Военно-медицинская акаМЕДия - Михаил Орловский

В конце занятия последний поднял Валю и спросил, как его зовут, а узнав, представился сам. Далее шёл приблизительно следующий диалог:

— А друзья, наверное, зовут вас Батя? — спросил преподаватель.

— Ну. да, — неохотно отозвался Валя.

— Валентин Александрович, а вы знаете, что курсант Трошеф вас по-чёрному подставил? — вновь задал вопрос оппонент.

— Как??? — чуть не крикнул Батя, бросив изумлённый взгляд на сидевшего поблизости Тролля.

— Ну вот вы лично знакомы с техникой быстрого чтения? — то оказался, скорее всего, риторический вопрос.

— Ну, я… — промямлил Валя, который и просто-то читал с затруднениями.

— Я про историю болезни вашу говорю, — уточнил педагог. — Так читаем: бла-бла-бла, анамнез, диагноз, рак ободочной кишки. Так-так. Ага, лечение, так, операция. Ага, вот эпикриз! — обрадовался препод и заключил: — Именно здесь у больной появились настоящие жалобы!

До космонавта Бати начало доходить, к чему всё клонится, и он почувствовал приближение того, что называют концом.

— …больная предъявляла жалобы на потерю аппетита, веса, частые запоры, чередующиеся с поносами. В общем, у неё из… гм!.. извините…опы с интервалом один литр в час вырывалась… гм… смесь…овнища с кровищей! Идиот ты, Батя! — Сам лох!..

Аудиторию захватил смех. Дико хохотал и препод. Оказывается, сонный Тролль, когда нажимал кнопку «Стереть», не выделил ненужную часть текста и удалил только последнюю точку.

Лекция 37 О ПОНЯТЛИВОСТИ

— Ну, и вывод? Готовы? Не готовы?

— Так точно!

— Что так точно?

Преподаватель абдоминальной хирургии поставил, разумеется, Валентину «зачтено», но историю болезни оставил-таки у себя и впредь демонстрировал её вновь пришедшим ученикам, когда речь заходила о настоящих жалобах. Ведь часто курсанты для того, чтобы история болезни красиво смотрелась, пишут жалобы классически, как по учебнику. Тактика же академической школы из года в год сводилась к неизменному принципу: правильно подходить к пациенту, и жалобы записывать именно так, как их излагает больной. И даже если пациент несёт полную несуразицу, ты обязан её записать, а дальше изображай профессионализм — интерпретируй жалобы на медицинский манер. Главное — понимание процесса. Без процесса никак. Если не так поймёшь человека, то можно и диагнозов нелепых понаставить, и вообще залезть в глубокие дебри. Как, например, один наш товарищ, о котором и гласит настоящая лекция.

Данная история произошла, когда наш начальник, пережив майора Передерульку, уже, казалось, ничего и никого не боялся. Однако и в нынешнем статусе ему нельзя было до конца расслабляться. Возвращённый ему под опеку родной курс мог в любую минуту выкинуть какую-нибудь фишку. И не одну.

Только-только началась учёба, ещё не успели отойти от отпуска, пляжей и знойных подружек, а тут нате вам: проверка из Москвы во главе с каким-то сухопутным полковником. Большая проверка. Та, что случается раз в десять лет.

Новость застала начальника курса, когда он вместе с курсовым офицером наслаждался «запретным плодом» — эксклюзивным видеофильмом, где голые дяди и тёти занимаются сокровенными вещами. Фильм оказался вещдоком, поскольку часом раньше был конфискован у одного из курсантов. И вот там (в фильме), в одном из пикантных мест, главный герой говорит на ломаном немецком (для офицеров на ломаном) что-то своей подруге, а переводчик озвучивает: «Ну-ка, моя дорогая, давай я тебе пусю проштудирую!» Оценив по достоинству данную фразу, офицеры тяпнули ровно по 50 граммов сухого вина (всё, как положено на лодке), но тут в дверь кабинета постучали: «Товарищ капитан, вас к телефону из штаба!» Выслушав оперативную информацию о предстоящей проверке, капитан Газонов вышел к дневальным в коридор.

— Значит, так, — начал он. — Завтра, в понедельник, прибывает неожиданная проверка из Столицы. Чтобы все коечки стояли застелены, баночки ровно, кругом — убрано, чистенько… В общем, всё как обычно, только лучше.

Служба внимает указаниям и кроет трёхэтажным все военные проверки вместе взятые. Троекратная помывка палубы, гальюна и умывальников обеспечена.

— Да, — вспоминает начальник, уходя уже домой. — И чтобы все пуси были проштудированы!

Дежурный, ничего не поняв, молодцевато козырнув: «Есть!», пошёл радовать дневальных предстоящим визитом и подготовкой к нему.

