Последний ученик магистра - Сергей Корж

До полудня мы успели практически все: наняли экипаж на баржу, перетащили ее к причалам, тут же нашлись торговцы снедью и припасами. Так как у нас почти не осталось вина, то выбрали из десятка предлагаемых сортов самое лучшее и взяли пару бочонков. Купили колбас, окороков, круп и хлеба. В общем, недавнее несчастье сплотило нас. Уже не было чужих детей, все были свои. Дамы, командовавшие слугами, потребовали отдать им для приведения в порядок наши с молодым баронетом парадные костюмы. К обеду за нами были посланы экипажи, и мы отправились во дворец.

Граф и графиня чем-то напомнили мне Казакова и Фрейндлих из фильма «Соломенная шляпка». Он так же мило картавил, а она, будучи ненамного его моложе, закатывала глазки и охала при каждом экспрессивном выражении, которое допускал рассказчик. Роль рассказчика взял на себя наш старший товарищ.

– …И вдруг эта галера натыкается на подводный камень, буквально на наших глазах разламывается надвое и тонет. А мы, покрытые бесчисленными ранами и окровавленные, еще секунду назад готовившиеся к схватке не на жизнь, а насмерть, возопили от радости! Вот так мы и спаслись, граф, и все благодаря нашему командиру, который организовал нас и настроил на победу своим мужеством и личным примером.

– Но он же довольно молод?

– Тем не менее, граф, он единственный, кто взял на себя ответственность за наши тела и души.

– Ах, ах, такой молодой мальчик и такой храбрец.

– Это не единственный его талант, он прекрасно играет на сатуре и поет. Мало того, он учит этому искусству и баронета, которого сопровождает к родственникам. И тот тоже, уверяю вас, демонстрирует незаурядный талант.

Графиня в очередной раз закатила глазки, но в это время мажордом прокричал свое знаменитое «Кушать подано», и нас пригласили в столовую.

На обеде, кроме нас и семьи графа, больше никого не было. Я обратил внимание на молодую девушку, откровенно скучавшую за столом. Она вяло ковырялась двузубой вилкой в горстке овощей у себя в тарелке и, видимо, ждала удобного момента уйти. Но вот, слава Матери, череда блюд и вин закончилась, и хозяин предложил гостям выйти на террасу, откуда, по его словам, открывался изумительный вид.

Вид действительно поражал. Перед нашими взорами во всей красоте раскинулся дивный город и широкая река. Роскошные особняки знати окружали дворцовую площадь. От нее радиально расходились улицы, на которых стояли дома поскромнее, но тоже не из бедных, и лишь в конце находились скромные здания. Лачуг, свойственных всем городам, не было вовсе, а когда я поинтересовался, где же живут простолюдины, мне ответили: слуги – в домах хозяев, остальные – в деревнях поблизости. «Тоже выход», – подумал я.

– Так что, барон, вы не можете показать нам здесь свою доблесть, но свое второе умение – можете. Поразите нас!

– Боюсь разочаровать вас, графиня, да и инструмент мой на барже.

– Вам не удастся отговориться. – Графиня топнула ножкой. – Инструмент есть! Эй! Принесите сатур из графского кабинета. Мы, знаете ли, тоже иногда музицируем вдвоем.

Принесли сатур. Я взял его в руки, провел пальцами по струнам, инструмент отозвался взволнованным звоном. Я настроил его, и в небо и на ошеломленных слушателей полетела прекрасная музыка и не менее прекрасные слова: «Берега, берега… Берег этот и тот…»

Это вам не фу-фу и не лужок с коровками и бычком.

К концу песни около меня оказалась та молодая девушка, которая скучала за обедом. Сейчас она широко раскрытыми глазами заглядывала чуть ли не вовнутрь сатура, словно силясь понять, откуда звучит такая музыка.

Прозвенел последний аккорд, затихло последнее слово. Хочу заметить, получилось ничуть не хуже Малинина, а местами и лучше. Терраса взорвалась овациями.

– Если музыканту поднесут бокал вина промочить горло, то я готов спеть вам еще пару песен.

– Вина! Быстро! И писца немедленно сюда. – Я даже вздрогнул от громкого голоса, прозвучавшего за моей спиной. Только граф мог так кричать в своем доме. – Простите, барон! Тысяча извинений. Вы не будете против, если вашу песню запишут? Это ведь ваша песня?

– Да, моя, в некотором роде.

– А слова?

– И слова тоже.

– Так вы еще и поэт?

– Да так, пишу тексты своих песен, не более.

– И много их у вас?

