Т.1. Избранная лирика. Груди Тиресия. Гниющий чародей - Гийом Аполлинер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако животные продолжали свои похоронные любовные утехи. Тогда взволновалась и озерная дева, которой чародей передал ненависть к племенам, стадам и вообще к любой толпе.
Озерная деваЖивотные! Столько всяких тварей и ни одной рыбы, ни морской, ни речной. Подлый свист вас созвал и объединил. Теперь я зову! Мой зов полон мужества, он страшит и разгоняет. Животные, разбегайтесь от страха! Коровы, худые и тучные, знаки достоверного утреннего сна, что вы предвещаете — голод или изобилие?{158} Разбегайтесь, животные, и волшебные, и живые!
Голос озерной девы разбудил эхо в лесу, цветущем и солнечном. Животные прекратили спариваться и разбежались, печальные и испуганные. Неколебимый Бегемот исчез, так и не сдвинувшись с места. Левиафан добрался до ближайшей реки и, плывя по течению, достиг Океана, в который и погрузился, не успев опровергнуть слова девы о рыбах. Остальные животные разделились, и их разнообразные крики еще долго смущали радость озерной девы, сидящей на теплой могиле, покрытой дарами.
Гниющий чародейВпервые я сожалею, что мертв и непоследователен. Прерванная игра должна была чем-то закончиться. Ну конечно, животные знают, кто умер первым. Невозможно представить, что в окрестностях существует еще какая-нибудь могила, кроме моей.
Но озерная дева не слышала голос Мерлина, и ей были неинтересны итоги игры. Тем не менее она почувствовала шум ассоциаций. С наступлением сумерек на поляну началось паломничество основателей городов, и первыми из них пришли девять Тельхинов, степенных и обнаженных.
Тельхины{159}Вот место нового города, уже опустевшего, земля изрешечена логовищами и муравейниками, в дуплах деревьев остался запах ладана. Ветви усеяны покинутыми гнездами, полными бесполезных яиц. Животные бежали. Диктатор исчез, несмотря на свою непоколебимость. О Линда, город цветов, который мы воздвигли на Родосе, когда-нибудь и ты станешь подобен этому заброшенному месту. О Линда, счастливый город, плод нашего изгнания. От тебя же, город животных, ничего не останется. Даже имени. Пустой город, прибежище мертвецов!
Тельхины подняли несколько тел, покоящихся на прогалине.
Тем временем озерная дева заснула от усталости на теплом могильном камне, покрытом дарами.
Гниющий чародейВот дивное мгновение, сейчас я узнаю итоги игры. Кто умер первый или последний? Необходимо сказать: первый{160}.
ТельхиныУмершие были крылатыми.
Тельхины благоговейно положили тела там, где их нашли, отправились в сторону моря и стали его первыми завоевателями.
ЧародейУмершие первыми были крылатыми существами. Наконец-то я знаю истину о смерти и о крыльях.
Появился человек высокого роста и надолго остановился на том месте, где прежде стоял Бегемот. Затем он собрал одно к одному крылатые тела, ощупал их и отбросил с печальным видом. Но тут снова пришла ночь, и лес опять стал глухим и мрачным.
Кадм{161}Странный город, где было собрано столько народов! Но после первых смертей он опустел. А мертвые? Все крылаты и без зубов. Счастливый город, который не познал ни ужасов Фиваиды{162}, ни мучительного голода, ни разорительной засухи. Я удачливый зубодер, но пришел впустую. Первые мертвые были крылаты и без зубов.
Кадм отправился на восток и постепенно достиг Венгрии{163} в надежде отыскать там источники, охраняемые драконами.
Появился худой человек с горящими глазами, присел на корточки и пылко прижал к груди крест.
Святой Симеон Столпник{164}Я невольно основал город. Люди собрались вокруг моего столба; так возник город, в котором мало проку. Так слава мученика сделала меня причиной всех грехов моего города-грешника. Животные, вы поступили дурно, разойдясь и разделившись. Бог любит тех, кто собирается вместе и тем прославляется. Он повелел Ною собрать в ковчеге всякой твари по паре. Он благословил стада Лавана{165}. Он созвал псов к телу нечестивой Иезавели{166}. Господи, ты предал смерти крылатые существа, именно тех, кого ты любишь. Твои ангелы крылаты, Господи. Я, проклятый всеми дурными чудесами на свете, сидел, как птица, на своем высоком столбе и, совершая добрые чудеса, одолевал искушения согласно температуре воздуха. Ардабур{167} стрелял в меня стрелами, как в птицу.
