Женщина и спасение мира - Павел Евдокимов

• 7 • Эта роль будет понятна, если понять метафизическое значение женской природы: в религиозной сфере именно женщина есть сильный пол[251]. Классической ошибкой всех толкователей повествования о грехопадении является попытка объяснить выбор Сатаной-искусителем Евы ее принадлежностью к слабому полу, то есть тем, что она является самой уязвимой частью человеческого существа в целом. В действительности все обстоит как раз наоборот. Ева подвергалась искушению как религиозное начало человеческой природы, а поэтому именно в ее лице прежде всего надо было уязвить человека и подвергнуть его порче. Когда приведен в расстройство самый восприимчивый, самый чуткий к общению между Богом и человеком орган, все остальное совершается само собой. Адам не проявляет никакого сопротивления и следует за Евой: через нее он уже оказался вне Бога в силу Божественного установления: "...и будут одна плоть" (Быт.2.24).

• 8 • Это таинственное соответствие женщины, ее открытость по отношению к "силам" раскрывают евхаристический аспект падения. До падения зло не могло принимать человеческого облика, и оно представляется под видом змия,существа чуждого и внешнего по отношению к человеческой природе; и лишь через разговор оно выходит на поверхность, на границу двух противостоящих друг другу эонов. Извращение означает некое проникновение. Так же как исповедание христианской веры завершается вкушением Плоти и Крови Христовых, сущностным проникновением Христа, так и в преступлении заповеди, в извращении нормативного порядка "запретный плод" есть образ бесовской вечери. Зло как пища, которую вкусили, преобразуется из внешнего и "чуждого" во внутреннее, становится "познанным" в библейском смысле. Обряд запрещения и изгнания нечистых духов (экзорцизм) при Крещении раскрывает со страшным реализмом мрачное присутствие бесовского элемента в сердце человека. Решающие моменты человеческой судьбы относятся преиумщественно к религиозному пространству: именно через женщину человечество пронизывается злом, и именно в ней — пшеничном колосе — лежит обетование спасения: "...оно [семя жены] будет поражать тебя в голову" (Быт.3.15), но женщине суждено родить Спасителя.

• 9 • Двум ликам Евы, светлому и темному (у софиологов — светлому и темному ликам Софии), соответствуют два женских образа Конца времен. Апокалипсис описывает Новый Иерусалим в терминах света: это — "жена, облеченная в солнце" (Откр.12.1). На другом полюсе в последний момент истории — тьма, которая сгущается в вавилонской блуднице; ее развратность относится не к плотской сфере, но к религиозной сущности. Картина наполнена мистическим ужасом[252]; это — демоническая бездна самого страшного блуда, который развращает саму структуру духа, всю внутреннюю жизнь без остатка. Сидя на звере, жена раздирает свои покровы и обнажается, снимая "покрывало" (знак священного); она отказывается от женского таинства, выраженного словами "да будет". Имманентный суд над ней (Откр.17.16) состоит в том, чтобы ее "обнажить", что может быть лишь откровением о метафизической пустоте ее секрета — ее ничто и ее "уничтожением". Амазонка, мужеподобная жена держит в руках золотую чашу, заставляя оказывать себе почести, превышающие царские; она — великий жрец; она узурпирует власть и осущест вит самый большой обман Сатаны. В свете Конца времен можно понять древний страх, которым овеяны легенды цикла Матриархата.

• 10 • По мнению швейцарского юриста и специалиста по мифологии Бахофена[253], этапы сексуальной жизни соответствуют этапам развития религии и природы. Буйной растительности болот соответствует гетеризм и как следствие промискуитет; сексуальные союзы определяет свободное материнство, не подчиняющееся никаким законам. Затем с культом Матери-Земли и с развитием земледелия, изобретенного и осуществляемого женщинами, устанавливаются упорядоченные сексуальные отношения, но по материнскому праву: это — господство женщины, гинекократия, или матриархат. Женщины управляли общественными делами и воевали, в то время как мужчины занимались домашней работой. Лишь на третьей стадии появляется патриархат. Если в настоящее время представления Бахофена и близкого к нему Моргана полностью не принимаются социологами, то все же эти идеи сохраняют свою ценность в мифологическом плане — как способ подхода к истокам Истории.

Этнолог Б. Малиновский в своих трудах[254] обращает особое внимание на неоспоримое преимущество единоутробных родственных связей (например, брат матери является главой семьи). Материнское право поддерживается коллективными представлениями, согласно которым женщина есть священное существо, она соучаствует в земном плодородии. Еще и в настоящее время в некоторых австралийских племенах мужчина подчинен власти женщины. Там господствует полный промискуитет и остается неизвестным физиологическое значение полового акта.