– Много, но все их петь я не намерен. Я, граф, пою их в свое удовольствие и изредка для удовольствия других. Вы ведь тоже музицируете с супругой в свое удовольствие.

– Да-да, вы правы. Но как жаль, вы уплывете, а нам останутся только воспоминания об этом прекрасном пении.

Наконец подали бокал вина, я сделал глоток, чудесный напиток скользнул внутрь, прекрасное послевкусие осталось во рту. Я тронул струны. Инструмент ожидающе прозвенел.

Женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки?…

– Какая прелесть, барон! Как называется эта песня?

– Скажем, «Песня старого холостяка».

– А вы разрешите нам ее исполнять? Музыку мы подберем, у нас с графиней отличный музыкальный слух.

– Сьерж, исполните, Матери ради, про королевских гвардейцев, – попросил кто-то из моих попутчиков.

Кавалергарды, век недолог…

Я закончил песню и оглянулся. На террасе стояли воины, мужчины все как один распрямились, взгляды их посуровели. Они были там, на полях сражений, в их ушах еще звучало лошадиное ржание, стоны раненых, звон клинков и голос труб. А дамы тихонечко шмыгали носиками и вытирали слезы, боясь разрушить эту иллюзию боевого братства, вдруг возникшую просто оттого, что кто-то ударил по струнам и запел.

Я взял свой бокал и сделал очередной глоток. А они еще стояли и молчали. Наконец кто-то кашлянул, и все очнулись. Мужчины выстроились в очередь, и каждый молча пожал мне руку.

– Вы удивили нас, барон. Во имя Матери! Я только что почувствовал запах крови и слышал горниста нашего полка, трубившего атаку.

– Позвольте на этом закончить мое выступление и представить вам баронета Рода ван Дэя, моего ученика.

Роди опять начал неуверенно, но после пары аккордов, заиграл смелее и к концу первой песни уже, что называется, нашел себя. Исполнил несколько мелодий без слов и даже одну мне незнакомую.

Потом соизволил нам сыграть хозяин, и они дуэтом с графиней исполнили какую-то песню. Им тоже устроили овацию.

Вечерело, хозяева звали нас остаться на ужин, но мы, отговорившись завтрашним отплытием, отказались.

– Барон! – сказал на прощанье граф. – Я предсказываю вам блестящее будущее. В королевстве достаточно генералов, вельмож-чиновников, но очень мало поэтов и музыкантов. С такими способностями вам прямая дорога в столицу. Там вас ждет ваша слава. Я рад, что на пути к ней вы остановились у меня. Здесь всегда будут помнить вас, Сьерж Рэй ван Орж.

Приятно, черт возьми. И хоть славу следовало бы разделить с Окуджавой и Малининым, но кто их здесь знает?

Утром мы отплыли. Новый шкипер попытался задержать нас, мотивируя, что надо, мол, подождать караван, опасно плыть одним. Наконец мне надоело выслушивать его доводы, и я спросил:

– Ты задаток получил? В договоре было что? Довести баржу. Там ничего не говорилось про караван, договор свят! А насчет того, что опасно плыть одним, то, как оказалось, и в караване плыть небезопасно. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Ты лучше покажи-ка мне сундуки команды и начни со своего, а то прошлый шкипер, видно, ошибся и вместо вещей набил сундук камнями, прыгнул за борт с ним, и больше мы его не видели.

С сундуками все было в порядке.

Баржа нехотя отвалила от причала, вышла на фарватер и вновь понесла нас к морю. Через три дня мы достигли следующего города, а так как известия о попытке нападения на караван сюда еще не дошли, то наше появление никого не заинтересовало. Мы купили продуктов и вина, и я наконец возобновил запас кофейных зерен. А еще через четверо суток мы добрались наконец до побережья.

Город, в который мы приплыли, стоял в длинном заливе, куда река впадала без привычных для равнинных рек рукавов. Баржу накрепко привязали к столбам на причале, скинули сходни, вывели лошадей, выкатили кареты. Дворянин, купивший у нас баржу, доехал до местного банка, снял там денег и рассчитался с нами. Там же на берегу мы распрощались и разъехались. Нам с баронетом оставался день пути до поместья его деда. И этот день пролетел незаметно.

И вот мы стоим перед статным, смуглым, седоусым стариком.

– Ван, – начал я, – приношу вам свои искренние соболезнования, ваш родственник Дэй ван Бара трагически погиб. Это его сын. Я, Сьерж Рэй ван Орж, исполняя последнюю волю погибшего, доставил мальчика вам. Вот его документы, а вот письмо, которое, видимо, все вам объяснит.

Старик молча указал нам на кресла, приглашая присесть, сломал печати и прочел оба документа.