Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А - Айн Рэнд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, — негромко сказал Эдди, слегка улыбаясь, словно далекому видению.
Мужчина повернулся и взглянул на нее. У него была желтоватая кожа, вьющиеся волосы, жесткое лицо с помятыми чертами и отталкивающая красота, соответствующая эстетическим меркам темных уголков баров; мутные темные глаза были бесцветными, как стекло.
— Мисс Таггерт, — произнес Эдди звучным, строгим голосом, словно приучая этого человека к хорошим манерам, ему не знакомым, — позвольте представить вам мистера Мейгса.
— Здрас-сьте, — равнодушно протянул мужчина, потом повернулся к Уиллерсу и продолжал так, словно ее здесь не было: — Просто отмените рейсы «Кометы» на завтра и на вторник, а паровозы отправьте в Аризону для срочной перевозки грейпфрутов; подвижной состав снимете с транспортировки угля из Скрэнтона, как я уже говорил. Сейчас же отдайте необходимые распоряжения.
— Ты не сделаешь ничего подобного! — воскликнула Дагни, до того изумленная, что даже не могла возмутиться.
Мейгс взглянул на нее; если б его глаза могли что-то выражать, в них было бы удивление.
— Отдайте распоряжения, — равнодушно повторил он Эдди и вышел.
Эдди делал какие-то пометки на листе бумаги.
— Ты в своем уме? — спросила она.
Эдди, словно обессиленный после многочасовых побоев, поднял на нее глаза.
— Придется, Дагни, — сказал он мертвенным голосом.
— Кто он такой? — спросила она, указав на закрывшуюся за Мейгсом дверь.
— Объединитель.
— Что?
— Представитель из Вашингтона, осуществляет план объединения железных дорог.
— Что еще за объединение?
— Да как тебе сказать… О, погоди, Дагни, у тебя все хорошо? Не покалечилась? Это действительно была авиакатастрофа?
Она никогда не думала, как лицо Эдди будет стареть, но видела это сейчас — оно стало старым в тридцать пять лет, всего за месяц. Дело было не в складках или морщинах, оно оставалось прежним, во всех своих чертах, но на него легла тяжелая печать смирения, страдания и безнадежности.
Дагни улыбнулась мягко, уверенно, понимающе, не желая заниматься всеми проблемами сразу, и протянула руку:
— Ладно, Эдди. Здравствуй.
Он прижал ее руку к губам, чего не делал никогда раньше, но не дерзко или извинясь за что-то, а просто, по-дружески.
— Да, была авиакатастрофа, — сказала она, — и чтобы ты не волновался, скажу тебе правду: я не покалечилась, серьезных повреждений не получила. Но журналистам и всем остальным преподнесу другую историю. Так что помалкивай.
— Само собой.
— Связаться я ни с кем не могла, но не потому, что пострадала при крушении. Это все, Эдди, что могу сказать тебе сейчас. Не спрашивай, где я была и почему так долго не возвращалась.
— Не буду.
— Теперь объясни, что это за план объединения железных дорог.
— Это… Слушай, пусть объяснит Джим. Он скоро появится. Мне очень не хочется… разве что ты настаиваешь, — добавил он, вспомнив о дисциплине.
— Понимаю, что не хочется. Только скажи, правильно ли я поняла объединителя: он требует, чтобы ты отменил два рейса «Кометы», чтобы послать паровозы вывозить из Аризоны грейпфруты?
— Да.
— И отменил отправку состава с углем, чтобы получить вагоны для грейпфрутов?
— Да.
— Для грейпфрутов?
— Именно так.
— Почему?
— Дагни, слово «почему» уже вышло из употребления.
Чуть помолчав, она спросила:
— О причине догадываешься?
— Мне догадываться не нужно. Я ее знаю.
— Так в чем же она?
— Состав формируется для братьев Смэзерс. Год назад они купили фруктовое ранчо в Аризоне у человека, который обанкротился после принятия Закона об уравнивании возможностей. Этот человек владел ранчо тридцать лет. Братья Смэзерс до прошлого года выпускали доски для игры в вещевую лотерею. Ранчо они купили, получив займ в Вашингтоне по проекту помощи районам массовой безработицы, таких как Аризона. У этих братьев есть в Вашингтоне друзья.
— И что?
— Дагни, это знают все. Знают, как нарушались в последние три недели расписания поездов, и почему одни районы и грузоотправители получают транспорт, а другие нет. Но говорить, что мы это знаем, нам не положено. Нам надлежит делать вид, что любое решение принимается ради общего блага и что общее благо нью-йоркцев требует доставки громадного количества грейпфрутов. — Чуть помолчав, Эдди добавил: — Объединитель — единственный арбитр общего блага и единственная власть над распределением локомотивов и подвижного состава на всех железных дорогах страны.
