил столько туману, а сам не сумел придумать даже толковый поклеп.

– Хлопот с этими доносчиками много, а пользы от них мало, – заметил Марк и тут же подскочил, громко выругавшись: куриное дерьмо упало ему на куртку.

– Да, доносчики вроде этих кур – им все равно, кого выпачкать в дерьме, – философски изрек я, прохаживаясь по пивоварне. – Господи, стыдно вспомнить, но, когда этот олух стоял за дверью моей кабинки, у меня душа ушла в пятки. Я подумал, убийца Синглтона решил расправиться и со мной.

Марк серьезно поглядел на меня.

– Скажу откровенно, сэр, мне не слишком нравится разгуливать по этому монастырю в одиночку. Того и гляди, начнешь шарахаться от собственной тени. Думаю, нам с вами лучше держаться вместе.

– Нет, у нас слишком много работы, – возразил я. – Возвращайся в лазарет. Кажется, ты хорошо поладил с Элис.

– Когда вы вошли, она как раз рассказывала мне о своей жизни, – с самодовольной улыбкой сообщил Марк.

– Отлично. Ступай, продолжи эту увлекательную беседу. А я отправлюсь в церковь, к брату Габриелю. Возможно, у него тоже возникнет желание поведать мне историю собственной жизни. Насколько я понимаю, времени для того, чтобы осмотреть территорию монастыря, у тебя пока не было?

– Нет, сэр.

– Что ж, надеюсь, ты все же найдешь для этого часок. Кстати, когда соберешься на прогулку, возьми у брата Гая кожаные боты. – Я внимательно поглядел на Марка и многозначительно добавил: – И прошу тебя, будь осторожен.

У церковных дверей я немного помедлил, наблюдая, как один из кухонных работников устало бредет по снегу. Его штаны из грубой дешевой шерсти промокли насквозь чуть ли не до колена, и я мысленно поблагодарил брата Гая за кожаные боты. Служкам, как видно, непромокаемой обуви не полагалось. Прижимистый брат Эдвиг никогда не позволил бы подобного расточительства.

Повернувшись, я стал обозревать церковный фасад. Громадные деревянные двери, не менее двадцати футов высотой, обрамляла затейливая каменная резьба, изображавшая горгулий и других чудовищ. Лица монстров, призванных отпугивать от церкви духов зла, стерлись от времени, однако по-прежнему сохраняли живость и выразительность. Монастырская церковь, подобно исполинским соборам, украшающим главные площади городов, призвана была поражать людское воображение, являя собой подобие царствия небесного. В такой обстановке вера в силу молитвы, способной вызволить души усопших из чистилища, возрастала многократно, так же как и вера в целительную силу святых мощей. С усилием открыв тяжелую дверь, я вошел в пустынное гулкое помещение.

Величественные сводчатые арки центрального нефа возносились на высоту не менее чем сто футов; их поддерживали расписные колонны. Пол был выложен желтой и синей плиткой. Взор мой сразу же устремился к алтарной перегородке. Она была расписана фигурами святых, а на вершине ее, в ярком свете свечей, возвышались статуи, изображавшие Иоанна Крестителя, Пресвятую Деву и Спасителя. В большое окно в восточном конце церкви, устроенное для того, чтобы помещение заливали лучи утреннего света, был вставлен искусный витраж в оранжевых и желтых тонах. Благодаря этому свет, проникающий в главный неф, приобретал нежный умиротворяющий оттенок, смягчающий пестроту красок настенной росписи. Вне всякого сомнения, строители, возводившие церковь, знали, как создать атмосферу покоя и благолепия.

Я медленно прошелся по нефу. Вдоль стен стояли раскрашенные статуи святых и маленькие ковчеги, покрытые атласом; перед каждым из них горела свеча. Церковный служка, бесшумно ступая, заменял догоревшие свечи новыми. Я поочередно заглянул в боковые часовни; в каждой из них был свой алтарь, освещенный свечами, а около него стояли статуи. Мне пришло в голову, что каждая из этих часовен, с их алтарями, статуями и гробницами, могла служить неплохим местом для тайника.

В обеих боковых часовнях монахи служили мессу о заказу кого-то из местных жителей. Состоятельные люди, напуганные перспективой долгих страданий в чистилище, отнимали немало средств от своих семей и перечисляли их монахам, в надежде, что монастырская месса поможет избавить их души от грядущих мытарств. Любопытно, на сколько дней сокращает пребывание в чистилище здешняя месса: в некоторых монастырях говорят о ста днях, в других обещают целую тысячу. Увы, столь сильное средство спасения души доступно лишь богатым. А те, кто не имеет денег, чтобы заказать церковную службу, будут томиться в чистилище весь срок, положенный от Бога. Не зря мы, реформаторы, называем чистилище доходным местом. Латинское пение, несмотря на всю свою стройность и благозвучность, пробудило во мне приступ раздражения.

Дойдя до алтарной перегородки, я огляделся по сторонам. Клубы пара, вырывавшиеся из моего рта, ибо в церкви было едва ли теплее, чем на улице, таяли в желтоватом воздухе. По обеим сторонам алтарной перегородки я заметил лестницы, позволяющие подняться на хоры. Еще раз окинув церковь взором, я заметил, что вдоль стен тянется узкая навесная дорожка, огороженная перилами. Над дощатой дорожкой стены образовывали сводчатую арку. Слева на стене, от самой крыши до пола, зияла широкая щель, окруженная темными пятнами сырости. Я вспомнил, что норманнские церкви и соборы, на вид чрезвычайно крепкие и прочные, в действительности такими не являются. Толщина стен подобных сооружений иногда достигает двадцати футов, однако наряду с дорогостоящим камнем здесь зачастую использовались дешевые и ненадежные строительные материалы.

Краска на стене, по которой бежала трещина, облупилась, внизу я заметил груду штукатурки. Закинув голову, я разглядел, что в нишах над навесной дорожкой тоже стоят статуи; все они изображали фигуру святого Доната, склонившуюся над усопшим, ту самую, что я уже видел на монастырской печати.