Тайна Крикли-холла - Герберт Джеймс

— И за кладбищем у церкви Святого Марка тоже вы присматриваете? — спросила она.

— За кладбищем? Да. Я слежу за тем, чтобы там все было в порядке, особенно позади церкви, даже если туда мало кто ходит.

— Это там, где похоронены дети, верно? Мой муж видел маленькие могилки.

Перси вдруг замолчал. Он уставился в чашку с чаем, держа ее в одной руке, а блюдце в другой, как будто боялся, что с чашки на стол упадет капля.

Эва настойчиво продолжила:

— Те дети жили в этом доме, ведь так? Они были в Крикли-холле и утонули во время наводнения, да?

Лицо Перси помрачнело и как будто закаменело. Голубые глаза так подозрительно глянули на Эву, что она инстинктивно отодвинулась чуть-чуть назад, удивленная.

Но тут же взгляд поблекших старых глаз смягчился, теперь они наполнились печалью.

— Тех бедных малышей прислали в Девон во время последней мировой войны. В сорок третьем они приехали. В конце лета. Жители Лондона думали, что бомбежки уже кончились, не хотели отсылать детишек далеко, разбивать семьи, вот так. Но власти лучше знали. Они знали, бомбить еще будут, и они хотели, чтобы детки не пострадали. Вот и прислали их сюда, в Крикли-холл. Конечно, у этих детишек не было выбора, они ведь были сиротками, знаете ли.

Перси снова надолго замолчал, и в его глазах появилось отстраненное выражение. Эве даже показалось, что на глаза вот-вот навернутся слезы, но старик справился с собой, его создали из крепкого материала. Он снова посмотрел на Эву.

— А к чему вы спрашиваете об этих детках, миссис Калег?

Вопрос был задан явно не из простого любопытства: Перси выглядел встревоженным.

— Я… я просто подумала, это очень печально, — пробормотала Эва. — Все эти несчастные дети… они утонули… Мне хотелось бы узнать о них побольше.

А что еще она могла сказать Перси Джадду? Что она и Келли недавно видели призраки погибших детей? Что они бродят по Крикли-холлу? Конечно же, он только посмеется над ней, примет за сумасшедшую. Эве нетрудно было представить, как по прибрежной деревне поползут слухи — что наверху, в Холле, живет сумасшедшая, думающая, что дом полон привидений. Деревня невелика, и слухи наверняка распространятся мгновенно. Хватит и того, что этим утром Эва расспрашивала в магазине о ясновидящей, не зря продавщица и ее муж смотрели на нее так странно, особенно когда мистер Лонгмарш принес карточку, а Эва взяла ее и сунула в карман. Местные могут принять ее по меньшей мере за чудачку. И кто бы их осудил за это?

Перси отпил еще чаю, потом, похоже, решился на что-то.

— Ну, если вы хотите услышать о них, тогда ладно. Я вам расскажу.

И старик поведал Эве душераздирающую историю об эвакуированных из Лондона детях, которые приехали в Крикли-холл в конце лета сорок третьего года…

— Конечно, к тому времени наступление немцев остановилось, — сказал Перси. — Но, как я и говорил, правительству было виднее. Они знали, что немцы продолжат бомбить разные города, потому правительство и хотело выслать из Лондона как можно больше детей. Многие родители об этом и слышать не хотели, они-то думали, что худшее уже позади, но детишки из сиротских приютов ничего сказать не могли. Те, которых привезли в Крикли-холл, уже давно покинули Лондон, но думаю, властям нелегко было найти место, куда их пристроить.

Конечно, правительство не ошиблось. Крауц в сорок четвертом послал к Лондону «коробочки» — люди прозвали их «самолетами-снарядами», но на самом-то деле они назывались «V-1». Немцы полностью разрушили Лондон и аэродромы в Кенте. Но одиннадцать наших эвакуированных приехали сюда до того, как это случилось, хотя им и пришлось проделать долгий путь.

Шесть мальчиков и пять девочек, и только двое из них были родней: Джеральд и Бренда Проссер, брат и сестра. Старшему из мальчиков исполнилось двенадцать лет, хотя он казался крупноватым для своего возраста и выглядел постарше. Его звали Маврикий Стаффорд, такой неловкий парнишка, не похожий на других детей, а старшей девочке стукнуло одиннадцать, это Сьюзан Трейнер. Она обо всех заботилась, почти по-матерински, но особенно хлопотала о Стефане Розенбауме, он там был самым маленьким, пяти лет от роду всего-то, родом из Польши и не слишком хорошо понимал по-английски.

