Не русские идут - Василий Головачев

– Вся его Криптосистема действует подобным образом. Шилов и Отарашвили понимают всю сложность задачи, но берутся её выполнить. Кто из витязей будет их сопровождать?

– Я ещё не решил, надо подумать. Может быть, придётся отправить на рандеву с Аротом весь наш боевой отряд. Приедешь, поговорим.

Связь прекратилась.

Родарев походил по номеру, обдумывая слова Пресветлого, вышел на балкончик.

Моря отсюда видно не было, но в той стороне низко над горизонтом просияла вдруг золотом звезда, и князь посчитал это хорошим предзнаменованием.

Чукотка

Кожухин

Высылка из Красноярска комплексной экспедиции по изучению Опухоли, которая разом превратилась в водяной кратер, откладывалась по неясным причинам.

Мирослав так надоел Веллеру-Махно с вопросами: почему директор не посылает группу учёных, – что начальник экспедиции в сердцах предоставил ему право самому побеседовать с директором института.

Кожухин побеседовал и решил больше никогда не звонить начальству, занятому более важными делами, так как познал сполна пословицу, что инициатива наказуема. Ему посоветовали ускорить изучение феномена и через два дня представить подробный отчёт, что он успел сделать за это время.

Теперь ему приходилось прикладывать неимоверные усилия для того, чтобы поддерживать минимально необходимый порядок исследований, поскольку вертолёт геофизику давали только раз в двое суток и то всего на один час.

Свойства воды в «вывернувшейся наизнанку» Опухоли практически не изменились. С одной стороны, она оставалась обыкновенной «аш два о», не потерявшей аромат морского рассола, с другой – её поверхностное натяжение по-прежнему было аномально высоким. Если раньше оно поддерживало форму капли, выдавленной вверх вопреки закону всемирного тяготения, то в настоящее время Опухоль стала кратером с точно таким же градиентом кривизны, только не выпуклым, а вогнутым.

В остальном всё оставалось по-старому.

Камешки, обломки островных плит и песок, провалившиеся в кратер, прилипали к его поверхности, как прилип и один из пробоотборников, выпавший из рук Мирослава.

Сам он едва не свалился однажды вниз, когда хотел дотянуться до ближайшего каменного обломка, потом понял, что сможет даже ходить по воде «аки посуху» – она выдерживала его вес, почти не прогибаясь, – а главное, подошвы сапог также прилипали к плёнке, и геофизик начал всё смелее обследовать кратер.

Утром девятого июля он спустился к его центру и посветил в глубины необычного колодца фонарём, надеясь обнаружить «что-нибудь интересное». Заметил поднимавшиеся снизу струйки пузырей, какие-то тёмные образования, похожие на клочья мха.

Соринка не показывалась, и Кожухин испытал разочарование. Наталья очень сожалела о том, что им не удалось достать Ключ, отчего геофизика постоянно глодало чувство вины. Ему страшно хотелось добраться до Соринки, вручить девушке и получить в ответ благодарную улыбку.

Однако пока никаких позитивных идей – как решить проблему – в голову не приходило.

Дважды белый тетраэдр всплывал из глубин кратера-колодца, дважды Мирослав пытался пробить плёнку воды киркой, ломом и зубилом (казалось – ещё чуть-чуть, и всё получится), но ему так и не удалось это сделать. Дикое натяжение поверхностного слоя воды, порождённое неизвестной силой, не изменилось ни на одну сотую паскаля. Всё, что скрывал в себе «колодец Опухоли», оставалось недоступным.

Веллер-Махно заметил спуск геофизика в кратер без всякой страховки. Он почему-то в это утро остался в лагере и добрался до обрыва с биноклем в руках. Когда Кожухин вернулся из похода, начальник экспедиции устроил ему настоящий разнос.

Мирослав обиделся, хотя понимал, что начальник прав, и спорить не стал. Пообещал больше не рисковать. Затем заметил любопытный взгляд Натальи, присутствующей при гневном нагоняе, и ему стало совсем тоскливо. Впору было вешаться. Отношения с девушкой никак не складывались, она явно не видела в нём мужчину своей мечты, а может быть, и вообще мужчину, что не могло не отразиться на его настроении. А стоило ему заговорить «по-мужски», как тут же следовал ироничный отпор, и Мирослав снова чувствовал себя мальчишкой, которого отшлёпали по мягкому месту.

К этим неприятностям добавилась ещё одна: он заболел.

Сначала болезнь проявилась в форме насморка, отчего пришлось всюду ходить с носовым платком. Потом заболело горло.

Дядька, заметив его покашливание, озабоченно пожаловался Веллеру-Махно:

– Аркадьич, похоже, малец подхватил ОРЗ. Не дошло бы до чего серьёзного.

Начальник экспедиции перехватил Кожухина у лодки охотников:

– Ну-ка, дай я на тебя посмотрю.

