Переписать сценарий - Сергей Александрович Васильев

Русский флот сидел на попе ровно на своей базе и даже не пытался препятствовать десанту японских армий у себя под носом. Дивизии микадо свободно высаживались на китайском и корейском побережье и деловито теснили русские войска во всех направлениях. Куропаткин-Фок-Стессель был совсем не против. Как только какое-то подразделение успевало занять более-менее удобные для обороны позиции, оно получало приказ своего главнокомандующего — сниматься и отступать как можно дальше и как можно активнее.

В тылу у армии и флота в это время разворачивались события, которые историки назовут первой русской революцией. Революция — это звучит величественно и красиво. О революции нельзя говорить вскользь и походя. Писать о революции полагается с новой строки и с большой буквы.

Глава 36

Если бы не рога и копыта, он был бы практически святой

Лондон — чудное место. Он традиционно предоставляет свободу собраний любым деятелям, которым хотелось бы снести с глобуса Россию. Британские джентльмены давно и страстно коллекционируют русофобов всех мастей, предоставляя им приют, подкармливая, окружая заботой и вниманием.

Лондон всегда увлеченно боролся против любой власти на российской территории — царской и советской, демократической и тоталитарной, социалистической и капиталистической. Поэтому именно в Лондоне в 1903-м году произошло знаковое событие — II съезда РСДРП — объединение разрозненных групп российских социал-демократов в политическую партию, которая поставила себе цель свержения царя. Там же прошёл и III и V съезд РСДРП. IV съезд приютил Стокгольм. С момента ее создания сэры и пэры ни на минуту не оставляли без внимания такой ценный ресурс, а сэр Джеймс Рэмзи Макдональд — James Ramsay MacDonald, дважды занимавший пост премьера Британии, от имени хлебосольных хозяев лично принимал участие в организации и проведении съездов.

В конце января 1904 г. в Стокгольме состоялась встреча полковника разведки японского генштаба Мотодзиро Акаси с лидером финских революционеров — Кони Цилиакусом. Стороны остались довольны друг другом и договорились совместно валить «неправильного» императора России на деньги «правильного» императора Японии.

В начале марта, в польском Кракове, полковник Акаси встретился с еще одним «пламенным революционером» — Романом Дмовски, журналистом и членом Тайного совета польской националистической Национально-демократической партии. Обсуждение возможности участия сей партии в вооруженном восстании закончилось вручением Дмовски рекомендательных писем (для установления контактов) — заместителю начальника японского Генштаба генералу Гэнтаро Кодама, и генералу, начальнику 2-го отдела (оперативное планирование) Генерального штаба японской армии Ясумаса Фукусима.

В начале июля для продолжения переговоров в Японию отправился будущий правитель Польши Юзеф Клеменс Пилсудский. В представленном им в японский МИД меморандуме предлагалось создать японо-польский союз и была повторена прозвучавшая еще в марте просьба о предоставлении Японией материальной поддержки на вооруженное восстание. Для проведения разведывательной работы, диверсий в тылу русской армии Пилсудскому было выделено 20 тыс. фунтов стерлингов (200 тыс. рублей).

Однако все рассказы о тайных пружинах революции ничего не стоят без описания конкретных революционных действий. Романтизированная история о несгибаемых пролетариях, вдохновленных учением Маркса-Ленина, слегка не совпадает с реальными событиями, о которых, опираясь на архивные материалы, очень подробно рассказала профессор Бар-Иланского университета, американский и израильский историк А́нна Ге́йфман.

Как это выглядело на практике.

В соответствии с решением Петербургского комитета РСДРП боевой отряд большевиков совершил нападение на трактир «Тверь», где собирались рабочие судостроительных заводов — представители монархического Союза русского народа. В трактире находилось около тридцати посетителей, когда большевики бросили внутрь три бомбы. По рабочим, пытавшимся выбежать из здания, открыли стрельбу из револьверов.

В Риге пламенные революционеры просто бросали бомбы в проходящие трамваи. В Варшаве анархо-коммунисты зашвырнули в семейное кафе отеля «Бристоль», в котором находилось больше двухсот человек, взрывные устройства, начиненные иголками и пулями. Выходившие вечером погулять боевики могли плеснуть серную кислоту в лицо первому попавшемуся им на пути городовому. Из 671 служащего Министерства внутренних дел, убитого или раненного террористами, только 13 занимали высокие посты, в то время как остальные были рядовыми полицейскими, кучерами и сторожами.

При этом революционеры начала XX века имели такие расплывчатые идеологические основания, что очень трудно понять, что их объединяло, для чего они существовали и какова была их политическая программа. Даже среди тех, кто умел читать и писать, многие выражали свои мысли с большим трудом. Когда от них требовалось объяснить причины своей террористической деятельности, они часто были способны лишь на полуграмотные лозунги типа «Смерть негодяям!», «Да здравствует революция!», «К черту все остальное!»

И тем не менее в либеральных российских кругах, куда входили университетские профессора, учителя, инженеры, журналисты, адвокаты, врачи, промышленники, директора банков и даже некоторые правительственные чиновники, помощь экстремистам стала признаком хорошего тона.

«Не случайно ведь также и то обстоятельство, что многие русские либералы… всей душой сочувствуют террору и стараются поддержать подъем террористических настроений…» — с удовлетворением писал в это время В. И. Ленин.

Точно с таким же пиететом, с которым либеральная интеллигенция относилась к революционным террористам в начале XX века, она смотрела и на чеченских террористов в конце XX. Российская либеральная интеллигенция вообще традиционно радуется, когда население России умирает насильственной смертью. «Наши европейские партнёры» начала прошлого столетия тоже были неоригинальны, но последовательны, и вместе с российскими либералами и британским государственным деятелем сэром Дж. Ремзи Макдональдом, искренне желали удачи террористам, ощущая свою ментальную к ним близость в деле истребления населения России…

* * *

По словам Бориса Николаевского, историка и участника революционных событий, «за бушующими спорами о философии марксистского материализма и эмпирической критики стоял материализм другого свойства: деньги».

В одном случае некий эсер после участия в акте экспроприации в Москве в 1908 году скрылся с двадцатью тысячами рублей. Товарищи выследили его в Париже, где он и жена открыли свой отнюдь не революционный частный капиталистический магазин…

Через несколько месяцев после экспроприации в Фонарном переулке — крупнейшее в царской России «ограбление века» — максималисты могли отчитаться только за шестьдесят тысяч рублей из захваченных четырехсот. Многие из этих самозваных освободителей человечества открыто выражали свое презрение к основным этическим нормам. Один революционер спрашивал другого: «Почему нельзя врать?.. Что значит „нечестно“? Почему врать нечестно? Что такое мораль? Что такое [моральная] грязь? Ведь это условности».

Руководитель эсеров-террористов Гершуни был еще более откровенен, жалуясь, что девять десятых всех экспроприаций были случаями обычного бандитизма …

Неуклюжая, инфантильная, ленивая власть последнего императора России, как «Титаник», безвольно плыла аккурат на этот айсберг. России навязывался насквозь фальшивый выбор — кто ей больше нравится, вдребезги проворовавшееся и капризное царское правительство,