Обещание любви - Карен Рэнни

Алисдер положил руку ей на левую грудь и почувствовал, как сосок уткнулся в его ладонь. Алисдеру безумно захотелось припасть к нему губами, но он только улыбнулся и склонился над Джудит. Провел кончиком языка по контуру ее губ, едва укусил нижнюю губу, словно призывая поддаться ему. Глаза Джудит были широко открыты, в них сквозило нескрываемое изумление, но Алисдер не стал настаивать на более серьезном поцелуе. Даже когда его язык раздвинул ей губы, он устоял против призывного тепла ее рта и продолжал ласкать ее легко и нежно, лишь намекая на настоящее наслаждение.

Только когда веки Джудит опустились, он позволил себе на миг ощутить жар и влагу ее рта и языка. Джудит широко открыла глаза и недоуменно посмотрела на Алисдера, облизывая языком губы.

Алисдер с трудом подавил стон желания и, оторвавшись от Джудит, встал.

Она молча смотрела, как он оделся и вышел из комнаты. Джудит немного злило то, что все время он не переставал улыбаться и что-то насвистывать. Разумеется, только по этой причине ладони у нее вдруг стали влажными, а сердце забилось часто-часто.

Глава 17

Благодарение Богу, свет в комнате совсем тусклый, только на каминной полке слабо горит лампа. В самом камине остались тлеющие угольки, которые светятся алыми пятнами среди черной с серым золы. Джудит замерзла, но это уже не имеет значения. Холод не только охватил ее тело, но и проник глубоко в душу, ледяным страхом сковал рассудок.

Она часто заморгала, зная, что Беннет будет недоволен, если она закроет глаза и не станет наблюдать за его действиями, а значит, причинит ей дополнительную боль. Он либо зажмет ей сосок между пальцами и начнет выкручивать его до тех пор, пока боль не станет невыносимой, либо вставит пальцы в сухое влагалище и примется издеваться, что она не испытывает никакого желания. Будто она могла желать его. Будто вообще могла чувствовать что-нибудь, кроме животного страха.

Если повезет, боль в первое мгновение будет такой сильной, что она сразу потеряет сознание и не примет участия в его играх, но такой поворот всегда вызывал разочарование Беннета. Если повезет, он сегодня будет один, и тогда издевательства продлятся несколько минут вместо нескольких часов. Повезет? Какое отношение это имеет к везению? И что толку молиться? Если бы Бог услышал ее молитвы, она бы не проснулась утром среди собственной блевотины, с безнадежностью встречая новый день.

Беннет подошел ближе к краю кровати, Джудит опять заморгала, всей душой желая, чтобы в глазах у нее не было страха, потому что Беннет только и жаждет увидеть его. Что-то звякнуло у него в руке, какая-то очередная игрушка, и Джудит невольно сжалась. Он довольно рассмеялся и ритмично постучал хлыстом для верховой езды себя по руке. Что бы такое придумать сегодня? Воткнуть длинную широкую рукоять ей во влагалище до самой матки и с наслаждением наблюдать, как у нее между ног хлещет кровь? Или представить, что она норовистая кобыла, и войти в нее сзади, между ягодиц? Она начнет извиваться и кричать от боли, но это только еще больше распалит его извращенную похоть и воображение. Не меньше возбуждали его и отметины, которые он оставлял на ее теле.

Джудит едва слышно застонала, и не только от отчаяния. Еще немного, и ее стоны сменятся криками, она перестанет соображать от боли.

Она опять плачет.

Интересно, она делает это намеренно, чтобы разозлить его?

Ему необходимо выспаться, он очень устает, а вместо этого должен часами лежать без сна, уставившись в потолок, и молиться, чтобы плач прекратился. Звуки свободно проникали сквозь толстые стены его комнаты. Алисдер приподнялся на локте и вдруг подумал, что, если бы у шотландцев было принято оплакивание умерших, то оно звучало бы именно так – тихий женский плач, полный горя и скорби.

Он не мог выносить его дольше. Каждую ночь одно и то же: многие часы полурыдания, полуплача, а потом жуткие крики, которые внезапно обрываются, будто Джудит просыпается от ужаса.

Сегодня ночью все будет не так.

Луна тонкой серебристой дорожкой отражалась в тихо набегающих на берег бухты волнах. Именно в этом слабом таинственном свете Алисдер и увидел Джудит.

Она лежала с поднятыми над головой руками. Они будто были связаны в запястьях. Заметив его приближение, она часто-часто заморгала и опять громко закричала. От напряжения на шее у нее четко обрисовались мышцы. Будто от невидимого прикосновения Джудит изогнулась и задергалась, словно стараясь увернуться от чего-то. У Алисдера на затылке зашевелились волосы.

– Ну-ну, Джудит, успокойся, – пробормотал он, уверенный, что ее напугало его внезапное появление.

Очевидно, он показался ей призраком из прошлого – обнаженный мужчина с сильными руками и широкими плечами, один вид которого способен напугать кого угодно. Когда Алисдер попытался опустить ее руки, она застонала. Ее широко раскрытые невидящие глаза впились в него так, словно он был самим дьяволом.

Только одно слово вырывалось сквозь стиснутые зубы. Звук его пронзил Алисдеру сердце. Он сел на край кровати, обхватил Джудит руками, притянул к себе и усадил на колени, забыв, что на нем ничего нет. Именно его нагота и наводила ужас на Джудит.

– Пожалуйста, – не переставая твердила она, словно это было волшебное заклинание. – Пожалуйста… – Теперь ее руки оказались зажатыми между их телами. Джудит напряглась как тетива лука, безумный взгляд упирался ему в грудь, покрытую густыми темными волосками. – Пожалуйста… – повторила она, когда он положил левую руку ей под голову и ощутил шелковистость распущенных волос.

Алисдер осторожно прижал ее голову к своей груди, ее пылающая щека плотно прижалась к его прохладной груди. Другой рукой Алисдер обнял жену, будто защищая от невидимого врага. Он ощутил шероховатость домашнего полотна, из которого была сшита ее ночная рубашка, а под ней – мягкое женское тело.

Джудит поежилась. Алисдер улыбнулся одними губами. Джудит нечего бояться. Еще никогда он не хотел женщину меньше, чем сейчас.

Он укачивал ее на своих коленях, как укачивал бы напуганного ребенка. Она невнятно бормотала «пожалуйста», а Алисдер тихо шептал «ш-ш-ш». Он не находил слов утешения и только не переставая гладил и прижимал ее к себе. Похоже, это помогало.

Алисдер не знал, сколько прошло времени, пока Джудит успокоилась и расслабилась. Постепенно она обмякла, умолкла, и только редкие всхлипывания нарушали тишину ночи.

Не произнеся ни слова, Алисдер поднял жену, перенес к себе в комнату и осторожно опустился с ней на край кровати. Джудит обвила руками его шею и уткнулась ему в грудь, как сонный ребенок. Слезы ручьем текли из ее глаз.