Empire V. Бэтман Аполло - Виктор Олегович Пелевин

миллионов лет. А вдруг все действительно кончается так? Желто-красные вспышки заката, ветер, камин, паркет - и вечная смерть… И люди не знают ничего про этот ужас, потому что никто не вернулся к ним рассказать.

"Libera me, Domine, de morte aeterna…" - пропел далекий голос.

Действительно ли наверху играл Верди? Или это мой гибнущий мозг превратил в музыку понимание своей судьбы?

Я понял, что если не сделаю над собой усилия и не проснусь, то так и провалюсь навсегда в этот черный колодец, и уже неважно будет, спал я или нет, потому что ужас, который обнажился передо мной, был глубже сна и бодрствования, и вообще всего мне известного. Самым поразительным было то, что вход в ловушку лежал практически на виду - туда вела простая последовательность вполне обыденных мыслей, и было непонятно, почему все без исключения люди еще не попали в эту мертвую петлю ума.

"Так это и есть вечная смерть? - подумал я. - Вот про что они поют…

Нет, не может быть. Я выберусь отсюда, чего бы мне это не стоило!" Надо было стряхнуть с себя оцепенение. Я охватил себя руками и попытался содрать пленку кошмара - прямо руками, как будто она была чем-то физическим.

И вдруг я понял, что это уже не руки.

Вместо них я увидел какие-то черные лоскуты, покрытые коротким блестящим мехом наподобие кротовьего. Мои пальцы были сжаты в темные мозолистые кулаки с неправдоподобно большими ороговевшими костяшками, как бывает у фанатичных каратистов. Я попытался разжать их, но не смог - что-то мешало, словно пальцы были стянуты бинтом. Я удвоил усилие, и вдруг мои кисти раскрылись, но не как обычные человеческие пятерни, а как два черных зонта. Я посмотрел на свои пальцы, и понял, что у меня их больше нет.

На их месте были длинные кости, соединенные кожистыми перепонками.

Сохранился только большой палец, торчавший из крыла, как ствол авиационной пушки. Он кончался кривым и острым ногтем размером с хороший штык. Я повернулся к зеркалу, уже догадываясь, что увижу.

Мое лицо стало морщинистой мордой - невообразимой помесью свиньи и бульдога, с раздвоенной нижней губой и носом, похожим на сложенное гармошкой рыло. У меня были огромные конические уши со множеством сложных перегородок внутри и низкий лоб, заросший черной шерстью. Над моей головой высился длинный рог, круто загибающийся назад. Я был низкого роста, с бочкообразным мохнатым торсом и маленькими кривыми ногами. Но самым жутким были глаза - маленькие, хитрые, безжалостные и цинично-умные, как у милиционера с Москворецкого рынка.

Я уже видел эту морду на фотографии мыши-вампира desmodus rotundus - только у мыши не было рога. Я, собственно, и стал этой мышью, только очень большой.

Если совсем честно, я сильно напоминал черта. Когда эта мысль пришла мне в голову, я подумал, что все-таки не стал еще чертом до конца, поскольку мне не нравится происходящее. И понял, что это ничего не значит - возможно, чертям тоже не нравится быть чертями.

Расправленные крылья цепляли за мебель, и я сложил их. Для этого надо было с усилием сжать пальцы - тогда крылья, как два зонта, сворачивались в черные цилиндры, кончавшиеся твердыми как копыта кулаками.

Я попытался сделать шаг, но не смог. И понял, что ходить надо особым образом. Чтобы перемещаться, следовало упереться кулаками в пол и перенести легкие задние лапы к новой точке опоры. Кажется, примерно так передвигались гориллы.

Я заметил, что перестал думать. Мой ум больше не генерировал бессвязных мыслей - внутреннее пространство, где они раньше клубились, теперь словно пропылесосили - в нем осталось только острое и точное осознание того, что происходит вокруг. Но кроме этого обостренного присутствия появилось нечто, совершенно мне прежде не знакомое.

Я находился не только в настоящем. На реальность как бы накладывалось множество мерцающих образов будущего, которые обновлялись с каждым моим вдохом и выдохом. Я мог выбирать между разными вариантами того, что случится. Не знаю, с чем это сравнить - разве с жидкокристаллическим прицелом, сквозь который летчик-истребитель видит мир, одновременно считывая необходимую информацию. Этим прицелом было само мое сознание.

Я ощущал присутствие людей. В квартире наверху их было двое. Три человека было на моем этаже, и еще двое внизу. Я мог добраться до любого из них в несколько прыжков и взмахов, но это было ни к чему. Мне хотелось на свежий воздух. Я мог покинуть квартиру через окно, дверь, и…

Я не мог поверить, что такая возможность реальна. Но инстинкт уверял меня в этом.

Мой ум нарисовал что-то вроде зеленого пунктира, ныряющего в камин и уходящего вверх и в будущее - и я позволил себе совпасть с этим пунктиром.

Перед моим лицом мелькнула каминная решетка, потом кирпичи, потом сажа и какая-то стальная скоба, а затем я увидел жестяные полосы крыши и вечернее небо.

Конечно, понял я, это просто сон - с такой легкостью можно двигаться только во сне. Я знал, что надо лететь на запад, где меня должны встречать.

Перемещаться оказалось просто - достаточно было облокотиться на воздух и наметить направление.

Я чувствовал насекомых и птиц, висящих в пространстве. Они появлялись после свистящего выдоха, который естественно вырывался из моих легких при каждом взмахе крыльев. Каждый такой выдох освежал мою картину мира - словно автомобильный дворник проходил по мутному от дождя ветровому стеклу. Я видел внизу дома, машины, людей. Но меня, я был уверен, не замечает никто. Я уже не боялся, что умер - теперь этот страх казался мне смешным. С другой стороны, наяву было бы невозможно покинуть дом по трубе дымохода.

Следовательно, я спал.

Но в мире было по крайней мере еще одно существо, которому снилось то же самое. Я понял это по далекому крику, который был в точности похож на мой - он сразу сделал мир отчетливее и ярче, словно его осветили вторым солнцем. Ко мне приближался кто-то, похожий на меня. Я полетел ему навстречу,