Исход (СИ) - Цзи Александр

— Идемте за мной.

***

Мы втроем стояли перед широким пятиэтажным зданием, которое будто состояло из поставленных друг на друга овальных тарелок. Оно размещалось среди хитросплетений улиц, бесконечных садов и искусственных озер. Края “тарелок” — длинные галереи, куда можно выйти из внутренних помещений. На крыше лениво вращались три причудливые конструкции, напоминающие дырявые алюминиевые паруса на вертикальной мачте.

Мусоровоз я припарковал посреди площади. В Киру мы с Витькой больше не целились, и она на нас не нападала. Все-таки наше сражение оказалось простым недоразумением — никто никому по-настоящему не угрожал. Если б не мой апгрейд, Кира нашинковала бы и меня, и Витьку и считала бы, что спаслась таким образом от врага. Наверное, все конфликты и войны тоже начинаются с ерунды, и их можно вовремя остановить, если бы люди прилагали к этому больше старания и не думали о своем потревоженном “эго” и выгоде.

— Что это за херабора? — спросил я, указывая на “паруса”.

Кира молча прошла мимо заполненного грязной дождевой водой фонтана, подошла к знакомой четырехгранной тумбе, с силой нажала на одну из граней у верхнего края. И над тумбой, к нашему с Витькой удивлению, вспыхнула голографическая надпись:

“ГОРОДСКАЯ БИБЛИОТЕКА”.

— Они работают! — воскликнул Витька. — Мы думали, все оборудование плесень съела.

Обернувшись через плечо, Кира сказала:

— Так и есть. Но уличные голографические генераторы рассчитаны на непогоду и разрушительное воздействие плесени.

Слух резанул стиль ее речи — будто по бумажке читает. Как жители Вечной Сиберии, когда разглагольствуют о своей великой родине. Вероятно, Кира декламировала наизусть прочитанное.

— Я читала в инструкции к городским оповестительным приборам, — подтвердила мою догадку очкастая амазонка.

— Зачем нам библиотека? — спросил я.

Кира медленно заговорила, с трудом подбирая каждое слово:

— Ты сказал, что читаешь книги. Про ятаган… Я подумала, ты должен понять. Настоящая свобода только в книгах. В историях — реальных и вымышленных. В реальности ее нет. Пойдемте, и вы поймете.

Я привычно переглянулся с Витькой. Свобода в книгах? А я-то рассчитывал услышать от нее что-нибудь дельное… Похоже, нам попалась еще одна чокнутая, как Повелитель Поганого поля. Решетников — гений-одиночка и одновременно псих с манией величия, а Кира — девушка-ботаник и одновременно фехтовальщица. Поистине, Поганое поле порождает странных и удивительных персон.

Мы последовали за ней к парадному входу, вошли в просторный холл с лифтами и лестницами. Гардероба в библиотеке не предусматривалось, и неудивительно: климат слишком теплый, чтоб носить верхнюю одежду и сдавать гардеробщику.

Кира уверенно провела нас на второй этаж. Остановилась перед мощной дверью из тусклого вещества, смахивающего на сталь, но это определенно не было сталью и даже металлом. Боевая библиофилка повернула мощную рукоять, и дверь с низким гулом отъехала в паз. На нас пахнуло теплым и очень сухим воздухом, наполненным запахом книг.

— Быстро проходите!

Мы шмыгнули через порог, и Кира заперла дверь.

— Чувствуете запах? Потрясающе, правда?

Перед нами протянулся длинный коридор с окном от пола до потолка в конце. В коридор открывалось множество дверей. За дверями в слабом свете из окон громоздились книжные полки. Из вентиляционных решеток у самого пола тянуло сухим воздухом.

Кира, откинув багровый плащ назад, вошла в одну из комнат и начала ходить среди полок с зачарованным, восторженным выражением лица.

— Книги сохранились в первозданном виде, потому что воздух кондиционируется специальным устройством, который до сих пор действует за счет силы ветра.

— Ты сама его сделала? — с уважением спросил я, вспомнив рваные “паруса”.

— Не-е-ет! — поспешно ответила Кира. — Я не умею. Я из… из племени Огнепоклонников.

