Божественная сила - Мак Рейнольдс

Эд закрыл глаза в кратком призыве к своему ангелу-хранителю, если таковой имеется.

— Иезекиль Джошуа Таббер в городе, пропускает пару стаканчиков?

— Почему бы и нет?

Она взяла его за руку и отвела к кушетке. Кушетка, как машинально отметил Эд, была ручной работы, даже набивка, валики и подушки. Кто-то вложил уйму труда в этот предмет мебели. Девушка удобно уселась рядом с ним, не выпуская его руки.

— Не знаю, — сказал Эд. — Я просто вроде как подумал, что твой отец должен быть против выпивки. Я все время ждал, что мой автобар начнет выдавать молоко, когда я закажу что-нибудь крепкое.

Эду пришло в голову, что это возможность, которую следует использовать, вместо того, чтобы целоваться и обниматься. Не взирая на то, как сильно Нефертити Таббер нуждается в практике. Он сказал:

— Послушай, Нефертити… кстати говоря, ты знаешь, что женщина, которой первоначально принадлежало это имя, была самой прекрасной женщиной древности?

— Нет, — вздохнула она и плотнее прижала его руку к своей талии. — Расскажи мне.

— Я думаю, что твой отец дал тебе это имя, потому что муж Нефертити Аменхотеп был первым фараоном, который учил, что существует единственный бог, — сказал Эд. Он почерпнул эти сведения у профессора Вэрли Ди в одной из передач «Час необычного». Гость, помешанный на религии, придерживался убеждения, что древние евреи первыми пришли к монотеизму.

— Н-ну, нет, — сказала она. — Вообще-то меня так назвал рекламный агент. Мое настоящее имя — Сью.

— Рекламный агент!

— Угм, — отстраненно сказала она, словно не желая разговаривать. — Когда я была стриптизеркой.

— Когда ты была КЕМ?!

— Когда я выступала со стриптизом в цирке Борш.

Эд Уандер подскочил на месте и выпучил глаза.

— Послушай, — в отчаянии произнес он. — У меня что-то со слухом. Я могу поклясться, что ты сказала, будто выступала в стриптизе в цирке Борш.

— Угм, обними меня снова, Эдвард. Это было до того, как мой отец спас меня и привел в Элизиум.

Эд понял, что лучшее, что он может сделать — это переменить тему разговора. На какую угодно другую. Но он был не способен. Не больше чем он был способен перестать раскачивать языком шатающийся зуб, как бы это ни было больно.

— Ты хочешь сказать, что твой отец позволил тебе выступать в стриптизе, в цирке Борш или где-нибудь еще?

— О, это было до того, как он стал моим отцом.

Эд Уандер закрыл глаза. Он отказывался что-либо понимать.

Нефертити быстро собрала все вместе.

— Я сирота и с детства была вроде как помешана на том, чтобы попасть в шоу-бизнес. Так что я сбежала из приюта и наврала про то, сколько мне лет. Мне было пятнадцать. Ну и в конце концов я получила работу в труппе, которая давала настоящие представления живьем. Меня записали, как Скромницу Нефертити, девочку, которая краснеет с головы до ног. Но дела у нас шли неважно, потому что кто сейчас хочет смотреть живые представления, когда самые хорошие вещи показывают по телевизору? Ну, короче говоря…

— Чем короче, тем лучше, — пробормотал Эд.

— …отец меня спас. — Ее тон был извиняющимся. — Это был первый раз, когда я слышала, как он говорит в гневе. Затем он привез меня сюда и вроде как удочерил.

Эд не спросил, что значит «вроде как удочерил». Он сказал:

— Первый раз, когда ты слышала его говорящим в гневе? Что он сделал?

— Уфф, — поежившись, сказала Нефертити, — он… сжег дотла помещение ночного клуба. Вроде как, уфф, удар молнии и…

Эд с большим трудом вернул свои кружащиеся мысли к данному времени и месту. Он просто обязан был использовать предоставившуюся возможность. Он не мог сидеть и трепаться, когда ему такое рассказывали.

— Послушай, — сказал он твердо, отнимая у нее руку и полуобернувшись, чтобы смотреть на нее серьезно и важно. — Я пришел сюда не только чтобы повидаться с тобой.

— Разве? — в ее лице была обида.

— Ну, не совсем, — торопливо сказал Эд. — Правительство поручило мне очень важную работу, Нефертити. Очень ответственную. Часть моих обязанностей состоит в том, чтобы выяснить… ну, узнать побольше о твоем отце и этом его движении.

— Замечательно! Тогда тебе придется проводить много времени здесь, в Элизиуме.

Эд удержался от энергичного «никоим образом!» и сказал:

— Для начала: я немножко путаюсь в этой новой религии, которую распространяет твой отец.

— Но почему, Эдвард? Она очень проста. Отец говорит, что все великие религии очень просты, по крайней мере, пока их не извратят.

