Совпалыч - Виктор Солодчук

— Пойдем, симулянт, — сержант слегка толкнул Арсения в спину. — Лечиться будем.

Глава 15

Энцефалограмма. Минералка. Аллилуйя!

Твоя вера с тобой пока ты с ней спишь,

Ты встретил ее на одной из крыш.

В тот миг ты понял истину простую —

Что в ожидании борща

Встретишь свой последний час

Если станешь петь ей в губы — Аллилуйя!

Над жильцами старинного дома по Варсонофьевскому переулку нависла тень печальных перемен. И хотя единственным симптомом было отсутствие комиссий и угрожающих звонков, Мила понимала, что наступившее затишье не к добру. Сообщив об этом угрюмому Краснову, смывавшему с рук кирпичную пыль, она прошлась по этажам и велела жильцам собирать вещи. Вернувшись к себе, Мила села пить чай.

Мир полон выброшенных вещей.

— Знаешь дорогая, — сказал доцент, — Моя идея сработала. Клад нужно было искать в соответствии с шахматной теорией. В шахматах есть такое понятие — «тихий ход». То есть незаметный и на первый взгляд малоэффективный маневр, который впоследствии меняет расстановку сил и приводит партию к завершению.

— Ну и что?

— А то, что, применив метод ладейных окончаний, я проверил все камины. И хотя я ничего не нашел, в клетке «аш-пять» увидел пустой тайник. Если бы это была шахматная доска, после этого хода белые получили бы преимущество. Кто-то нашел клад раньше нас.

— Теперь все равно, — сказала Мила. — Давай укладывать вещи, чует мое сердце — закончилась наша жизнь в этом доме.

Милино настроение передалось остальным жильцам. Не пошел за пивом детский писатель Журавлев. Разложив по бархатной тряпице сверкающие инструменты, бездумно царапал стол своим лучшим резцом миниатюрист Барбакару. Режиссер сообщил группе, что на неопределенный срок возвращается в горы, а украинские строители стали собирать нехитрые пожитки. Только Ниточка и Пипеточка были в силу своего юного возраста веселы и беззаботны, однако сегодня это никого не умиляло.

Родственник неистовой управдомши Павел Кайло тенью спустился на площадку второго этажа, выкурил дешевую «Варанаси», вывинтил древние шурупы и спрятал латунную дверную ручку за радиатором. Чтобы снять и вторую, Кайло попытался бесшумно открыть дверь, но за отсутствием только что свинченной ручки это оказалось нелегко.

Тем временем, сладкий запах индийских сигарет проник наверх. Жильцы третьего этажа расшевелились, и скоро движение на мраморной лестнице стало по-обычному оживленным. Сверкая загорелыми ногами, поскакали умываться Ниточка и Пипеточка; выполз на площадку детский писатель Журавлев с тающими следами от циновки на лысом черепе; и прихрамывая, медленно проковылял к кому-то в гости седой человек с тонким длинным шрамом на лице. Поднявшись на самый верх, он взвесил в руке огромный замок, поковырялся отмычкой и беззвучно открыл чердачную дверь.

Внутри висела кирпичная пыль. Осветив фонариком свежие пробоины в основаниях каминных труб, человек со шрамом тихо присвистнул и двинулся дальше. Через несколько минут он нашел открытое чердачное окно и продолжил путь по крышам. Тихо ступая по ребрам старой жести, седой прошел примерно полквартала, когда, наконец, увидел домик на соседней крыше, почти скрытый трубами дымоходов.

Мир полон выброшенных вещей. На помойках покоятся старые абажуры и продавленные стулья, телевизоры щерятся разбитыми кинескопами, гниют ковровые дорожки и сохнут цветочные горшки. Прошлое надо оставить в прошлом жертвами этой философии становятся не только вещи. Полуживые домашние цветы, дачные котята, запойные знакомые — как бы вы продолжили этот список? Домик на крыше окружало кольцо фикусов, кротонов и пальм. Некоторые особо разросшиеся растения были заботливо подвязаны к бамбуковым удочкам, воткнутым в горшки. По стенам вились лианы и хмель.

Две деревянные ступеньки, выдраенные до стерильного блеска, вели на крыльцо размером с песочницу. Окна домика были темны, а выкрашенная суриком деревянная дверь заперта. Седой снова достал отмычку, но в этот момент его внимание привлекли искусно сплетенные веревочные перила. Он присел на ступеньку, достал трубку, долго набивал ее табаком, долго держал в руке, и, в конце концов, закурил, распространяя над крышами долгий аромат.