Наутро всё находилось в состоянии «стерильно» и «суперстерильно». Палуба сияла и отражала лампочки. Умывальник порозовел, и складывалось ощущение, что здесь недавно закончили ремонт. И даже из гальюна пахло фиалками и ландышами. Вся служба выглядела отутюженной и накрахмаленной. Зеркало рядом с тумбочкой дневального отражало даже бактерии.

Ожидая полковника со свитой, дежурный по курсу чистил зубы и зубрил свой доклад. «Товарищ полковник, товарищ полковник… Не случилось… Дежурный… так-так». С лестницы послышались командные голоса — прямиком шла проверка с начальником курса и курсовым офицером. Открылась дверь, и в расположение курса вошёл полковник со всей своей не маленькой сухопутной свитой. Дежурный сделал строевой шаг и выстрелил:

— Товарищ полковник! За время моего дежурства происшествий не случилось. Личный состав находится на занятиях. Доложил дежурный по курсу курсант Сладовский!

— Вольно, — полковник оказался доволен по-военному выпаленным ответом. — А порядок наведён?

— Так точно, — радостно отчеканил дежурный, который и в самом страшном сне не мог себе представить, что с ним стрясётся, если в расположении обнаружится хоть малейший беспорядок. Не сходя с военной линейки, он продолжал: — Коечки заправлены, баночки выровнены, палуба вымыта и… — Вот тут-то дежурный и запнулся.

— Ну?.. — На лице полковника появилась заинтересованность: сухарь, во флоте не смыслит ни черта. Вот и проснулось любопытство.

— …и все пуси проштудированы! — вдохновенно кончил дежурный.

Первым по стенке съехал бледный курсовой офицер, а за ним следом серьёзно заболел и начальник. Из всех присутствующих кино видели лишь одни они, следовательно, смысл фразы раскрылся только им.

— Сладовский, что у вас??! — Полковник ошарашенно смотрел на дежурного, до которого всё-таки стал доходить перевод реплики, нечаянно брошенной начкуром, отчего прибравшийся покраснел на глазах. Следом горе-дежурный осел в плечах и пустил тонкую струйку пота, впрочем, оставшуюся незаметной ввиду прохождения её по спине.

И вот, когда уже казалось, что всё потеряно, и Масква сейчас будет потрясена, виновник происшествия всё же сориентировался, что полковник ну совсем ничего не смыслит во флоте и завершил своё экстремальное выступление:

— Пуси… — то есть в тумбочках порядок наведен, товарищ полковник!..

— А-а-а, — протянул понятливо полковник. — Ну и терминология у вас. Как же вы, бедные, учитесь. Сам же чёрт ногу сломит. Мало того, что латынь, так тут ещё и флотский жаргон!

— Учимся, товарищ полковник, — уже облегчённо скромничал дежурный. — Как завещал великий Суворов: тяжело в учении, легко в бою!

— Вот молодец! — похвалил проверяющий. — Ну-с, пойдёмте дальше. А то у меня уже у самого от ваших терминов голова разболелась. Надо же, пуси проштудированы.

Вся свита, точно тяжёлый атомный ледокол, двинулась дальше, дружно топая ногами. Капитан Газонов проводил последующий экскурс по Пентагону. Последним шёл курсовой, который на прощание помахал Сладовскому своим уставшим офицерским кулаком.

— Я вам устрою пуси, — пообещал он шёпотом.

Лекция 38 О ВРЕДЕ ЛЕНИ

Я ни одного придурковатого решения просто так никогда не принимаю.

Дежурному повезло не только в том, что проверяющий полковник не знал псевдофлотской терминологии, но также и в том, что данный товарищ не сопровождался начальником факультета, как подобное обычно бывает. Последний же находился в это время в отпуске, по прибытии из которого сразу же решил навести порядок на вверенном ему факультете.

Стоит сказать, что начфаком в то время стоял полковник (это раньше начфаковская должность была генеральской). Характера он оказался злобного и имел в запасе приличную дозу дурки. Походил он больше на военного, нежели на медика, и говорил с хорошо выраженным деревенским акцентом. Ударение, знаете ли, ставил на последний слог. И однозначно выделял букву «о». Однако не это оказалось самым печальным моментом в его службе. В его поведении страшным являлся тот факт, что начфак слыл наичистейшим самодуром, хоть и заведовал нами всего два года.

Первый четверг октября выдался для двенадцатого взвода немного мрачноватым. Несмотря на светящее осеннее солнце, души курсантов затянуло тучами, как в самую дождливую погоду. Причина такого ненастья крылась в предстоящей овощебазе, на которую как раз и отправили работать доблестных ребят доблестного взвода.