— Ну, например, кто такая эта Всеобщая Мать, о которой вы всегда говорите?

— Как это кто? Ты, Эдвард.

11

Прошло много времени, прежде чем Эд Уандер снова открыл глаза. Он медленно произнес:

— У меня по-прежнему такое впечатление, что каждая вторая фраза в этом разговоре пропущена. Во имя Магомета, двигающего горы, о чем ты говоришь?

— О Всеобщей Матери. Ты — Всеобщая Мать, я — Всеобщая Мать. Эта крошечная птаха, что поет за окном — Всеобщая Мать. Всеобщая Мать — это все, Всеобщая Мать — это жизнь. Так объясняет отец.

— То есть, это что-то вроде Матери-Природы? — переспросил Эд с видимым облегчением.

— В точности как Мать-Природа. Всеобщая Мать трансцендентна. Мы, пилигримы на пути в Элизиум, не настолько примитивны, чтобы верить в, ну, бога. В бога-индивидуума, бога-личность. Если мы должны прибегать к этим терминам, а мы должны, чтобы распространить наше учение, то мы используем Всеобщую Мать как символ жизни в целом. Отец говорит, что женщина была первым символом мужчины в поиске духовных ценностей. Тройственная Богиня, Белая богиня были почти универсальны в ранних цивилизациях. Даже в современности Мария почти обожествлялась христианами. Обрати внимание, что даже атеисты ссылаются на МАТЬ Природу, а не на ОТЦА Природу. Отец говорит, что религии, которые унизили женщину, как это сделало мусульманство, достойны презрения и неизменно реакционны.

— О, — сказал Эд Уандер. Он жестоко поскреб свой подбородок. — Похоже, вы, ребята, не такие психи, как я сначала подумал.

Нефертити Таббер не слышала его слов. Она наморщила лоб, напряженно размышляя.

— Пожалуй, мы сможем занять тот коттедж за лабораторией, — сказала она.

Важность сказанного ею не сразу дошла до Эда.

— Лаборатория? — переспросил он.

— Угм, где доктор Ветцлер работает над своим лекарством.

— Ветцлер! Но это ведь не…

— Угм, Феликс Ветцлер.

— Ты хочешь сказать, что Феликс Ветцлер сидит в этой глуши… то есть, в этой маленькой общине?

— Конечно. Они там заставили его работать над пилюлями, от которых у женщин начинают виться волосы, или что-то в этом роде. Он возмутился, бросил все и приехал сюда.

— Феликс Ветцлер работает здесь! Гром и молния! Самый знаменитый… Над каким лекарством он работает?

— От смерти. Мы можем занять соседний с ним коттедж. Его закончат через день-другой. А…

Эд Уандер вскочил на ноги, как ужаленный. До него наконец дошло, о чем она говорит.

— Послушай, — торопливо сказал он. — Я уже говорил, что получил важное правительственное назначение. Мне нужно повидаться с твоим отцом.

Нефертити казалась огорченной, но тоже встала.

— Когда ты вернешься, Эд?

— Ну, не знаю. Ты знаешь, как это все. Правительство. Я работаю непосредственно под началом самого Дуайта Хопкинса. Долг прежде всего. И прочий этот бред. — Эд начал пятиться к двери.

Она следовала за ним. Около двери она подставила губы для поцелуя.

— Эдвард, знаешь, когда я в тебя влюбилась?

— Э… нет, — торопливо сказал он. — Откуда мне знать?

— Когда я услышала, как они называют тебя Крошка Эд. Тебе не нравится, когда тебя зовут Крошка Эд. Но они все так тебя называют. Им нет дела до того, что ты этого не выносишь, они этого даже не замечают.

Он внимательно посмотрел на нее. Вдруг все переменилось. Он сказал:

— Ты меня так никогда не называла.

— Никогда.

Он наклонился и снова поцеловал ее. Она не настолько нуждалась в практике, как ему показалось раньше. Он поцеловал ее снова, чтобы проверить предположение. Ей вряд ли вообще требовалась тренировка.

— Я вернусь, — сказал Эд.

— Конечно.

Он обнаружил Иезекиля Джошуа Таббера сидящего за столом в углу «Бара Диксона».

Поездку из Элизиума через Шеди и Бирсвил Эд осуществил в состоянии легкого умопомрачения. Однако, если вдуматься, он впадал в такое состояние всякий раз после встреч с Таббером и его приверженцами. Начинаешь знакомство с человеком, считая его религиозным фанатиком, возрождающим Библию, а выясняется, что у него степень академика по политэкономии, полученная в Гарварде. Его дочь казалась сперва простенькой пухленькой барышней в полосатом ситцевом платье, а выяснилось, что она — экс-стриптизерка и всего лишь приемная дочь Таббера. Новая религия вроде бы представляла собой всего лишь еще одну секту чокнутых, а оказалось, что среди последователей Таббера — нобелевский лауреат Марта Кент и выдающийся ученый-биохимик Феликс Ветцлер.