Иафет в поисках отца - Фредерик Марриет

— В таком случае, я должен получить от мистера Ньюланда удостоверение, что он никому мстить не будет.

На это я согласился. Карбонель послал за фиакром, и когда мы ехали домой, то он читал мне мораль за неблагоразумный мой поступок и взял с меня обещание быть в другой раз осторожнее. Так счастливо окончилось это дело, которое некоторое время заставило меня заниматься своим туалетом и не смотреть в окошки карет, но все-таки прежняя мысль преследовала меня, и я был грустен. Однажды я шел с майором, который, почитая меня помешанным, почти не выпускал без себя никуда. Я увидел опять ту же карету с тем же гербом, с тем же носом на лице особы, в ней сидящей.

— Вот он, вот он! — закричал я.

— Кто он? — спросил майор.

— Человек, который так похож на отца моего.

— В карете? Да это епископ, мой приятель. Что за странная идея у вас, Ньюланд! Это почти сумасшествие. Не смотрите так, пойдемте.

Однако я все еще не мог оторвать взгляда от кареты до тех пор, пока она не скрылась из виду. Так как я теперь узнал, кто сидит в экипаже, или, по крайней мере, могу узнать, то успокоился немного. Я рассказал обо всем Тимофею и, посмотрев в адресе-календаре, где жил мнимый двойник моего отца, на другой же день, одевшись с чрезвычайным тщанием, ускользнул от бдительности майора и после завтрака тотчас же отправился в Портленд-Плес.

Глава XXVII

Рука моя дрожала, когда я постучался у дверей. Мне отворили, и я послал свою карточку, прося допустить меня к епископу. Вскоре меня попросили войти в кабинет, где был мой воображаемый отец и еще какой-то человек пожилых лет.

— Милорд, — сказал я моему двойнику с каким-то особенным чувством, — позвольте мне несколько минут с вами поговорить.

— Это мой секретарь, сэр, и поверенный, от него я не скрываю никаких тайн. Впрочем, я не имею никакого права требовать, чтобы он был и для вас тем же. Мистер Темпль, будьте так добры выйти на минуту.

Секретарь вышел. Епископ показал мне стул и попросил сесть. Я посмотрел ему в лицо, и мне казалось, что нос его был совершенно как мой; даже прочие черты лица, по моему мнению, походили на мои. Я совершенно был уверен, что отыскал отца и достиг конца своих розысков.

— Вы согласитесь, милорд, — продолжал я, — что в юности мы часто вступаем в связи неблагоразумные и предосудительные и слишком поспешно удовлетворяем своим желаниям.

И я посмотрел ему пристально в глаза.

— Совершенно справедливо, молодой человек, и часто случается, что мы горько раскаиваемся в их последствиях.

— Согласен. Но в таком случае мы должны переносить последствия, как бы они дурны ни были.

— Когда мы делаем дурно, мистер Ньюланд, — ответил епископ, посмотрев на карточку и потом на меня, — то видим, что не только подвергаемся наказанию в будущей жизни, но и на этом свете. Надеюсь, что вы не страдаете от такого несчастья.

— К сожалению, отцы часто бывают наказаны в их детях, и таким-то образом я несчастлив как сын.

— Милостивый государь, — ответил мне епископ. — Извините, что я принужден буду вас остановить. Время для меня дорого. Если вам нужно что-нибудь важное сообщить мне или хотите спросить о чем, то говорите; впрочем, в деньгах вы, кажется, не нуждаетесь. Но прошу вас, объяснитесь покороче.

— Постараюсь покороче, как только могу, но прежде позвольте спросить у вас несколько слов, на которые, я уверен, вы ответите справедливо и сообразно вашему сану. Не были ли вы женаты в молодости и не были ли тогда в стесненных обстоятельствах?

Епископ удивился.

— Признаюсь, мистер Ньюланд, это довольно странный вопрос, и я не знаю, к чему ведет он. Что вы хотите сказать этим? Впрочем, я могу ответить на него. Да, я женился в моей молодости и тогда не был богат.

— Не имели ли вы сына?

— Вы не ошибаетесь, мистер Ньюланд, — сказал он серьезно.

— Давно ли вы его не видели?

— Давно, — ответил епископ, вздыхая и закрыв лицо платком.

— Скажите мне, не был ли он брошен вами на произвол судьбы?

— Нет-нет, но странно, мистер Ньюланд, что вы все так подробно знаете. Я думаю, вы только что родились тогда; впрочем, я был в это время беден, очень беден, но все-таки дал ему пятьдесят фунтов.

— Но, милорд, отчего вы не возвратили его назад, почему не держали при себе?

— Я бы возвратил его, но не мог, и теперь он навсегда для меня потерян.

— Вы, верно, хотели бы теперь его видеть?

— Он умер! — сказал епископ, закрыв лицо.

— Нет, он не умер, а просит вашего благословения, — сказал я, став перед ним на колени.

Епископ вскочил со стула.

— Что это значит, сэр? Вы хотите быть моим сыном?

— Да, я ваш сын, которого вы оставили с пятьюдесятью фунтами…

— Наверху кареты портсмутского дилижанса?

— Нет, в корзине… вы знаете…

— Сын мой!.. Нет, невозможно, он умер в госпитале…

— Нет, он не умер. Он совершенно здоров, как вы еготеперь видите.

— Вероятно, это или странная ошибка, или вы шутите надо мной, потому что я сам был при его похоронах.

— Уверены ли вы в этом? — ответил я с удивлением.

— Хотел бы быть не уверен. Но кто вы, которому известна так моя прошедшая жизнь и который так удивительно желает меня уверить в возможности ожить после смерти?

— Уверить вас?.. К несчастью, в неправде, милорд, — ответил я, увидев свою ошибку. — Я бы никого не хотел обманывать! Я сын, желающий отыскать отца своего, а ваше лицо, и особенно ваш нос так похожи на мой, что я думал наверно найти в вас моего отца. Пожалейте обо мне, пожалейте! — продолжал я, закрыв лицо руками.

Епископ, заметив, что я вовсе не был похож на обманщика, дал мне время опомниться и потом рассказал свою историю.

— Когда я был еще пастором, — говорил он, — то имел сына, которого отправили в море, несмотря па то, что я вовсе не хотел этого. Когда он поехал в портсмутском дилижансе, я дал ему на дорогу пятьдесят фунтов стерлингов. Вскоре он получил смертельную рану в одном сражении и отправлен был в морской госпиталь в Плимут, где и умер.

Выслушав его рассказ, я коротко поведал ему мою жизнь и потом с горестью отправился домой. Епископ, расставаясь, пожал мне руку, пожелав быть счастливым.

С отчаянием в сердце пришел я к себе на квартиру. Тимофей старался утешить меня, как мог, и советовал выезжать почаще в общество. «Таким образом, — говорил он, — вы можете скорее найти отца вашего». Он говорил это, думая, что общество могло развеселить меня.

— Я поеду на несколько дней к Флите, это будет для меня полезнее, нежели что-нибудь другое, — ответил я и на следующий же день отправился.

Флита много переменилась и нравственно, и физически. Способности ее развивались, и она похорошела. Проведя с нею около недели, я почти забыл о моих приключениях. Меланхолия моя пропала, и я стал развязнее, словоохотливее. С каждым приездом к Флите братская привязанность моя усиливалась. Наконец я расстался с нею и, приехав обратно в Лондон, к большому удивлению, нашел майора чрезвычайно грустным.