ЧародейТы покинул города и землю, которая их поддерживает. Поднявшись над землей, ты обманулся близостью птиц. Однако эти первые умершие хороши только для предсказаний. Их полеты — проклятые провозвестники. Пусть никто не подражает крылатым существам, умершим первыми. Что ты говоришь об ангельских крыльях? У меня вовсе нет крыльев, однако во всем, кроме крещения, я ангел. И ты, Чудотворец, во всем, кроме крещения, тоже ангел!
Святой Симеон СтолпникПомни же подольше о своем крещении. Прощай. Ты отличаешься от меня, как подземный кладбищенский склеп отличается от столба, устремленного в небо.
И он удалился. Черви суетились в теле чародея. Прошла ночь, и на рассвете первые солнечные лучи разбудили озерную деву. Она томно подняла веки и увидела последнее перышко от крыла, которое подобно палому листу еще скользило по воздуху.
В лесу, глухом и древнем, стояла безмолвная ночь.
Медный рыцарь, огромный и великолепный, остановился у подножия обрывистой скалы, которая вздымала над округой высокий замок. Рыцарь направил своего коня, покрытого серой железной кольчугой, в обход скалы, по тропе, ведущей к главным воротам замка. Дозорный на башне высмотрел всадника и протрубил в рог. И когда медный рыцарь, огромный и великолепный, остановился возле рва, в воде которого дрожали лунные блики, он услышал голос, окликнувший его из башни: «Чего вы хотите?» И ответил: «Снять заклятие с этого замка!»
В спящей Оркенизе дворовые псы выли на луну. Ворота города были закрыты. Один из домов занимал часть крепостной стены, окна его выходили на поле и дорогу, идущую вокруг города, а из дома доносился женский голос несказанной красоты, напевавший:
Ах, мастер-ювелир, красив и молод он!{168}Девчонки что ни ночь грустят и слезы прячут,Про гостью позднюю с подружками судачат,Влюбленную в того, по ком так горько плачут.
«Пойдем рука в руке, найдем цветущий склон,Вот золото волос, вот серебро запястий,Огрань мой поцелуй и отчекань мне счастье —Любовь заменит все: крещенье и причастье».
Ах, мастер-ювелир, грустит Эскавалон,Девчонки что ни год не знают утешенья. Померкло золото, утихло искушенье, —Как стали тяжелы все эти украшенья!
У королевы Камалота начались роды. Она лежала на кровати, в своем дворце; чадили неяркие лампы, вокруг постели теснились акушерки, а врачи в темных капюшонах с горностаевой оторочкой толпились в стороне, готовые в любой миг прийти на помощь. Король тем временем воевал чужие земли. Королева в муках родила девочку, а потом другую. Спальня, в которой только что раздавались крики роженицы, наполнился криками новорожденных.
Ворота открылись и пропустили медного рыцаря, огромного и великолепного. Но ничто не тревожило спящий замок. Оставив во дворе своего коня, покрытого серой железной кольчугой, рыцарь поднялся по ступеням. Готовый дать отпор любому, кого встретит, человеку или чудищу, он двигался вперед, пересекая пустые залы, освещенные одной луной.
По дороге, идущей вокруг города Оркенизы, шли три менестреля и, подняв глаза, увидели девушку, которая, напевая, причесывалась у окна. Когда они проходили мимо, что-то упало к их ногам. Тот, что был ниже ростом, наклонился и подобрал гребень, полный оческов.
Новорожденных близнецов положили в приготовленные колыбели. Вошел уродливый карлик в сопровождении астролога. «Не правда ли, как пригожи принцессы? — пробормотал карлик. — Они ростом как раз с меня!» Служанки прыснули, врачи переговаривались вполголоса, затем явился капеллан, чтобы крестить новорожденных близнецов.
Медный рыцарь, огромный и великолепный, вошел в мрачный зал, внезапно осветившийся, и тут же ему навстречу поползла страшная сказочная змея. Рыцарь изготовился к бою, но вдруг почувствовал, как в его сердце рождаются любовь и сострадание, потому что у змеи оказались губы женщины, и эти влажные губы тянулись к его губам. Их уста соединились, и пока длился поцелуй, змея превратилась в принцессу, в настоящую принцессу, к тому же влюбленную, а замок пробудился.
