Приключения пышки на сайте знакомств. Иствикские жены - Оксана Новак

- Но Ярослав не пьет!

- Ерунда, пил же он на Новый год! Дождись какого-нибудь праздника, подпои его и действуй! Все, мне некогда, — закруглилась Лилька, — скоро Рома придет, пойду, испеку овсяное печенье.

- Каракалпакское? — усмехнулась я. — А ты встречаешь его в национальном костюме?

- Я встречаю его в шелковом пеньюаре, — сказала Лилька, — а не сидя за компьютером, как некоторые!

Определенно, «некоторые» всерьез опечалились. Я поняла, что сама виновата — печенье не пеку, в ролевые игры играть не умею! Впрочем, была же у меня пара попыток — когда я изображала школьницу для Игоря и Госпожу для Оленя — клиента салона интимных услуг — но я до сих пор вспоминаю их с содроганием. Я твердо решила, что эротические театральные постановки — это не мое, а вот второй Лилькин совет — раскрутить Ярослава на секс в каком-нибудь публичном месте — твердо засел в моей голове. Но мои размышления о том, как бы напоить Ярослава и совратить на скамейке в Летнем саду были прерваны его неожиданным заявлением:

- Мама приглашает нас в гости в субботу!

Вот оно, свершилось! Все это время я чудесным образом избегала знакомства с мамой, сбегая из дома во время ее визитов — Славка был очень зависим от ее мнения, говорил о ней только в превосходной степени: «талантливейшая», «умнейшая», «красивейшая» и я понимала, что конкуренции с мамой мне не пережить. «Вот и чудненько, — подумала я без всякого сожаления, — можно спокойно идти кидать в пакет лифчики и зубную щетку и отчаливать в свою верную коммуналку — встречи с мамой наш союз не переживет! Сейчас все поймут, что я нифига не Принцесса на горошине, а жалкая самозванка, и укажут на дверь». Я будто раздвоилась — одна часть меня пребывала в легком смятении — все же тяжело расставаться с очередной надеждой, да и к Славке я привыкла, другая — спокойна, как карбонарий перед казнью — моя участь была решена, оставалось лишь принять смерть с достоинством. Мамам я никогда не нравилась — и я их понимала. А вы как думаете, если однажды ваш сын — центр Вселенной, самый умный и красивый человек на свете — приведет в дом нечто упитанно-саркастичное, полностью лишенное любви к семейным щам, проводящее за компьютером большую часть времени, и любящее экстремальные развлечения — вы придете в щенячий восторг? Так что в нелюбви к себе в качестве возможной невестки я была целиком на стороне мам, что означало — мое семейное счастье (или несчастье?) закончилось, едва начавшись. Но — чисто из любопытства — я решила испить эту чашу до дна и познакомиться с родителями.

В субботу меня — вымытую, наглаженную, надушенную, с перекошенным доброй самаритянской улыбкой лицом, доставили для официального представления. Семья Ярослава оказалась… ммм… своеобразной. В передаче «Здоровье» говорили, что один из симптомов прогрессивного паралича — необъяснимое чувство счастья — исходя из этого, родители моего парня были поражены этим недугом в тяжелой форме и вот-вот должны были упасть на пол и забиться в припадке. Папа — Яков Анатольевич — высокий улыбчивый гражданин с глазами чистыми как у младенца, встретил меня, как родную. Он лез обниматься, сувал мне одновременно цветы и вазу с вареньем, размахивал руками и читал стихи. Мама — Клавдия Ивановна, которую в семье почему-то ласково называли Зайцем — была еще более интересна: невысокая, средней упитанности блондинка, ярко накрашенная и чрезвычайно одаренная. Так мне ее презентовали — Чрезвычайно Одаренная! Я так и не поняла, чем она занималась: то ли раздавала бинокли в театре, то ли продавала билеты в театральных кассах, но явно причисляла себя к Богеме. На стенах висели многочисленные фотографии маман в разных ракурсах: в купальнике «Это я в Алупке», с сумкой «Шанель» — это я в Париже и многочисленные изображения рядом с известными актерами. Родители устроили в честь нас импровизированный концерт: они пели под рояль, читали стихи и даже разыграли сцену из «Ревизора». Я пребывала в немом изумлении — вам когда-нибудь изображали сцены из Гоголя свекровь в роли Анны Андреевны и свекор в роли Хлестакова? Ну, тогда вы еще и жить не начинали! Впрочем, Ярослав воспринимал весь этот самодеятельный дивертисмент как вполне обычное явление, видимо подобные зрелища были для него вполне привычными. Но еще больше, чем постановка классика, меня потрясла другая семейная реликвия: на видном месте в серванте в дорогом переплете стояла книга стихов Якова Анатольевича, посвященных жене. Книга под названием «Моему Зайцу» была издана несколько лет назад ограниченным тиражом — для близких друзей — и являлась главной ценностью в доме. На обложке был изображен счастливый розовый заяц в соломенной шляпе, сидящий в шезлонге закинув ногу на ногу и действительно напоминал лицом (мордой?) Клавдию Ивановну. Стихи были шедевральными! Некоторые — видимо, особо удачные — гордый папА даже зачитал нам вслух.

Заяц композитор был,

Песню заяц сочинил!

Три аккорда там всего:

Ламца дрипца гоп ца цо!

Я кусала губы, чтобы не заржать в голос и старательно смотрела в стену, чтобы не видеть одухотворенные лица дружной семейки, внимающие папиным виршам, а тот продолжал:

Заяц толстый, заяц хитрый,

Заяц нравится нам всем!

Заяц прыгает и скачет

И капустный лист жует…

Часа через два родители выдохлись и пригласили нас на кухню испить чаю. Тут-то стало понятно, что постановочная часть была лишь преамбулой, так сказать — официальной презентацией Семьи, чтобы я поняла, куда попала. Основная же сцена Марлезонского балета только начинается. Мне был устроен допрос с пристрастием: люблю ли я театр? Кто мои родители и любят ли театр они? Узнав, что к театру наша семья дышит весьма прохладно, по причине того, что на моей малой родине из массовых представлений можно лишь послушать концерт группы «Стрелки» и Наталью Гулькину на День Металлурга, Клавдия недовольно поджала губы. Далее я провалила экзамен по литературе Серебряного века, перепутав Гумилева с Мандельштамом и позорно не вспомнив ни одного стихотворения Андрея Белого. Атмосфера дружелюбия накалялась, моя фантазия разгулялась во всю: я представила себе Зайца в костюме офицерши СС и себя, привязанную к стулу в рваной тельняшке и бескозырке со звездой.

- В хлаза сматррэть, русиш швайн! — кричала Клавдия Ивановна, направляя на меня настольную лампу. — Ти не знать великий русский поэт Андррей Белий, не ходить в театрр? Ти есть плехо учиться в школе? Ти не есть истинний арриец, ми будем тибя расстррелять!

-… Ярик всегда был удивительно чутким и тонко чувствующим мальчиком! — щебетала Заяц, глядя на меня глазами голодного буль-терьера. — Помню, в семнадцать лет у него случилась первая любовь — Ярослав, ты помнишь, как пришел и сказал: «Мама, я люблю и любим!» Танечка была дочкой Варвары Палны Козюлькиной — известного аккомпаниатора — впрочем — вам это ничего не говорит. Так вот, — продолжала Клавдия Ивановна заколачивать гвозди в гроб моей будущей семейной жизни, — Танечка была ангелом, мы так расстраивались, когда Ярик с ней расстался, а ведь он посвятил ей свои первые стихи!