Некромант. Книга вторая. Сердце мертвеца (СИ) - "Вечерний Сумрак"

- Будьте уверены, - говорила мне Елизавета, - если где-то на газоне стоит табличка: “Ходить запрещено”. Все будут обходить его стороной, кроме тимерийца. Он обязательно пойдет через газон, так как он уверен, что все эти правила для лохов, а ему можно.

Пока я стоял и созерцал отражение луны в воде, на мост вышел пьяный мужик и шатаясь пошел в направлении закрытого парка. Его сильно водило из стороны в сторону. Проходя рядом со мной он словил критический крен, его резко повело влево. Он практически упал на меня, но я поддержал его руками.

- Смотри, куда прешь, придурок, - сказал он мне.

Хм, я решил проверить, то что мне говорила Елизавета.

- Здесь купаться запрещено, - строго сказал я ему.

- Что? - он был сбит с толку.

- И категорически запрещено прыгать с моста, - еще более строго сказал я.

- Кем запрещено? - поинтересовался мужик заплетающимся языком.

- Нашим градоначальником запрещено.

- Да? Да имел я его… - мужик сделал паузу подбирая слово, - …в виду!

После чего нетрезвой походкой подошел к краю моста, перевалился через перила, и бултыхнулся в темную воду, которая сразу его поглотила.

Целую секунду я тупо смотрел на образовавшиеся круги, а потом сказал себе: “Александр, какого демона ты творишь?”, и прыгнул вслед за мужиком.

Используя Магическое Зрение, я нашел его в толще темной воды, вытянул на поверхность и погреб с ним в сторону берега.

На берегу мужик более-менее пришел в себя, стал отплевываться и отхаркиваться набравшейся в легкие водой. Взгляд его сфокусировался на мне и приобрел осмысленное выражение.

- Что здесь происходит? - спросил он меня ошарашенно.

- Мы купались, - напомнил я ему, - и прыгали с моста.

- Купались? Да я плавать не умею, - удивился мужик.

Он еще некоторое время продолжал плеваться, а потом внезапно протянул мне руку и сказал:

- Григорий, можно Гриша.

Я пожал протянутую руку и представился в ответ.

- Александр, можно Саша.

В этот момент я испытывал к Григорию особое расположение, как к человеку, которого я спас от верной смерти, да и вообще мне постоянно не нравилось, что я должен врать и представляться чужим именем.

- У тебя странный выговор, Саша, ты вроде как не местный, - спросил меня Григорий.

- Ага, я из Барбусии приехал, - ответил я.

- Ууу, - протянул Григорий, - я слышал там у вас вообще жесть, что творится.

Я удивился, вроде все нормально, ничего особого я не замечал.

- Говорят вашего законного короля задушили прямо на троне. А на его место сел узурпатор, варвар, который делает все, что ему говорят римляне.

- Что делает? - удивленно спросил я.

- Забрал у благородных аристократов их исконные привилегии и уравнял с простыми людьми.

Я удивился, зачем это Григорию переживать о наших аристократах? А еще я хотел сказать, что римляне тут не причем, а старый король настолько зажрался, что за него даже ближайшее окружение не вступилось. И если бы он остался на троне, то по всей стране началась бы резня. Конон Яростный стал компромиссом, который устроил всех. Аристократов, потому что предотвратил народное восстание, и простых людей, так как он значительно уравнял их в правах с аристократами.

Все это я хотел сказать Григорию, но передумал. Я всю жизнь сижу дома и толком ничего не знаю, может все было не так, как я воображаю. Пока я раздумывал, Григорий продолжал:

- Говорят, что римляне у вас постоянно проводят свои мужелюбские парады на главной площади!

Что? Да не было такого! Хотя может и было, я просто не знаю об этом? Надо бы у Артура фон Листа спросить, он вроде человек сведущий и должен знать. Хотя, нет, не буду спрашивать, а то Артур еще чего-то не то подумает обо мне.

Григорий заметив мое молчание, истолковал его по-своему:

- Саша, а почему ты молчишь? Может ты и сам из этих? Мужелюбцев?

- Не, ты что, мне женщины нравятся, - протестующе замахал я руками.

- Во! Вот это наш человек! - обрадовался Григорий, - дай я тебя расцелую за это!