• 11 • Согласно Бахофену, в человеческой сущности отражается борьба космических сил Солнца и Земли. В истории матриархат и патриархат противостоят друг другу. В жизни — это вечный конфликт между мужчиной и женщиной. Но внутренне всякое человеческое существо является двуполым: в нем соприсутствуют взаимодополнительные психические элементы обоих полов. В нем в различных пропорциях сосуществуют animus и anima: с одной стороны, принцип разума, анализа и различения, с другой — принцип отношения, общения и единения; logos и eros. Как в себе самом, так и в своем спутнике, и во всех проявлениях жизни человек встречается с поляризованным существованием. Напряжение между двумя полюсами есть психический закон; оно является также принципом, обуславливающим всякую жизнь. Две противоположности могут вступить в отчаянное противоборство, в безжалостную борьбу, но они могут также прийти к самоутверждению в качестве взаимодополнительных элементов некоторого высшего единства; в этом и заключается духовная проблема существования. Материнский инстинкт — это инстинкт источника, из которого все происходит — альфа; отцовский инстинкт — это инстинкт цели, к которой все направляется — омега. Но в ходе поляризации форм отцовский инстинкт может уклониться с пути, поддаться искушению отказаться от своего предназначения и вернуться к первоначальной ночи; это отказ от телеологического принципа, от солнечного начала ясного разума. То же искушение у женщины принимает форму хтонического хаоса, обладающего страшной способностью увлекать мужчину и затягивать его в свою глубину; здесь она послушна зову мрачной сырой бездны земли, чисто животной силе и сну. К светлой радости солнечного гимна св. Франциска, к сиянию Славы Божьей, преломленной в симфонии звуков, красок и лиц, примешивается невыразимая печаль Диониса, неутолимая жажда, воздыхание твари, порабощенной развратом. Во время зимы тяжелый сон объемлет всю природу, и вечные возвращения не воскрешают, не оживляют неподвижную маску смерти.

Матриархат представляет собой эпоху, в которой над личным началом господствуют бесформенные, коллективистские космические силы и происходит самое странное смешение человеческого, природного и демонического. Terror antiquus — слепой, панический ужас поднимается из недр этого царства. Женщина в своей плодовитости отождествляется с Magna Mater Deorum — благосклонной и грозной Великой Матерью богов: Изидой в Египте, Иштари Ману на берегах Евфрата, Астартой в земле Ханаанской, Кибеллой в Малой Азии, Дургой в Бенгалии, Геей у греков. Великая Мать царствует в горах и лесах, на море и на источниках, она имеет власть над жизнью и смертью; Царица неба и Повелительница преисподней, она властвует над божествами мужского рода. Эта эпоха окружена великим мраком.

Более известны позднейшие гинекократии у иберийцов, критян, халдеев, древних египтян. Женщина управляет племенами, она жрица у друидов, часто выступает в роли колдуньи и волшебницы. Личная собственность передавалась через женщин, ребенок принадлежал клану матери и носил ее имя — традиция, которая поныне сохранилась у португальцев. Достоинство мужчины — ничтожно. Деторождение было священной функцией, и участие в нем отца игнорировалось; лавры предков нисходят в тело женщины. Она есть земное существо, приравненное к земле, живое выражение ее плодородия; одержимая темными и страшными силами, она представляет собой элемент, порождающий жизнь. Окруженная удивительным почитанием, женщина шествует как носительница жизни тотемического предка, и так побеждается время. Не природа продолжается и живет в женщине, но таинственные веяния, исходящие от женского тела, оплодотворяют тайные источники жизни.

• 12 • Подавленное мужское начало начинает бороться, и эта ожесточенная битва отражается в индивидуальном сознании, вызывает глубокие душевные расстройства, оставляя в осадке, в глубине индивидуального подсознания, комплексы, источник которых находится в коллективном подсознании. Основная энергия человеческого существа — libido — может привиться к одному из этих архетипических комплексов; она может пребывать в состоянии бездействия и подавленности, но может также из мрака бессознательного оказывать страшное давление. Одним из самых значимых является комплекс Эдипа. Сын Иокасты, Эдип, не зная, что он делает, женился на своей матери после того как убил отца, также не ведая этого. Иокаста, узнав, что ее новый муж является ее сыном, кончает с собой, повесившись. Эдип, преследуемый Эри-ниями, в страданиях ослепляет себя. С внешней стороны, Эдип представляет собой невинную жертву. Но в своем подсознании он противостоял отцовскому мужскому началу и хотел соединиться и слиться со своей матерью — началом женским. Земля восстала против солнца, коллективное начало — против личностного; отказываясь от Слова, человек дает увлечь себя сном материнского лона. Борьба продолжается непрерывно на всем протяжении исторической эволюции; это вечное противопоставление Аполлона — Дионису, меры — хаосу, четного числа — нечетному, peiron — apeiron, монады — множественности. Человек, полностью отдавшись силам, которые его очаровывают, восстает против рождения; он сопротивляется всему, что вырывает его из космического и материнского лона, из теплой дремоты и забвения. Отто Ранк назвал причину этого состояния "травмой рождения"; Фрейд говорит об инстинкте смерти, лучшее выражение которого можно, вероятно, найти в высказывании великого русского писателя Розанова: "Я — как ребенок в чреве матери, который не хочет родиться. Мне здесь достаточно тепло". Искушение возвращений высылает человека в его собственные глубины и совсем не разрешает проблему энергии пола[255]; превращенная в половую энергию и подавленная, она подготавливает взрывы, порождает преступления и различные виды сумасшествия. Цивилизация налагает ограничения, учит прятать, скрывать и создает таким образом неврозы. Наша эпоха протекает под знаком сексуального откровения. Здесь есть большое освобождение, но оно идет бок о бок с огромной опасностью. Опрос Кинси ясно это доказал. Если христианское подвижничество в пустыне возвысилось до максимального героического усилия и до осуществления чистоты, которая не от мира сего, то город сохранял свои вековые формы дисциплины и социального лицемерия. Половая проблема никогда не получала правильного решения. В настоящее время с грубой откровенностью покровы срываются; тайна, священность любви исчезают; грубое животное состояние ведет в конечном итоге к разрушению женского начала. Женщина повсюду утверждается как соперница мужчины, и в связи с этим все метафизическое значение матриархата как опыта совершенно не оказывает влияния на историю.