Плата за молчание - Продель Гюнтер

Стефенс вдруг очень заинтересовался плававшим в его стакане кусочком пробки. Не глядя на Мортона, он ответил:

- Мне вы можете не рассказывать, что происходит в стране Трухильо… Но у Вашингтона есть достаточно причин сохранять с этим правительством дружеские от ношения.

- Знаю. Чтобы защищать западную свободу от предполагаемой красной опасности. Что до меня, то я не питаю симпатии к коммунистам, но неужели для защиты нашей свободы нам нужны такие отъявленные гангстеры? Да от этого ведь больше вреда, чем пользы. Есть же и в этой стране люди, заслуживающие большего доверия, чем Трухильо, - люди, на которых можно положиться, что они останутся под нашими знаменами. В офицерском корпусе наверняка можно найти таких.

- Время для этого еще не поспело, Мортон. Семья Трухильо 25 лет стоит у власти и держит все нити в своих руках. Если преждевременно начать здесь маленькую революцию, она может перерасти в восстание всего двух миллионного населения острова. Ведь здешний народ ничего не ждет так, как конца эры Трухильо. Но тогда к власти могут прийти коммунисты. Так уж лучше мы будем терпеть Трухильо, пока в офицерском корпусе не подрастут подходящие для такого дела люди.

Мортон выпил виски и тяжело вздохнул:

- Ну, так долго я ждать не могу. Я должен завтра же на рассвете убраться отсюда, а вы должны мне в этом помочь.

Посол отрицательно покачал головой:

- Дипломатического иммунитета я вам предоставить не могу, если вы это имеете в виду, Мортон. Да это ни чего бы и не дало. Тайная полиция все равно добралась бы до вас в самолете или на пароходе. Дипломатические привилегии здесь чисто номинальные.

- Моя просьба гораздо скромнее, - усмехнулся Мортон. - Предоставьте мне до четырех часов утра приют в посольстве, а потом позвольте воспользоваться одной из посольских машин и, пожалуй, известите сторожевой пост нашей военно-морской базы, что завтра между шестью и семью часами утра моторная яхта «Анчоа», выйдя в нейтральные воды, подаст по радио сигнал бедствия. Пусть вышлют за мной эскадренный миноносец и отвезут в Пуэрто-Рико.

Посол едва не лишился дара речи:

- В Пуэрто-Рико? Почему бы уж сразу не в Майами или даже в Нью-Йорк? Там вам могли бы устроить почетную встречу! Послушайте, Мортон, вы просите невозможного!

- Пуэрто-Рико - наш ближайший от Санта-Доминго сторожевой пост, ваше превосходительство. Каждое утро туда высылают патрульную лодку. Что особенного, если попутно она захватит с собой потерпевшего кораблекрушение беднягу? Назначьте точное место встречи в море!

Стефенс задумчиво почесал свою лысину:

- Как мне это мотивировать, Мортон? Вы - путешествующий по личным делам американец. Вы не имеете права разъезжать на миноносце Соединенных Штатов.

- Однако я имею право на защиту от убийства, из-за которого и у вас могут возникнуть дипломатические осложнения, ваше превосходительство! Скажите просто, что я выполняю секретную дипломатическую миссию. Это произведет впечатление, а проверить это невозможно.

На сей раз Мортон попал к неподатливому послу Соединенных Штатов в исключительно благоприятный момент. Поколебавшись, Стефенс потянулся все же к телефону и велел связать себя с начальником сторожевого поста.

Когда на другое утро у выезда из посольства Норман Кертис подсел к Мортону в черный «кадиллак», он тут же сказал:

- Надо побыстрее убраться отсюда! Агенты секретной службы, должно быть, всю ночь проторчали у ворот посольства!

Мортон и сам не собирался придерживаться правил уличного движения. Однако Стефенс предоставил ему для бегства отнюдь не новейшую модель автомобиля из обширного автопарка посольства. Выехав на широкую автостраду, ведущую от города к порту, Мортон в зеркальце увидел, что черная точка позади них угрожающе растет. Охватив одной рукой руль, он другой вытащил и протянул Кертису пистолет:

- Постарайся задержать их. У меня еще два запасных магазина патронов.

Кертис отказался от пистолета и достал из кармана полдюжины яйцевидных ручных гранат.

- Как видишь, у меня есть кое-что получше, - отобрав три гранаты, он связал их тонким нейлоновым шнуром.

