Многорукий бог далайна - Святослав Логинов

— Ступайте, сияющий господин, — улыбаясь потребовал Хооргон, — и да пребудут ваши ноги вечно сухими…

После победы над пришельцами перед Хооргоном встала непростая задача. Надо ехать ко двору, добиваться места, а как это делать, благородный Хооргон не знал. Обычно ван просто утверждал новым одонтом наследника умершего. Если же одонт сменялся насильственно, то назначался кто-либо из приближенных ко двору. А дети одонтов к вану не допускались. Хооргону предстояло разрушить эту традицию. С другой стороны, Хооргон не хотел уезжать, опасаясь удара в спину, а ехать ко двору и просто боялся. Поэтому он решил выждать — один день, не больше. Но именно этот день оказался решающим.

Новость принесли осведомители, которых старый одонт предусмотрительно содержал за свой счет. Одонты не без оснований рассматривали Свободный оройхон как свою вотчину, и потому следили за всем, что там происходило. И когда прошел слух о новых землях на западе, Хооргон узнал об этом первый. Слухи следовало проверить, и Хооргон послал на разведку отличившегося в недавней схватке Мунага с дюжиной солдат. Такой выбор объяснялся тем, что Мунаг был храбр, достаточно честен, и в то же время Хооргон недолюбливал дюженника с тех пор, как тот сыграл не до конца понятную роль в деле о сыне сушильщицы. Ведь сам Хооргон лучше всех знал, что было в руках мятежника — ломкая игрушка или настоящий нож.

Мунаг немедленно собрал дюжину и отправился в путь. Вернулся он в тот же день к вечеру, принеся самые утешительные новости. На западе действительно обнаружилась земля — два сухих оройхона, отделенных от материка узким перешейком огненного болота. Причем, один из оройхонов, по всему судя, был высушен совсем недавно: на нем еще не было плодоносящих туйванов. Все это могло означать одно из двух: либо безумный илбэч жив и просто скрывался все эти годы, либо, что более вероятно, родился новый илбэч.

Это, впрочем, слабо волновало Хооргона. Главное — появились земли, которыми надо как следует распорядиться. Выслушав доклад Мунага, Хооргон час сидел в задумчивости, потом встряхнулся и созвал командиров на совет.

— Я решил, — начал он, — что пришла пора восстановить справедливость. Всем известно, что мой покойный отец, — Хооргон печально вздохнул, а Тройгал вдруг подумал, что старый Хооргон, похороненный сыном, вернее всего, еще жив, — мой отец напрямую происходил от красавицы Туйгай, которая рожала детей илбэчу Вану. Более того, наш род начинается с любимого сына, которому Ван завещал свои земли. Самозванец, захвативший царский тэсэг, должен быть изгнан в шавар, из которого он вынырнул. И вы — доблестные воины, будущие одонты, должны мне в этом помочь.

Если бы дюженники услышали эти слова два дня назад, они без колебаний связали бы помешанного, но теперь, скрепленные круговой порукой, принуждены были молчать, стараясь понять, что задумал их сопляк-повелитель, один раз уже обошедший их. И лишь услышав о новых землях, на которые можно попасть, пройдя мертвой полосой, цэрэги закивали, улыбаясь. Хооргон решил проблемы просто — он задумал отделиться от державы вана и основать свое государство. Не так это много — два сухих оройхона, но мертвая полоса есть мертвая полоса, ван не посмеет напасть на непокорных.

И лишь строптивец Мунаг проявил недовольство.

— У нас два оройхона здесь, — сказал он, — и там тоже будет два. Но сейчас мы живем спокойно, а там должны будем держать границу, сидя возле мертвой земли…

— Ты трус! — рявкнул Хооргон. — Я не собираюсь бежать на угловые оройхоны. Я буду нападать! Люди устали от несправедливости, армия перейдет на сторону законного владыки!

— Я не трус, — возразил Мунаг, — это все знают. Но я не вижу смысла в вашей затее.

— Достойный Мунаг не высовывал носа дальше сухой полосы, которую охраняет его дюжина, — вступил в спор Тройгал, — а я бывал и у восточной границы, и на царском оройхоне и потому знаю, что говорю. Повелитель прав — армия узурпатора велика, но сражаться не станет. Ван лопнет словно распоротый ножом авхай.

— Почему же тогда… — начал Мунаг, но махнул рукой и умолк.

Было решено против вана пока не выступать, а выделив отряд для защиты обжитых оройхонов, остальных цэрэгов послать на запад, наводить порядок, пока изгои и жители свободного оройхона не организовались и не могут дать отпора.

— …а затем, — заключил Тройгал, незаметно взявший в руки ход совещания, — нам предстоит большой поход к царскому тэсэгу за короной ванов, которую наконец получит подлинный владелец!

И нет ничего удивительного, что командовать тремя дюжинами, составившими заградительный отряд, пришлось Мунагу, а остальных повел к новым землям Тройгал.

Первые двое суток Мунаг прожил спокойно. Он понимал, что с тремя дюжинами цэрэгов не сможет блокировать оройхоны, и потому лишь следил, чтобы противник не подошел незамеченным. У вана были свои соглядатаи на каждом оройхоне, но те из шпионов, кто жил среди бедноты, не слишком понимали, что вокруг происходит, а достойный Тройгал не торопился оповестить вана, что сменил хозяина. Поэтому в ставке забеспокоились не сразу, и лишь на третий день на дороге показался паланкин благородного Ууртака, прибывшего узнать, что творится в соседних землях. Мунаг не стал вступать в бой с телохранителями. Он лишь вышел на поребрик, требовательно поднял руку, а когда носилки остановились, и в окошечке показалось морщинистое лицо наместника, сказал:

— Доблестный одонт, поспешите домой. Сегодня вам здесь не пройти.

Изготовленный к стрельбе татац за спиной дюженника подтверждал его слова, так что Ууртаку оставалось лишь благосклонно кивнуть и приказать носильщикам поворачивать вспять.

Мунаг блефовал. Грозный татац не был заряжен, и вообще, харваха, захваченного в караване Пуиртала, могло хватить от силы на дюжину выстрелов. А тот харвах, что готовили пойманные сушильщики, Хооргон оставлял себе. Сушильщики, получив женщин и сладкую пищу, работали исправно, но харваха все равно было мало, ведь впереди маячила война.

И она пришла.

Ван послал против мятежных оройхонов немалое войско — шесть отрядов, в каждом из которых была двойная дюжина солдат. Пугать такую силу не имело смысла, и Мунаг встретил наступающих пальбой из татацев. Он правильно рассчитал: основная масса карателей двигалась вдоль мокрого оройхона, словно во время операции против изгоев. Там Мунаг поставил два из трех своих татацев. Первая пушечка неожиданно бабахнула, и хотя каменный рой побил немногих, противник пришел в замешательство. Привыкнув к походам против небольших и плохо вооруженных банд, цэрэги не знали, что предпринять. Однако и у них нашелся командир, сообразивший, что татац перезаряжать долго и, значит, второго выстрела не будет. Ободренные цэрэги с гиканьем ринулись на штурм. И тут выпалил второй татац.