Наступила минута молчания.
— Понятно, — сказала Дагни. И, чуть погодя, спросила:
— Что с уинстонским туннелем?
— Работы прекращены. Три недели назад. Поезда не откопаны. Техника вышла из строя.
— Что с восстановлением старой ветки, огибающей туннель?
— Дело отложено в долгий ящик.
— Так у нас нет никакого трансконтинентального движения?
Эдди странно посмотрел на нее.
— Есть, — ответил он с ожесточением.
— Через окружной путь «Канзас Вестерн»?
— Нет.
— Эдди, что тут произошло за последний месяц?
Он улыбнулся так, словно признавался в чем-то постыдном.
— В последний месяц мы делали деньги.
Дагни увидела, как открылась дверь и вошел Джеймс Таггерт в сопровождении мистера Мейгса.
— Эдди, — спросила она, — хочешь присутствовать на этом совещании? Или предпочтешь уйти?
— Нет, хочу присутствовать.
Лицо Джеймса походило на скомканный лист бумаги, хотя морщин на его дряблой коже не прибавилось.
— Дагни, нужно многое обсудить, произошла масса важных перемен, — резко заговорил он еще издали. — О, я рад, что ты вернулась, рад, что ты жива, — вспомнив, раздраженно добавил он. — Так вот, есть несколько неотложных.
— Пошли в мой кабинет, — предложила она.
Кабинет ее походил на исторический памятник, восстановленный и оберегаемый Эдди Уиллерсом. На стенах висели ее карта, календарь, портрет Ната Таггерта, и не оставалось никаких следов эры Клифтона Лоси.
— Насколько понимаю, я все еще вице-президент этой железной дороги? — спросила она, усаживаясь за свой стол.
— Да, — ответил Таггерт торопливо, с обидой, чуть ли не с вызовом. — Конечно. И не забывай — ты не бросала своего дела, ты все еще… Так ведь?
— Нет, я не бросала своего дела.
— Теперь самый неотложный вопрос — сообщить об этом прессе, сообщить, что ты снова на работе, где была и… кстати, где?
— Эдди, — обратилась Дагни к Уиллерсу, — будь добр, подготовь необходимое сообщение и отправь журналистам. Когда я летела над Скалистыми горами к туннелю Таггерта, у самолета отказал двигатель. Я сбилась с курса, ища место для вынужденной посадки, и разбилась в безлюдном горном районе… Вайоминга. Меня нашли старый овчар с женой и отнесли в свой дом в лесу, в пятидесяти милях от ближайшего населенного пункта. Я серьезно пострадала и лежала без сознания почти две недели. У пожилых фермеров не было ни телефона, ни радио, никаких транспортных средств, кроме старого грузовика, который сломался, когда они попытались его завести. Мне пришлось оставаться там, пока я не начала ходить. Я прошла пятьдесят миль до предгорий, потом добралась на попутках до одной из железнодорожных станций в Небраске.
— Ясно, — сказал Таггерт. — Что ж, замечательно. Так вот, когда будешь давать интервью…
— Я не собираюсь давать никаких интервью.
— Что? Но мне звонили весь день! Они ждут! Это необходимо! — Вид у него был панический. — Совершенно необходимо!
— Кто звонил весь день?
— Вашингтонцы и… и другие… они ждут твоего заявления.
Дагни указала на записи Уиллерса:
— Вот мое заявление.
— Но этого мало! Ты должна сказать, что не бросала своего дела.
— Это ясно само собой, разве не так? Я вернулась.
— Ты должна что-нибудь сказать об этом.
— Например?
— Что-нибудь личное.
— Кому?
— Стране. Люди тревожились о тебе. Ты должна их успокоить.
— Эта история успокоит их, если кто-то обо мне беспокоился.
— Я не то имел в виду!
— А что?
— Я… — Джеймс умолк и отвел взгляд. — Я…
Он сидел, подыскивая слова и похрустывая суставами пальцев.
«Джим совсем измучился», — подумала она: у него появились нервозная раздражительность, резкий голос, панический вид; на смену осторожной вкрадчивости пришли грубые вспышки бессильной злобы.
— Я имел в виду… — «Он подыскивает слова, — подумала Дагни, — чтобы выразить свою мысль не прямо, а дать мне понять то, что ему хочется скрыть». — Я имел в виду, что общественность…
— Я знаю, что ты имел в виду, — сказала она. — Нет, Джим. Я не стану успокаивать общественность относительно положения дел в нашей отрасли.
— Раз ты…