Ренегат - Артем Мичурин

— Да, — покивал Стас, — большая головная боль.

— Огромная, — согласился Бульдозерист. — Но, что-то всё обо мне разговор. Расскажи про себя лучше.

— С чего начать?

— С момента падения. Как до жизни кочевой докатился?

— По воле случая. Тринадцать лет назад сошёлся с человеком одним, на месте к тому времени ничего меня уже не держало, вот и понеслась жизнь с крутого откоса.

— Не жалеешь?

— Не о чем жалеть. Родные умерли, семьёй обзавестись не успел ещё. Свободен был как ветер — без денег, без опоры и без перспектив. Любой поворот судьбы в тех обстоятельствах можно считать за благо, а уж произошедший со мной — и вовсе крупная удача. Так что — нет, не жалею.

— И жизнью доволен?

— Да. Во всяком случае, моя жизнь куда ярче каждодневной маеты какого-нибудь пахаря или лесоруба.

— Как вспышка пороха — яркая и короткая, — резюмировал Бульдозерист.

— Продолжительность жизни наёмника имеет прямую зависимость от его квалификации. Шансы неумелого лесоруба найти смерть под упавшим деревом едва ли ниже, чем шансы плохого стрелка умереть от пули.

— Хм. Гладко излагаешь. Учился?

— Детство за книгами прошло. Отец любовь к чтению привил.

— Книги — это хорошо, если голова на месте, а вот, коли умом не вышел — только во вред. Лишние знания разжижают неподготовленный мозг, в нём начинается брожение, и заканчивается всё это печально. Дурь из таких голов приходится вышибать свинцом. Но у тебя, я вижу, мозги в порядке.

Отряд дошёл до угла периметра и повернул в направлении торговых рядов.

— С одной стороны повальная безграмотность полезна, — продолжил Бульдозерист. — Но с другой…

В этот момент впередиидущий боец поднял руку, и вся группа остановилась. Начальник охраны вышел вперёд и, отойдя на несколько метров, склонился над ворохом тряпья.

— Кто такой? — носок ботинка с глухим стуком уткнулся во что-то мягкое.

Псы зарычали, почуяв запах страха, исходящий от бесформенной массы, которая резко дёрнулась и прижалась к стене, тряся выставленными вперёд лохмотьями.

— А? Что? Зачем? Нет-нет. Не бейте. Я ничего не сделал. Я просто калека. Милостыню… милостыню прошу. На еду. Не бейте.

— Пшёл отсюда, — рыкнул Берег.

— Нет, обожди, — подключился Бульдозерист и зашагал к невольному возмутителю спокойствия. — Милостыню, говоришь?

Нога начальника охраны ловким пинком остановила уже собравшегося менять дислокацию оборванца. Бойцы обступила попрошайку, коменданта и Стаса непроницаемым полукругом.

— Да, добрый человек, да, милостыню, — нищий чуть вытянул голову из плеч, раболепно щерясь пеньками зубов, и боязливо протянул деревянную плошку с тремя «маслятами» на дне, одновременно пытаясь утереть набегающую из разбитой брови кровь. — Храни тебя Господь.

— Что за увечье? — поинтересовался Бульдозерист, разглядывая нового собеседника.

— Э-э?

— Ты назвался калекой. Что за увечье?

— А! Это? — дрожащие губы расползлись в жалком подобии улыбки. — Простите за моё тугоумие. Я сразу-то и не понял.

Берег с хмурой миной на лице поднёс ствол изъятого дробовика поближе к голове непонятливого голодранца.

— Тебе задали вопрос, падаль.

— Рука! — выпалил тот и сглотнул, пытаясь смочить моментально пересохшее горло. — Руку я потерял. Случай. Несчастный, — затараторил он, нервно озираясь. — На фабрике работал. Токарем. Фрезой руку… руку-то мою, прихватило. Ага. По самый локоть.

— Покажи, — распорядился Бульдозерист.

— Э-э… Что показать?

Срез ствола ткнулся попрошайке в лоб, заставив как следует приложиться затылком о стену, а заодно и вылечиться от острого тугоумия.

— Ладно-ладно! Мне жалко разве, для хорошего человека? — он отодвинул в сторону часть тряпья и продемонстрировал замотанную лоскутами культю на месте левой руки. — Вот она, родимая. Всё что осталось.

Бульдозерист, прищурившись, осмотрел пострадавшую конечность.

— Размотай.

— Размо-о… — вопросительно протянул оборванец, но спохватился, припомнив, кто здесь задаёт вопросы, и виновато сморщил чумазую физиономию. — Не самое это приятное зрелище, добрый человек.

— Я вытерплю, — успокоил Бульдозерист.

— Но… — оборванец пробежался глазами по обступившим его со всех сторон хмурым личностям и, не найдя поддержки, смиренно принялся разматывать лоскуты, из-под которых скоро показалась тёмная от грязи кожа.

Выглядело это действительно не слишком эстетично, однако, как отметил про себя Стас, на культю явно не походило, скорее — на локоть.