Приблизительно через час послышались негромкие шаги по крыше, и возник Иваныч в джинсах, рубашке и кожаных сандалиях на босую ногу. Подойдя ближе, он пригляделся к гостю на крыльце, присел рядом и только потом нарушил тишину:

— Саблин, бродяга! — сказал он чуть насмешливо. — Как твоя нога, не отросла еще?

Первое, что сведет вас с ума в психиатрическом диспансере — отсутствие на дверях ручек с внутренней стороны. Их снимают и носят в карманах халатов врачи и санитары. Очень удобно: достал ручку из кармана, открыл дверь, вытащил ручку из двери, а дверь на пружинах захлопнулась сама. И больше никто ее изнутри не откроет, разве что такой же обладатель алюминиевой ручки.

Ключи, конечно, привычнее, но их не напасешься на такое множество дверей: в отделение — раз, в приемный покой — два, и еще двадцать две двери внутри отделения, включая кабинет заведующего и манипуляционную. На туалете замка нет, но нет там и двери. Не положено.

— Постарайтесь расслабиться и стоять тихо, — пожилая санитарка оставила Романова в темной комнате. Все происходило уже ближе к вечеру и называлось — энцефалограмма. Датчики на голове передавали информацию об активности мозга в соседнюю комнату, где возились с приборами врачи.

— На счет «три» замрите и не шевелитесь, — послышалось оттуда. — Один, два, три!

Загудела аппаратура. Вопреки инструкции, Арсений напряг мышцы лица, и стал корчить чудовищные гримасы. Он высовывал язык, морщил лоб и пытался шевелить ушами. Через минуту включился свет.

— Вы точно стояли смирно?

— Да, — солгал Романов.

— Очень странно. Сейчас сделаем повторно. Я останусь здесь и прослежу за вами, — санитарка подозрительно смотрел на Арсения. — Думайте о чем-то спокойном. Три, два, один!

Теперь жульничать стало сложнее. Романов чуть прикрыл глаза, и в который раз вспомнил, что Кузя ждет его звонка в шесть. От предвкушения сердце послушно забилось в два раза быстрее. Чтобы у санитарки не оставалось никаких сомнений в его честности, Арсений полностью расслабил мышцы лица и стал представлять, что на часах уже восемь вечера, а позвонить неоткуда. От этой мысли его сразу прошиб холодный пот.

— Достаточно. Снимайте электроды.

— Который сейчас час? — спросил Романов у доктора, изучавшего тонкую бумажную ленту.

— Шесть, — ответил доктор. — Ну что же, придется вам у нас погостить, — сказал он необычайно нежным голосом. — Давайте, уважаемый, в палату, а перед сном попрошу заполнить опросничек. Там ничего сложного.

У Арсения было такое чувство, что ему пять лет и с ним разговаривает воспитатель детского сада.

— Скажите, я могу позвонить? Мне очень нужно.

— Вообще-то, не положено. Но вы ведь не знали. Сейчас вас проводят в приемный покой, там есть телефон, — голос доктора был как будто смазан оливковым маслом. — А потом — в палату.

С какого-то непонятного момента статус Романова в отделении резко вырос. Нежно поглаживая его по плечу, переставшая быть грубой и неприветливой санитарка привела Арсения в кабинет, где, кроме вешалки, телефона и накрытой резиновой простыней кушетки, ничего не было.

— Только недолго, зайчик, ладно? — и дверь без ручки захлопнулась.

Кузя взяла трубку после первого гудка и сразу начала игру.

— Вечер. Ремонтировала форточку — она все время раскрывается и дует.

— Совпалыч! — обрадовался Романов. — Я решетку заклеивал, чтобы сквозняка не было.

— Какую решетку?

— Давай без подробностей, чтобы не отвлекаться. Ночью ничего не снилось.

— Если мне тоже ничего не снилось, это совпалыч?

— Нет, — сказал Романов. — Могут быть разные ничего.

— Утром к соседке приезжала «скорая». До обеда с врачами общалась.

— Я на медицинском обследовании был. Совпалыч.

— Ого, два из трех. Днем ходила на занятие по актерскому мастерству. Научилась, кстати, ушами шевелить. А у тебя?

— И я ушами шевелил. На энцефалограмме. Долго рассказывать. То есть сегодня — три из четырех.

— Это победа! — голос Кузи в трубке гремел на весь кабинет.

— Я очень хочу тебя видеть.

— И я тебя.

— Вот и ещё один совпалыч. Так что, ты ко мне или я к тебе?

— Лучше я к тебе, — Арсений оглядел стены и невольно усмехнулся, представляя Кузю в психдиспансере.

— Пиши адрес. Метро Сокол, улица Оловянная одиннадцать, квартира девяносто восемь. Я жду тебя, — голос Кузи звенел серебряным колокольчиком. — Только попить захвати, ладно?