Я собирался спросить: “Кого?” Но она продолжила рассказ:

— Мы потеряли многие знания, и это становится очевидным, когда читаешь книги и гуляешь по этому городу. Мы живем как дикари, по дикарским законам. Мои соплеменники не понимают книг и чураются их. Не понимают, какое в них заключено богатство. Я ушла из племени, чтобы изучить это богатство. Прочитала за год почти все книги.

Витька охнул.

— Все книги?!

— По одному разу — почти все, кроме совсем неинтересных. По нескольку раз — примерно треть. Я помню самые интересные наизусть. А вот эта — моя любимая.

Она достала с полки томик, протянула мне. Название гласило: “Жизнь выдающихся людей”. На обложке красовался бородатый лик Леонардо да Винчи, возле него примостился кудрявый и чисто выбритый Исаак Ньютон, слепо таращились каменные бюсты Сократа, Платона и Аристотеля, похожие друг на друга, как братья. За ними выглядывали прочие физиономии выдающихся людей.

— А есть просто “История человечества”? — спросил я. — Желательно современная?

Кира прошла мимо полки, пересекла узкий проход и, не особо присматриваясь, выловила толстую книгу в суперобложке.

— Вот. Один из томов современной истории.

Я полистал томик, открывая наугад. В глаза бросился заголовок главы: “Хронология нефтегазовых войн минус 150 года”. Я вчитался в текст.

“…Системные противоречия в сфере энергоснабжения, связанные с финансовыми проблемами, высокой волатильностью новой мировой валюты, а также ухудшающейся экологией, возникли еще сто лет назад, во времена искусственно подогреваемой надправительственными элитами зависимости от невозобновляемых источников энергии. Но пика эти противоречия достигли в минус 148–152 годах, когда десятки вялотекущих военных конфликтов в разных уголках планеты вылились в так называемую Войну Всех Против Всех (ВВПВ). Некоторые эксперты называли ее Четвертой Мировой, хотя по ряду критериев она таковой не являлась, в значительной степени представляя собой столкновения в медиа-пространстве…”

Вспотев от напряжения, я перелистнул страницу.

“…Информационные войны с применением новейших средств коммуникации способствовали подмене реального мира искусственным, что вызвало три волны психодемии (см. глава 18 “Психодемии в посткарбонную эру”), сопровождающиеся массовым сумасшествием и самоубийствами в масштабах целых регионов разных стран. В моду вошла так называемая “публичная авто-казнь”, когда самоубийца сводил счеты с жизнью в присутствии многочисленных невольных свидетелей и на камеру с использованием спецэффектов. Всплеск появления Ассоциаций Фаталистов (см. глава 29 “Движение Фаталистов”), которые возвели теракты в ранг пост-экстра-модернистского искусства, пришелся на середину минус 148 года (по старому летоисчислению — 2150 год новой эры), когда изменение климата привело к гибели миллиарда жителей экваториальных стран”.

У меня затряслись руки, и пухлый томик шлепнулся на пол. Бросив на меня укоряющий взор, Кира подняла книгу и аккуратно вернула на место.

— Что случилось? — спросил Витька.

Я ответил неживым, чужим голосом:

— Мы в будущем. Я в будущем.

Витька и Кира смотрели на меня без эмоций. Чего им волноваться? Они-то не в будущем, это я в будущем. Точнее, я по-прежнему в настоящем, но весь мой знакомый мир остался в далеком прошлом, а между нами пролегли года безумия.

Лучше бы я попал в параллельный мир. У меня оставалась бы надежда на возвращение. Но сейчас, когда я прочитал пару страниц “Истории”, эта надежда окончательно умерла.

***

Мы вышли на улицу. Ни читать, ни разговаривать я не желал и не мог, а Витька не проявил к книжным богатствам особого интереса. Я молчал и почти ничего не воспринимал. Кажется, Кира о чем-то меня спрашивала, но я не отвечал, и она отстала.

На улице нас встретили знойные лучи солнца, которое выглядело как всегда, но, как выяснилось, успело постареть более чем на сто лет с тех пор, как я пообщался с Димоном. В сознании плавали обрывки мыслей, слов, строчек текста из “Истории”, чьи-то лица — то Модератора, то Леонардо да Винчи… Уверенный голос в голове осведомился, каким образом почти без изменений сохранился язык, если минул целый век и что, наверное, тут что-то не так, но я устало отмахнулся. Никаких матриц и экспериментальных зон. Я в будущем. Точка. Больше не буду терзать себя бесполезными сомнениями и тяжкими размышлениями.