И полез ко мне обниматься. Мне пришлось срочно встать на ноги, и отойти от него.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Холодно, мокрыми можно и дуба врезать, - сказал Григорий, - надо бы взять чего-нибудь для сугрева.

- Ага, - согласился я, - надо согреться.

- Саша, у тебя деньги есть? Может возьмем самогона, тут не далеко продают.

- Самогона? - удивился я.

- По-вашему спиритус, - пояснил Григорий.

Спиритус это было по-латински. По-нашему это тоже был самогон. Но его мысль я понял. Через некоторое время мы уже пили мутную жидкость с горла бутылки. Это действительно помогло. По моим жилам разлился огонь и я немного согрелся и охмелел.

- Ты где остановился? - спросил меня Григорий.

- Пока нигде, хотел в гостинице, но там требуют приписку, - пояснил я.

- Да, у нас с этим строго. Пошли ко мне, переночуешь у меня дома, - предложил Григорий.

Для меня это был очень благородный поступок. Я бы ни за что не предложил постороннему человеку ночевать у себя дома. И поэтому я решил не отказывать Григорию в его благородном порыве, а кроме того, на улице был не май месяц и было довольно холодно.

Дом Григория находился на окраине города, куда мы добрались периодически хлебая самогон из его бутылки. Это была маленькая хата-мазанка с глиняным полом и большой печкой на полдома. В целом все было довольно скромно, если не сказать, что совсем убого.

Встретила нас его молодая жена, довольно симпатичная, но выглядевшая усталой и замученной жизнью. Одета она была в чистенькое платье, аккуратно заштопанное множеством заплат.

- Гриша, ты опять пьешь, а у нас совсем нет денег, - сказала она своему мужу с укором.

- Молчи, женщина. Я достаточно зарабатываю и могу позволить себе выпить с друзьями, - ответил Григорий заплетающимся языком.

Как оказалось Григорий работал сапожником, хотя на его ногах были плетеные лапти. Когда я его спросил об этом, он ответил, что пока работает на заказчиков. А ближе к зиме сошьет себе чего-нибудь.

Мы пили самогон и заедали вареной картошкой, ничего другого в доме Григория не было. Я довольно быстро окосел. Помню, вначале у нас был разговор о внешней политике Тимерии, о ее непростых отношениях с соседями и Римской империей.

- Все равно наш король всех трахнет, - доказывал мне Григорий.

Я с ним не спорил, к этому моменту нашего диалога мне было глубоко наплевать на короля Тимерии и его сексуальные предпочтения. Постепенно мы перешли к теме уважения.

- Ты меня уважаешь? - спрашивал Григорий наливая очередную чарку.

- Конечно, я тебя уважаю, Гриша, - отвечал я ему.

- И я тебя сильно уважаю, Саша.

В этот момент я понял одну вещь. Давно всем известно, что у трезвого в голове, то у пьяного на языке. Вот у нас в Барбусии о чем говорят пьяные? Я достаточно провел времени в корчме, чтобы это знать. Они говорят о женщинах, или о том, кто и как разбогател. А о чем говорят пьяные в Тимерии? Об уважении. Значит больше всего простым людям здесь хочется уважать и быть уважаемыми.

Наш дальнейший разговор я совсем не помню.

В какой-то момент времени я пришел в себя от ощущения, что мне очень плохо. Так плохо, что я не могу лежать, но встать я тоже не могу. Я не хотел расходовать свою ману по пустякам, но сейчас я понял, речь идет о жизни и смерти. Я стал преобразовывать ману смерти в ману жизни, и мне сразу стало легче. Я мгновенно заснул.

Проснулся я оттого, что у меня был сильный стояк. А кроме того, я понял две вещи. Первая, на мне нет штанов, а вторая, мой член жестко упирается в чью-то задницу.

Я в ужасе открыл глаза. Слава всем светлым богам, это был не Григорий. Мы лежали втроем на одной печке. Я с Григорием по краям, а между нами спала его жена. Кроме печки, других мест здесь не было. Пока я соображал, что мне делать, я понял еще одну вещь, жена Григория не очень-то и спит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Более того, я так жестко упираюсь в ее попу только потому, что это она сильно упирается. И еще немного ерзает. Обалдеть, что мне теперь делать? Пока я лежал и старательно претворялся, что я сплю. Жена Григория задрала свою ночнушку и я теперь стал прикасаться своим хозяйством прямо к ее голенькой попке.