Дитя льдов - Элизабет Макгрегор

Ричард Сайбли вручил Джону комплект аппаратуры, и они вдвоем осторожно двинулись вперед. Достигнув первой возвышенности из галечника, Сайбли с Джоном остановились, а Майк стал спускаться вниз по склону. Пока медведицы видно не было.

— У меня такое чувство, будто я знаю ее, — тихо произнес Джон.

— Мы уже несколько лет следим за этой медведицей, — сказал Сайбли. — Очень интересный зверь.

Джон медленно кивнул.

У Сайбли от нервного напряжения вспотела шея. Он всегда приходил в возбуждение, когда подбирался так близко к медведям. Он и по сей день испытывал перед ними благоговейный трепет, страх перед их мощью и силой.

— Джон, — предупредил Сайбли, — если она жива, как только шевельнется, тут же беги к вертолету, ясно?

— Ладно, — пообещал Джон.

Майк уже махал им от подножия склона. Они осторожно спустились метров на двадцать вниз.

— Мертвая? — спросил Сайбли у Майка.

— Да, мертвая, — отозвался проводник. — Не шевелится.

Они спустились еще на несколько метров и наконец увидели медведицу. Она лежала, свернувшись калачиком, грудь в крови, задние лапы поджаты. Сайбли начал устанавливать штатив, а когда поднял голову, с удивлением увидел, что Джон продолжает двигаться вперед.

— Эй, сынок! — окликнул он его.

Джон не замедлил шага.

— Что за черт? — пробормотал Сайбли. Он включил видеокамеру.

— Держись против ветра, — крикнул Майк, имея в виду, чтобы Джон не приближался к медведице с подветренной стороны. На всякий случай.

Глядя в окуляр, Сайбли едва успел понять, что произошло в следующую секунду. Что-то внезапно мелькнуло в зоне его видимости, от неожиданности он чуть не уронил камеру. Майк Хитколок стремительно вскинул ружье.

Джон даже не вскрикнул. И не побежал. Он словно окаменел, глядя на бросившуюся к нему медведицу.

От оглушительного выстрела зазвенело в ушах. Медведица пошатнулась и рухнула замертво буквально в пяти шагах от Джона.

Сайбли с Майком, запыхавшись, подбежали к нему.

— Идиот! — заорал Сайбли. — Придурок! Жить надоело? Я же сказал не подходить. Говорил тебе…

Но Джон словно не слышал его. Он смотрел мимо Сайбли и проводника, смотрел мимо бездыханной туши медведицы. Его взгляд был устремлен в яму, где она до этого лежала.

— У нее детеныш, — прошептал Джон. — Вон, посмотрите. Она защищала своего детеныша.

12

На следующий день Джина, ее муж Майк Шоркрофт и Кэтрин на такси приехали в больницу на Грейт-Ормонд-стрит. Джо ждала их под навесом у входа.

— Не надо меня провожать, — уговаривала Кэтрин Джо. — Я и сама прекрасно доберусь до Хитроу.

— Нет, я провожу, — решительно заявила Джо. — Будь у меня возможность, я поехала бы с тобой на Кинг-Вильям. Не то что в аэропорт.

— Знаем, — тихо сказала Джина.

— К пяти я вернусь, — пообещала Джо.

— Мы не торопимся, — ответила Джина. — Езжай.

Джо поцеловала Джину и обняла Майка. Вдвоем с Кэтрин они сели в машину. Когда такси отъехало от тротуара, Джо повернулась к Кэтрин и спросила:

— В котором часу рейс?

— В три тридцать. Времени уйма.

— Потом из Калгари…

— В Эдмонтон. Оттуда в Йеллоунайф. А на следующий день в Йоа-Хейвен. Буду там в половине второго дня, — сказала Кэтрин. — Я позвоню.

— А твой отец приедет еще через день?

— Да, через сутки после меня.

Джо вдруг стиснула руку Кэтрин.

— До сих пор не могу поверить, что это произойдет, — проговорила она.

Кэтрин обняла ее за плечи.

— Мы найдем его.

— Обещай, что не отправишься за Джоном без отца и Майка Хитколока.

— Обещаю, — улыбнулась Кэтрин.

Накануне вечером Джине позвонил Ричард Сайбли. Он подтвердил, что Джон прилетел с ним в Йоа-Хейвен. Да, они нашли медведицу. Да, она бросилась на Джона, но он не пострадал. Да, потом они вместе вернулись в Йоа-Хейвен. Но где Джон сейчас, он не знает.

— Прошу прощения? — переспросила Джина, решив, что она ослышалась.

— Мы вернулись. Джон отправился в свою комнату, — прорывался сквозь помехи на линии голос Сайбли. — Когда я зашел к нему, на кровати лежало письмо с вашим телефоном, а его самого уже не было.

— Не было? — повторила Джина. — И куда же он делся?

— Отправился куда-то на каяке, но…

Джина совсем растерялась.

— Про Сэма мне сказал один из местных сотрудников Си-би-си. Я вам очень сочувствую.

— Так вы ничего не знали?

— В вашем электронном письме про это не говорилось.

— Про Сэма говорили по телевидению! — воскликнула Джина.

— Я давно не смотрел телевизора, — объяснил Сайбли.

— Невероятно.

— Не могу сказать, что на него нашло, — продолжал Сайбли. — Столкновение с медведицей, конечно, не шутка, но… В общем, если честно, миссис Шоркрофт, я не заметил, чтобы его это потрясло. Он совсем не расстроился. То есть Джон… такое впечатление, будто его что-то гложет, — наконец сформулировал Сайбли. — Вы, наверно, понимаете, что я имею в виду. Будто у него тяжесть на сердце…

— Да, знаю, — ответила Джина. — Это долгая история, мистер Сайбли. И грустная.

В аэропорту Джо с Кэтрин ждал неприятный сюрприз.

Едва они выбрались из такси, к ним подбежала журналистка, за ней по пятам следовал фоторепортер.

— «Меридиан ньюз», — представилась журналистка. — У вас есть новости о Джоне Маршалле?

— Нет, — ответила Джо, щурясь от вспышки.

— Как самочувствие Сэма, мисс Харпер?

— В норме. Состояние стабильное.

— Вы обе летите в Канаду?

— Нет. Летит только мисс Таккирук.

Джо жестом привлекла внимание журналистки.

— Я хочу сделать заявление. Джон Маршалл не знает, что мы его ищем. Если мы найдем его и он примет решение вернуться, это будет замечательно. Но если мы не сумеем отыскать его вовремя или… или обстоятельства сложатся как-то иначе, вины его в этом не будет.

Голодная бухта. Полдень. Джон Маршалл стоял на единственном в округе возвышении. За его спиной расстилалась бесцветная пустошь, там и тут залитая водой — в результате таяния льдов среди камней образовались сотни озер.

Джон посмотрел на восток. До самого горизонта, насколько хватало взгляда, простиралась голая равнина. Нигде не было видно ни животных, ни растительности. За три дня Джон прошагал около шестидесяти километров, и теперь ноги у него горели. Он поставил палатку, но сейчас, глядя на нее со стороны, видел, что сделал это небрежно — полог трепыхался.

Джон сел. Камень под ним заскрежетал, словно раздавленный фарфор. Последние силы оставили его, и он свернулся калачиком, не обращая внимания на комаров, зависших над ним темной тучей. Лицо его вспухло от укусов. Но это не имело значения. Он перестал воспринимать боль и больше уже не обращал внимания на жажду.