— Вот, — промямлил нищий, опасливо демонстрируя своё «увечье».

— Разогни, — приказал Бульдозерист.

— Да как же это? Зачем же вы, добрый человек, шутить так изволите над калекой?

Комендант, утомившись пустопорожней болтовнёй, вздохнул и лениво глянул на своего верного охранника.

Берег без лишних слов ухватил попрошайку за лохмотья и, растеребив обмотку на якобы покалеченной руке, выдернул из-под неё тонкое недоразвитое предплечье с противоестественно узкой кистью.

— Угу, — кивнул Бульдозерист, вытаскивая из ножен свой печально знаменитый тесак. — По локоть, говоришь?

— Не надо! Умоляю!

Широкое чёрное лезвие поднялось над вытянутой рукой и резко упало вниз.

Разгорячённые кровью псы захрипели, клацая челюстями.

Попрошайка дёрнулся в сторону, заливая дорожную грязь красным, упал на бок, накрыл теперь уже настоящую культю моментально промокшей тряпкой и надрывно заскулил, совсем как раненая собака.

Бульдозерист вернул тесак на место, достал из кошелька серебряную монету и небрежно уронил её в стремительно разрастающуюся лужу крови.

— Теперь всё честно.

— Держи, — кинул Берег на землю отрубленное предплечье. — Не теряй больше.

Бойцы вновь построились в квадратную формацию вокруг продолжившего обход хозяина.

— На чём я остановился? — нахмурил брови комендант, пытаясь вспомнить тему прерванного разговора.

— Безграмотность, — подсказал Стас.

— Да, безграмотность. Она полезна с управленческой точки зрения. Чем меньше у стада побочных интересов и лишних знаний, тем легче его пасти. Но это палка о двух концах. Кадровый ресурс подвержен текучести, естественному обновлению. И чем дальше, тем качество новых кадров всё ниже и ниже. Иной раз приходится пополнять ряды из дегенератов, которые не то, что писать, говорить толком не умеют. А мир, между тем, изменяется. Мы уже не можем позволить себе роскошь вариться в собственном соку, когда противник вовсю налаживает контакты с внешними поставщиками. Тяжёлое вооружение, боеприпасы к нему, техника, средства связи, и многое-многое другое — всё это достаётся с огромным трудом и по завышенной цене. А из-за чего так?

— Не знаю, — честно признался Стас.

— Да из-за того, что кадры безграмотные. Никто не умеет как следует вести переговоры. Сплошные идиоты вокруг.

— Это извечная проблема.

— Верно, — усмехнулся Бульдозерист. — Но она становится всё острее. А этот город не прощает слабости. И принадлежать он будет тем, кто лучше адаптируется к новым реалиям. А реалии суровы. Ты видел, что за груз везли центровым?

— Да.

— Ещё совсем недавно, буквально пару лет назад, о таком и подумать никто не мог. Война между районами велась всегда. Она — часть нашей жизни. Передел сфер влияния — естественный и необратимый процесс, запущенный первыми поселенцами сей благодатной земли ещё до моего рождения. Но это была честная война. Лицом к лицу. Стенка на стенку. Теперь всё изменилось. Банды больше не сходятся в открытом бою. Налёты, засады, подкупы… Честь забыта. Не далее как вчера один из наших патрулей был расстрелян. Без объявления войны, просто так. Под тело одного из бойцов, охранявших порядок, заложили гранату. Прежние законы, писанные нашими дедами, утратили силу. Кому, скажи, кому раньше могла придти в голову мысль прибегнуть в споре к миномётам, как к решающему аргументу? Нет, это больше не война за сферу влияния, это — война на уничтожение. И мы не можем отдать инициативу.

— А какова здесь моя роль? — поинтересовался Стас, когда Бульдозерист сделал паузу в своём «возвышенном» монологе. — Вы ведь не развлечения ради со мной заговорили.

— Ты прав, — землистого цвета кожа пошла морщинами вокруг растянувшихся губ, — развлекаюсь я иначе. Твою роль позже обсудим. А пока, для разминки, поможешь мне в дельце одном.

— Могу я узнать, что за дельце?

— Конечно. Мы сейчас направляемся в торговые ряды. Там живёт и трудится в поте лица один из наших поставщиков — Шура Кошель.

— Шура? Он не местный?

— Лац, откуда-то из-под Саранска. Давно здесь обжился, лет пятнадцать уже. Нашёл, так сказать, свою нишу. Снабжает базу аккумуляторами, электрогенераторами, запчастями и ещё разной, далеко не бесполезной мелочёвкой. Считает себя очень важным, я бы даже сказал — неприкасаемым. Весь последний год он в этом мнении постоянно укреплялся, благодаря крупным заказам с нашей стороны. И укрепился настолько, что счёл возможным насрать с горкой поверх старых договорённостей. Сейчас эта зарвавшаяся падаль открыто ведёт дела с центровыми, будучи полностью уверен в своей безнаказанности. Нужно поговорить с ним, и убедить в недальновидности такого решения. Переговоры будешь вести ты.