Бедные малыши, бедные сиротки, — продолжил Перси. — Детишки привезли с собой одежду, наверное, — у них были сумки и картонные чемоданы, те, что называют фибровыми, и у каждого на шее висел противогаз. Они выглядели такими счастливыми, так радовались, что наконец-то добрались до места, и болтали без передышки, когда выходили из автобуса. Вот только их радость недолго длилась…

Эва внимательно, не пропуская ни слова, слушала продолжение истории.

Перси рассказал ей, что воспитателями и учителями детей, приехавшими вместе с малышами из Лондона, были брат и сестра, Августус и Магда Криббен.

Августус, мужчина слегка за сорок, холодный, суровый человек, религиозный фанатик и приверженец строгой дисциплины, он управлял детьми железной рукой. Его сестра, некрасивая женщина с каменным лицом, тридцати одного года. Но она выглядела старше, заметил Перси, намного старше своих лет. Магда мало чем отличалась от брата, предпочитая суровость в воспитании.

Августус Криббен (его второе имя было Теофилус) в Лондоне был помощником директора в школе для мальчиков — но школа закрылась, когда большую часть учеников отправили в эвакуацию в разные части страны. Магда тоже работала в той школе учительницей. Но больше ничего не удалось узнать об этой парочке, и единственным человеком в Холлоу-Бэй, с которым Криббен завел отношения, оказался викарий церкви Святого Марка, преподобный Хорак Россбриджер, — викарий восхищался преданностью Криббена нашему Господу и строгостью, с которой тот воспитывал детей.

Перси, тогда почти юноша, работал садовником и помогал во многих других делах в Крикли-холле, он занимался домом и садом постоянно, независимо от того, жил там кто-нибудь или нет, и он пытался подружиться с детьми, когда повседневные обязанности приводили его в дом, — но Криббен вскоре запретил всякие отношения между Перси и детьми, не желая, чтобы дети отвлекались от разработанного им плана занятий. Но это не помешало Перси наблюдать за всем происходящим.

Прошло не так уж много времени, и дети изменились. Из веселых, горластых юнцов они превратились в тихих, настороженных существ, боявшихся гнева Криббена или Магды. Им пришлось жить по расписанию столь строгому, что это, похоже, сломало их дух. Наказания за все, что Криббен считал нарушением дисциплины, бывали суровы, это Перси узнал быстро. Обычный рацион детей никогда не изменялся: овсяная каша и чашка воды на завтрак, немного изюма, вареный картофель и капуста на обед, сыр и яблоко на ужин. Неплохое меню для той поры, если бы порции не были такими маленькими. Перси видел, что никто не остается без еды, и все равно, хотя детей не лишали сознательно необходимой заботы, они сильно похудели, жизненная сила постепенно покидала их.

В доме они ходили босиком или в чулках, несмотря на сырость и холод, постоянно царившие в комнатах вне зависимости от времени года. Хождение босиком не только помогало сберегать обувь, но и избавляло воспитателей от «излишнего» шума. Похоже, Августус Криббен страдал сильными мигренями. Эвакуированным детям не позволялось играть с игрушками, присланными сиротам из различных благотворительных организаций, регулярно снабжавших детей и школы в бедных районах одеждой, книгами и прочим. Игрушки сразу сложили в кладовку на чердаке, рядом с детской спальней, как будто нарочно, чтобы подразнить детей.

— Мы нашли коробки, — сообщила Эва садовнику, посмотрев на старомодный волчок, стоявший между ними на краю кухонного стола. — Гэйб обнаружил их на чердаке. Как вы и сказали — игрушки спрятаны в кладовке рядом со спальней. Боже мой, они там лежали все эти годы…

Перси внимательно изучал взглядом яркую вещицу, в его глазах светилась печаль. Помолчав несколько мгновений, он сказал:

— Да, с тех пор в доме не появилось ни одной семьи, которая бы заинтересовалась всем этим… И детишек тут не было, которым бы понравилось играть с такими игрушками.