И снова о любви - Лорейн Заго Розенталь

Балансируя на краю, я рассматривала закрученный хвост, рядом со мной стояла Ли.

— Наверное, мама права. Ты, я и Блейк — мы все можем быть друзьями. Можем вот так же встречаться еще несколько месяцев, пока я не уеду в Калифорнию, — произнесла она, окидывая взглядом бассейн, патио и дом. — Обожаю рисовать, но провести еще одну весну дома в одиночестве, в компании с цветными карандашами — этого я не вынесу.

Как я ее понимала — мне тоже было трудно высидеть еще одну весну взаперти в своей студии.

— Конечно, Ли, — ответила я. — Будем гулять вместе.

Она улыбнулась, присела и потрогала рукой воду.

— Скоро приедут Дэл и Идалис. А пока давай съедим по мороженому.

И мы отправились на прогулку. Впереди неторопливо шла Рейчел, помахивая рукой восторженным соседям-мужчинам, а Блейк, Ли и я — гуськом за ней. На берегу в причудливо оформленном кафе под полосатым навесом пахло жареным арахисом. Рейчел заказала замороженный йогурт, Ли попросила ванильный пломбир в вафельном рожке, а мы с Блейком — по шарику лимонного шербета. Он расплатился, хотя я и прихватила с собой деньги. Мне казалось несправедливым, что он платит каждый раз, когда мы вместе: шел 1986 год, и борьба за равноправие давным-давно закончилась.

— Убери это, милая, — проворковала Рейчел, заталкивая мой кошелек мне в сумку, пока Блейк не заметил. — Южанин никогда не позволит платить женщине — иначе он не джентльмен.

— Но ведь Блейк не южанин, — возразила я.

Она изогнула черную бровь.

— Его воспитали в таком духе, в этом все дело.

Когда мы вернулись, Дэл с Идалис уже прибыли. Идалис плавала в бассейне на надувном матрасе с коктейлем «Пина колада» в руке и разговаривала с Дэлом на смеси испанского и английского, а он сидел за столом в патио со счетной машинкой и кипой счетов.

— Эй, latoso,[8] — крикнула она, — будешь сидеть там весь день?

Он не ответил, и она повторила вопрос.

— Я работаю, черт подери, — буркнул он, не поднимая взгляда.

Надувшись, она произнесла несколько фраз на испанском — их я не разобрала, и кое-что на английском — а вот тут мне было все понятно.

— Тогда полижи меня, — сказала она и высунула язык.

— Уверен, тебе этого хочется, — пробубнил он, не отрываясь от бумаг.

Мне стало смешно. Я знала, о чем они говорят: многие девушки-католички заменяли этим секс, чтобы не подхватить заразу, не залететь и не стать позором для своих набожных матерей. Я их не винила, но такой обход правил мне представлялся мошенничеством, возможно, даже более греховным, чем сам секс.

Дэл был одет не для бассейна, и у меня сложилось впечатление, что поездка в Хэмптонс — вовсе не его идея.

— Ну-ка, ну-ка, — заквохтала Рейчел, — ведите себя прилично!

Ли достала волейбольную сетку из гаража и предложила поиграть всем вместе. Дэл и ухом не повел, Рейчел боялась испортить маникюр, так что играть пришлось Ли и Идалис против нас с Блейком.

— Почему не раздеваешься? — поинтересовалась Ли. — Если ты еще не заметила сто тысяч миллионов моих веснушек, объясняю: я в футболке, потому что мигом сгораю.

— Я тоже, — ответила я, радуясь, что не пришлось выдумывать отговорку.

Мы сидели на краю бассейна, пока Блейк натягивал сетку, а Идалис с силой ударяла в воде по мячу. Она явно относилась к тому типу сверхактивных девушек, от которых на уроке физкультуры я предпочитала держаться подальше.

— У меня идея, — заявила она. — Пусть Ари садится на плечи Блейку, а Ли — ко мне. Так будет интереснее играть.

Ли и Блейк согласились, и я тоже кивнула. Блейк уже снял рубашку, и я увидела серебряный амулет в виде стрелы, такой же, как у Ли. Таинственное темное пятно, которое я заметила за пасхальным обедом, оказалось татуировкой на левой лопатке — круг с крестом в середине, а снизу свисают три пера.

— Запрыгивай, — сказал он немного погодя.

Он присел на корточки на мелководье, и я закинула ноги ему на плечи, радуясь в душе, что не забыла их побрить. Он ухватил меня за щиколотки. Его кожа прикасалась к моей, и я подумала, что сосредоточиться на всей этой волейбольной чепухе мне будет нелегко.

Ли сделала подачу, мяч полетел прямиком мне в голову. Я уклонилась, и Блейк захохотал. Однако Идалис нахмурилась — она, судя по всему, настроилась на серьезную игру.

Пока Блейк доставал мяч, я так и сидела у него на плечах. Это было самое приятное — находиться так близко к нему, прижиматься икрами к его сильным плечам.

Он дал мне мяч, и я бросила его, но мне пришлось проделать это четырежды, пока мяч перелетел за сетку. Идалис негодовала. Они с Ли поменялись местами, отчего я занервничала. Она уже собралась было ударить по мячу, когда Блейк попросил тайм-аут: у бассейна с перекинутым через руку пиджаком и ослабленным галстуком стоял его отец.

— Что ты тут делаешь? — спросила Рейчел. Она лежала в шезлонге.

— Пришел проверить, работает ли бригада уборщиков. Не знал, что здесь такое веселье. — Он ладонью прикрыл глаза от солнца и повернулся к бассейну. — А как же завтрашний экзамен, Блейк? Тебе надо сейчас сидеть, уткнувшись носом в книгу, а не девушек на плечах катать.

— Да ладно, пап, — сказал Дэл. — Пусть повеселится.

— Тебя никто не спрашивает! — бросил мистер Эллис и вновь посмотрел в бассейн, мягко улыбнулся и помахал на прощание рукой.

Сквозь огромные окна было видно, как он вошел в дом, а затем взревела и постепенно затихла вдалеке машина.

— Pendejo! — крикнула Идалис. — Надевай шорты, сыграем девочки против мальчиков.

Я точно не знала, что значит pendejo,[9] но это был явно не комплимент: лицо Дэла стало темнее скорпиона на дне бассейна. Он продолжал нажимать кнопки калькулятора. Затем Блейк в шутку бросил мокрый мяч в патио и угодил на бумаги Дэла. Дэл схватил мяч и швырнул его в Блейка, но попал прямо мне в лицо.

Темно-красные капли упали на грудь Блейку. Следующее, что я помню — патио, меня окружают взволнованные лица. Я настаиваю, что мне не больно, и слышу, как Дэл просит прощения.

— Чертов идиот! — презрительно бросает Блейк.

Ему не следовало нарушать своего правила «не выражаться в присутствии дам». Это была всего лишь случайность, Дэл действительно чувствовал себя виноватым. Блейк повел меня в дом. Обернувшись, я видела, как Рейчел грозила Дэлу пальцем, Ли качала головой, а Идалис что-то кричала по-испански. Звуки ее голоса стихли, когда Блейк закрыл дверь ванной, абсолютной белой, с гранитной стойкой и полотенцами с вышитой буквой «Э». Одно из них Блейк испортил, прижав к моей разбитой губе.

Он окружил меня заботой: держал полотенце у рта, пока кровотечение не остановилось, смочил йодом ватный шарик и обработал рану (которая оказалась небольшим порезом), перерыл весь дом в поисках бактерицидного лейкопластыря. Наконец нашел какой-то детский, со Снупи. И все-таки это был самый приятный момент в моей жизни.