Мортон одним глазом продолжал смотреть в зеркальце. Преследовавшая их машина была уже не больше чем в ста метрах. В ней находилось пятеро мужчин.

- Они выслали целый карательный отряд - пять человек!

- Сбавь немного газ, Майк! Спокойно подпусти их поближе.

Мортон послушно замедлил ход. Кертис опустил правое боковое стекло, выдернул из гранат чеки и далеко высунулся из окна. В ту же секунду в правом окне задней машины появился длинный ствол пистолета-пулемета.

Кертис кинул гранаты, и одновременно раздалась короткая пулеметная очередь.

Сначала до слуха Мортона донесся только звон разлетевшегося под градом пуль стекла; потом послышался глухой, затихающий понемногу грохот, как будто из багажника вывалилась на дорогу пустая канистра. В зеркальце Мортон увидел взлетевший на воздух капот радиатора, одиноко катящееся по шоссе колесо и груду металла, из которой валил темный густой дым.

Мортон повернул голову направо и только тогда заметил, что Кертис наполовину все еще высовывается из окна. Правой рукой Мортон схватил друга за полу пиджака и потянул назад в машину. Тело Кертиса безвольно повалилось на сиденье, голова упала Мортону на плечо, все лицо было залито кровью. Норман Кертис был мертв.

Не доезжая добрых полмили до верфи, Мортон поставил «кадиллак» американского посольства на строительном участке в стороне от дороги. Труп убитого канадца он бережно уложил на широкое заднее сиденье автомобиля и на прощание провел рукой по бледному, покрытому засохшей уже кровью лицу друга - молчаливый жест благодарности за то, что Кертис спас ему жизнь. Сунув затем в карман оставшиеся неиспользованными гранаты, он пошел по направлению к порту.

На шоссе Мортон быстро влился в поток спешивших на смену портовых рабочих и без дальнейших приключений прошел в док. Держа обе руки в карманах, сжимая в левой связку гранат, а в правой снятый с предохранителя пистолет, он пробрался между стоявшими в беспорядке корпусами судов к месту, где накануне видел «Анчоа». Сейчас ее здесь не было.

На миг Мортон подумал, что попал в ловушку. Но потом он увидел пустой барабан моторной лебедки и толстый трос, тянувшийся между покрытыми ржавчиной рейками к выходу из дока.

У больших раздвижных ворот Мортон столкнулся с одним из рабочих, с которыми договаривался накануне.

- Что, «Анчоа» уже на воде? - спросил он.

- Да, сэр, - ответил рабочий. - На втором пирсе. Пабло уже прогревает моторы. Надеюсь, мы поступили правильно?

Насколько правильно они поступили, рабочий по-настоящему понял, когда развернул крупный денежный банкнот, который Мортон сунул ему в руку. Но «Анчоа» в эту минуту выходила уже из гавани, взяв курс в открытое море.

А спустя час на горизонте возник стройный силуэт миноносца. Посол запретил Мортону подавать сигнал бедствия. Это могло бы всполошить пограничную охрану Трухильо, и в последнюю минуту бегству, возможно, помешали бы. Вместо этого было заранее условлено, что встреча произойдет в точно определенном пункте нейтральных вод - в 35 морских милях к юго-востоку от Сьюдад-Трухильо; курс - 145° на юго-юго-восток; время - 6 часов 10 минут. В 6 часов 15 минут «Анчоа» стала бок о бок с миноносцем.

Мортон поднялся по трапу и был проведен к капитану, которому и вручил рекомендательное письмо посла.

А матросы тем временем готовили уже «Анчоа» к затоплению: доминиканское правительство не должно было иметь повода обвинить американские военно-морские силы во вмешательстве во внутренние дела страны.

Собравшиеся в нью-йоркском «Хильтон»-отеле репортеры и редакторы газет бурными аплодисментами наградили Майка Мортона за его исполненный драматизма рассказ. Не пожалели они и типографской краски на разоблачение скандальной подоплеки дела Галиндеца. Доверчивый американский читатель мог всерьез принять требования прессы о разрыве дипломатических отношений с преступным правительством Трухильо. Старый, испытанный прием с игрой в демократию снова блестяще себя оправдал: позорные факты были преданы гласности. Американская печать, претендующая на репутацию самой свободной и независимой в мире, выступила от имени возмущенной общественности, требуя от правительства в Вашингтоне решительного пресечения вскрытых безобразий. И правительство, которое, как предполагалось, ничего этого даже не подозревало, с готовностью обещало предпринять самые энергичные шаги.