– Чего на меня смотреть? – огрызнулся Мирослав. – Я не модель.

– Открой рот, скажи а-а.

– Не буду.

– Открой, я сказал!

Мирослав просипел а-а-а, и Борис Аркадьевич покачал головой:

– Этого нам только не хватало. А ну, быстро мерять температуру, напиться чаю с морошкой и в спальник!

– Никуда я не пойду! – возмутился Мирослав. – Работы непочатый край. Само пройдёт.

– Ни бронхит, ни ангина сами не проходят, их лечить надо.

– Я выпил таблетку аспирина из аптечки.

– Аспирин твоей ОРЗе как мёртвому припарки. Сейчас поищем что-нибудь посильней. Хорошо бы в аптечке ингалипт нашёлся.

Веллер-Махно удалился в лагерь, а когда Мирослав собрался уже отплыть с грузом приборов и анализаторов, на берег вышла Наталья.

– Борис Аркадьевич сказал, что ты заболел. Вот, ингалипт нашли.

– Ерунда, рассосётся, – пробормотал Мирослав, сдерживая кашель.

– Выйди, я погляжу.

Он помедлил, но всё-таки выбрался из лодки на берег.

Наталья заставила его открыть рот, пощупала лоб рукой. Ладошка у неё была прохладная и нежная.

– Голова болит?

– Нет… слегка…

– Температура наверняка есть, горло красное, сопли – типичное ОРЗ. Тебе бы и в самом деле полежать надо.

– С тобой? – брякнул он, тут же возненавидев себя за идиотский вопрос.

Однако вопреки ожиданиям она не рассердилась.

– Возьми ингалипт, прыскай в горло каждые два часа. Вечером я попробую полечить тебя методом ВВМ.

– Каким методом? – не понял он.

– Возбуждения волновой матрицы организма. Меня учили этому когда-то. Болезнь начинается с «загрязнения» энергетического каркаса человека, и если его очистить, организм быстрее восстанавливается.

– Ладно, попробуй, – согласился Мирослав. – Я где-то читал о волновой коррекции тканевых структур. Но ведь для этого нужно спецоборудование?

– Не всегда, – улыбнулась девушка.

– Ты целительница?

– Нет, но, как говорил мой учитель, у меня врождённые экстрасенсные способности.

– У тебя есть учитель?

– А что тут такого?

– Что же он преподаёт?

– Рукопашку. Или, как модно говорить, боевые искусства.

– Ты занимаешься рукопашным боем? – удивился Мирослав.

– Можно и так сказать.

– Ух ты, я не знал.

– Наталья! – послышался крик Веллера-Махно из лагеря.

– Всё, пора лететь. – Девушка заторопилась к вертолёту. – Вечером увидимся.

Она убежала.

Мирослав заторможенно проводил её взглядом, изрёк глубокомысленно:

– Если гора сама идёт к Магомету, что бы это значило?

– Мирослав, плывём, да? – окликнул его младший из охотников.

– Плывём, – вздохнул геофизик, высмаркиваясь. Достал ингалипт, вставил наконечник, прыснул в горло. Показалось, что стало значительно легче.

– Волновая матрица, однако. М-да. Чего хочет моя волновая матрица, я знаю, а чего хочет её матрица?

Эскимос споро заработал вёслами, берег отдалился, островок с дырой в центре, занятой «антиопухолью», приблизился.

Кожухин ещё раз высморкался и забыл обо всём, кроме работы. Правда, иногда приходилось отвлекаться на «обслуживание носа и горла», но это не помешало ему до обеда снять показания приборов и понаблюдать за поведением водяного кратера.

«Антиопухоль» дышала: уровень воды то повышался на два-три метра, то понижался. И с каждым таким «вздохом» у Мирослава крепла уверенность, что совсем скоро вода уйдёт вниз совсем. А вместе с ней они потеряют и возможность добыть Соринку, в настоящее время плавающую в приповерхностном слое, под упругой плёнкой аномально натянутой воды, в центре кратера. Мысль достать её во что бы то ни стало снова начала зреть в голове геофизика, мешая ему думать о других проблемах и «спокойно болеть».

Возвращаясь на берег, он обратил внимание на появившихся птиц. Раньше их не было видно, улетели прочь, когда выросла Опухоль. Теперь же их поведение указывало на отсутствие опасности, будто они точно знали, что в лагуне им больше ничто не угрожает.

Обедал он в компании с охотниками, сварившими вкуснейшую уху из пойманной рыбы, которую они называли тиркы. Хотел было снова плыть к «антиопухоли», но начавшийся озноб заставил его вспомнить слова Веллера-Махно, и Кожухин, напившийся горячего чаю с какими-то горьковатыми, но приятными на вкус и запах травами, залез в спальник. И уснул.